Андрей Белянин - Летучий корабль Страница 8

– Вы Ксения? Примите мои соболезнования… – Она промолчала, сев на топчан и уставясь недоуменно-тупым взглядом на тело отца. Я тактично прокашлялся и попробовал еще раз: – Девушка, я из милиции, младший лейтенант Ивашов. Скажите, пожалуйста, от чего умер ваш батюшка?

Опять молчание, видимо, мои вопросы до нее не доходили. В принципе, я мог бы и отвалить, действительно сейчас не лучшее время, но…

– Может быть, я могу чем-то помочь?

– Гроб привезли… – тихо протянула девушка, не меняя ни позы, ни направления взгляда.

Я не стал дожидаться, пока она обратит на меня внимание, и вышел вон. Прошелся к думскому приказу, изловил дьячка помоложе и отправил бегом в отделение. Пока тело не похоронили, мне требовалась помощь квалифицированного эксперта…

Ягу привез Митька. Выложив по-быстрому свои сомнения, я направил бабулю к безутешной гражданке Сухаревой с двойной целью: а) успокоить несчастную до степени вразумительных ответов дяде милиционеру, б) обследовать тело усопшего на предмет применения магии. Мы же с Дмитрием в ожидании протирали штаны на лавочке у забора. Сердобольные старушки попытались было оставить свой пост у входа в дворницкую и сунуться внутрь, но Яга их так отшила, что обе вылетели, крестясь и отплевываясь через левое плечо. Свежеструганый гроб так и стоял у дверей, небо хмурилось, все наводило на грустные мысли о бренности бытия. Наш младший сотрудник аккуратно лузгал семечки, складируя шелуху себе в карман, а я сознательно обрывал любые попытки проанализировать в уме сложившуюся ситуацию. Слишком мало фактов… Домысливать их самому – чревато, наверняка заведет не в ту степь. Из царского терема шумно вышли обычно чинные бояре, покрикивая на своих холопов, все рассаживались в телеги и брички, отправляясь по домам. Как они намерены вести следствие? Конкуренты, мать их…

Баба Яга появилась где-то через полчасика. Вышла усталая и замученная. Всю дорогу домой, до отделения, молчала, что-то прикидывая на пальцах. В таких случаях я ее не торопил. Бабуля наша свое дело знает, ей сначала нужно самой себе в голове стройную систему уложить, а уж потом она поделится информацией.

– Батюшка сыскной воевода, а мне-то че делать теперь? – спросил Дмитрий.

– Ну… даже не знаю, как сказать поделикатнее, – призадумался я, задержавшись в сенях. – Шел бы ты, Митя… к девкам!

– Куда?! – едва не взвыл он. В глазах счастливого парня вспыхнули огоньки нереализованных гормонов.

– Понимаешь, надо пройтись по дворовым девкам царя Гороха и осторожненько выяснить, не общался ли кто из них с представителями зарубежных держав.

– У-у… – тут же скис Митька, – ежели повыспрашивать только… а государь-то не осерчает?

– Если по службе, конечно, нет. А если ты руки распускать начнешь – сам знаешь, у него расправа короткая.

– Понял, воевода-батюшка, а только мне в этом разе денег на служебные расходы надо…

– Какие еще расходы?

– Да вы ж наших девок лукошкинских не знаете! Кому семечек, кому орешков, а к какой без петушка на палочке и подступиться не моги! Задарма нипочем говорить не станут!

– Так ты их обаяй!

– Ага, а мне потом царь-государь за мое обаяние… три шкуры спустит! Пожалели бы сироту, Никита Иваныч, на такое дело без гроша отправляете…

Я безропотно достал из кармана мелочь и высыпал ему на лопатообразную ладонь что-то около рубля медью и серебром. Довольный вымогатель поклонился мне до земли и ретиво дунул назад, к царскому терему. Я же прошел в горницу к Яге, ожидая ее рассказа.

– Темное это дело, Никитушка… – Насупившаяся бабка без надобности вертела в руках деревянную ложку. – Прав ты был, не своею смертью дворник-то помер. Отравили его… И яд дюже сильный был, здоровому мужику и пары крошек хватило…

– Цианид! – осенило меня. – Нас учили, у него такой характерный миндальный запах.

– Он и есть. По-простецкому «синюшной потравой» кличут… Редкий яд, заморский, его в Лукошкине днем с огнем не сыщешь.

Значит, дворника все-таки убрали. Отравление цианидом вызывает мгновенную остановку сердца, для местных знахарей смерть вполне «естественная». Ну, прихватило слева у человека, раз… и помер. Дело житейское, упокой, Господи, раба твоего… и т.д. Но в нашем раскладе – все хуже некуда. Если человека убивают, то сразу встают два основных вопроса: кто и за что?

– Как вы полагаете, кто его отравил?

– Ох, Никитушка, грех мне, – поежилась Яга, – а только думаю: это из его домашних кто-то. Яд дворнику в чашке с чаем дали. Чашку ту опосля и вымыть-то не удосужились, обтерли да на свое место вернули. Ну дак я по запаху-то все одно нашла…

– Неужели Ксения?!

– Сама себе не верю… Мыслимое ли дело, чтоб кровная дочь отца родимого зельем злым травила, жизни лишала?!

– Но вы пробовали с ней говорить?

– Сам пробуй, а у меня нервы не казенные, – вновь насупилась бабка. – Прав был батюшка ее покойный: до коровы небось и то быстрее доходит, чем до дуры этой стоеросовой! Я к ней и так, и эдак – она все одно: «Тятенька взаправду помер?» – и все что в лоб, что по лбу! Слушай, ну о чем с ней Горох разговаривает?

– Да уж вряд ли о классической литературе или последних открытиях в области кибернетики… – криво улыбнулся я. – А что у нас по этому делу на предмет магии?

– Была она…

– В каком смысле?

– Вот вроде бы есть… чую… а распознать не могу! – еще больше нахмурилась Яга. – Крутится там что-то такое в воздухе, какое-то чародейство черное, но суть его уловить не получается… Я уж, грешным делом, когда покойника-то осматривала, проверила на предмет поросячьего хвостика… А ты нос-то не морщь! Али забыл, как нас шамаханы по три раза на день вокруг пальца водили?!

– Ну и? – скептически сощурился я.

– Ну и нет его… хвоста. Покойник подлинный, ядом травленный, чем тебе не результат экспертизы?

– Хотелось бы большего… Ладно, давайте устроим обеденный перерыв, а потом опять за дела.

Баба Яга согласно кивнула и бодро взялась за самовар. Я внимательно сверился с записями у себя в блокноте, попытавшись еще раз представить, кому же мог помешать дворник. Наша беседа с Николаем Степановичем носила скорее добрососедский характер, и вряд ли он сболтнул что-то очень важное, чего я даже не заметил… Зачем его надо было убивать? Неужели только за то, что он был вызван в милицию? В том, что эта