Дуглас Адамс - Автостопом по Галактике (сборник) Страница 8

Сети закусочных «Макдоналдс» больше нет. Гамбургеров нет, ни единого!

Артур лишился сознания.

А придя в себя, резко вскочил:

— Форд! Ты ведь работал над исправлением и дополнением «Путеводителя», так?

— Ну, мне удалось несколько расширить статью о Земле.

— Дай взглянуть, что там сказано. Я должен увидеть!

— Пожалуйста.

Артур схватил книгу и попытался унять дрожь в руках. Нажал на кнопку — экран мигнул и выдал страницу текста. Дент выпучил глаза.

— Земли нет! — завопил он.

Форд заглянул через его плечо.

— Да вот же, смотри, в самом низу, сразу после статьи: «Зевсова Утеха, трехгрудая Этуаль с Эротикона-6».

Артур проследил за указующим пальцем. Сперва до него не дошло, а затем в голове словно разорвалась бомба:

— Что?! «Безвредна»? Это все, что сказано о Земле?! Одно слово!

Форд пожал плечами:

— В Галактике сто миллиардов звезд, а емкость микропроцессоров книжки ограничена. К тому же о Земле в общем-то никто и не слышал.

— Но теперь, надеюсь, ты о ней расскажешь?

— Я написал и передал издателю новую статью. Ее, конечно, подредактируют, но суть сохранится.

— Что же там будет сказано?

— «В основном безвредна», — произнес Форд и смущенно кашлянул.

— «В основном безвредна»?! — вскричал Артур.

— Что за шум? — прошипел Форд.

— Это я кричал! — закричал Артур.

— Нет. Тихо! По-моему, мы влипли.

— По-твоему?!

За дверью раздались чеканные шаги.

— Дентрассийцы? — испуганно прошептал Артур.

— Нет, сапоги кованые, — заметил Форд.

В дверь грозно постучали.

— Кто же это?

— Если нам повезло, это вогоны пришли выбросить нас за борт.

— А если не повезло?

— Если не повезло, — мрачно проговорил Форд, — капитан прочитает нам свои стихи.

Глава 7

Поэзия вогонов занимает третье место во Вселенной по отвратительности.

На втором месте — стихи азготов с планеты Крия. Во время презентации нового шедевра поэтиссимуса Хряка Изящнейшего «Ода комочку зеленой слизи, найденному летним утром у меня под мышкой» четверо внимавших скончались от внутреннего кровоизлияния, а председатель комиссии по присуждению Ноббилингской премии чудом спасся, откусив себе ногу. Хряк, как сообщают, остался разочарован итогом презентации и собрался было читать все двенадцать книг своей саги «Бульканье в ванной», но тут его собственные внутренности в отчаянной попытке спасти цивилизацию устроили ему кровоизлияние в мозг.

Самые отвратительные стихи, а также их создательница Паула Нэнси Миллстоун Дженнингс из Гринбриджа (графство Эссекс, Англия) были уничтожены вместе с планетой Земля.

Простатник Джельц улыбнулся, причем медленно-медленно — не ради эффекта, кстати сказать, а просто потому что забыл, в какой последовательности сокращать мышцы. Только что капитан с колоссальным удовольствием грозил пленникам всеми возможными карами и теперь ощущал приятную расслабленность и даже готовность к некоторой грубости.

Пленники сидели на СОПах — Стульях Оценки Поэзии. Привязанные. Вогоны не питали никаких иллюзий относительно чувств, вызываемых их опусами. В далеком прошлом к литературе их толкало стремление доказать свою культурность, сейчас же — исключительно садизм.

Холодный пот выступил на челе Форда Префекта и потек по прикрепленным к вискам электродам. Электроды вели к целой батарее электронных устройств — к усилителям образности, модуляторам ритмики, фильтрам аллитерации и прочей аппаратуре для обострения восприятия стихов, дабы не терялся ни единый нюанс мысли автора.

Артур Дент сидел и трясся. Он понятия не имел, что его ждет, но твердо знал: во-первых, все дотоле случившееся ему не нравится, а во-вторых, дела вряд ли пойдут на лад.

— О, захверти хрубком… — начал декламировать вогон.

По телу Форда прошли судороги — это было даже хуже, чем он ожидал.

— …на хлярой холке, охреневаю мразно от маслов с наколкой.

— Ааааа! — вскричал Форд Префект, запрокинув голову. Сквозь застилавший глаза туман он смутно видел извивающегося на стуле Артура.

— Фриклявым шоктом я к тебе припуповею, — продолжал безжалостный вогон, — и уфибрахать ты, курерва, не посмеешь.

Его голос поднялся до невообразимых высот скрипучести.

— А то, блакуда, догоню и так отчермутожу, что до круземных фрагоперов не захбудешь — чтоб мне не быть вогоном, паска!

— Ннннииаааяяяяя! — завизжал Форд Префект и обмяк на ремнях, когда электронное очарование последней строки поразило его в самое сердце.

— Теперь, земляне, — заявил вогон (он не знал, что Форд Префект на самом деле родом с маленькой планеты близ Бетельгейзе, да и знал бы — не обратил внимания), — я предоставляю вам выбор! Либо умрите в вакууме космоса, либо… — он выдержал мелодраматическую паузу, — либо скажите: как вам мои стихи?

Форд судорожно вздохнул, провел пересохшим языком по шершавому небу и простонал.

— Вообще-то мне понравилось, — бодро сказал Артур.

У Форда от удивления отвисла челюсть. До такого подхода к делу он еще не додумался.

Вогон приподнял брови (они надежно прикрывали нос и потому вызывали у зрителя скорее приятные чувства) и с долей растерянности проговорил:

— Вот как?..

— Да-да, — заверил Артур. — Меня просто потрясла их метафизическая образность.

Форд не сводил с него глаз, пытаясь привести в порядок мысли и настроить их на этот совершенно новый, неожиданный лад.

— Ну же, дальше! — нетерпеливо сказал вогон.

— И… э-э… оригинальная ритмика, — продолжал Артур, — которая контрапунктирует… э-э…

Он запнулся, и тут ожил Форд:

— …контрапунктирует сюрреализм основополагающей метафоры…

Он тоже запнулся, но Артур уже подхватил эстафету:

— …человечности…

— Вогонечности, — прошипел Форд.

— Да, вогонечности чуткой души поэта, — тут Артур, так сказать, оседлал своего конька, — которая посредством самой структуры стиха сублимирует одно, освобождается от другого и находит общий язык с фундаментальной дихотомией третьего. Приходит глубокое и ясное понимание того… э-э… того…

Форд нанес завершающий удар.

— Того, о чем шла речь в произведении! — воскликнул он и добавил сквозь зубы:

— Молодец, Артур, ловко сработано.

Переполненная горечью душа вогона была тронута. Но потом он подумал: «Нет, слишком поздно!» И сказал:

— Итак, вы считаете, что я пишу стихи, потому что под маской черствости скрывается ранимость и желание быть любимым? Да?

Форд издал нервный смешок:

— Все мы в глубине души…

Во гон встал:

— Вы жестоко заблуждаетесь. Я пишу стихи, чтобы дать волю своей черствости. Эй, охранник! Отведи пленников к шлюзу номер три и вышвырни их в космос!

Здоровенный молодой вогон выступил вперед и толстыми ручищами вырвал их из стульев.

— Нас нельзя в космос, — взмолился Форд. — Мы пишем книгу!

— Сопротивление бесполезно! — рявкнул охранник. Это была первая фраза, которой он научился в армии.

— Я не хочу умирать! — закричал Артур. — У меня еще головная боль не прошла!

Охранник крепко схватил их за шеи и вытолкал в коридор. Хлопнула стальная дверь. Капитан задумался и тихонько замычал, перелистывая книжечку своих стихов.

— Контрапунктирует сюрреализм основополагающей метафоры… — произнес он и, мрачно улыбнувшись, закрыл книжечку.

Охранник волок пленников по длинному стальному коридору.

— Это замечательно, — хрипел Артур. — Просто великолепно… Отпусти, скотина!

— Не волнуйся, — сказал Форд. И тоскливо добавил:

— Я что-нибудь придумаю.

— Сопротивление бесполезно! — взревел охранник.

— Не надо так говорить, — попросил Форд. — Как можно сохранять присутствие духа, когда слышишь такие слова?

— Вот! — запричитал Артур. — А у тебя-то родную планету не уничтожили… Я проснулся утром, думаю: денек пригожий, почитаю, собаку расчешу… Сейчас только четыре пополудни, а меня уже вышвыривают из чужого корабля в шести световых годах от дымящихся останков Земли!

Он поперхнулся и закашлялся, когда вогон еще сильнее сдавил его шею.

— Артур, заткнись, не устраивай истерик!

Форд отчаянно пытался сосредоточиться, но крики охранника: «Сопротивление бесполезно!» — ему мешали.

— И ты заткнись! — рявкнул Форд.

— Сопротивление бесполезно!

— А, брось… — Форд изловчился и заглянул охраннику в глаза.

Неожиданно его осенило. — Неужели тебе это нравится?

Вогон встал как вкопанный, и на его лице медленно возникло выражение чудовищной глупости.

— Нравится? — тупо повторил он. — Что ты имеешь в виду?

— У тебя жизнь насыщенная? Интересная? Маршировать, кричать, выкидывать людей в космос — все это дает тебе глубокое удовлетворение?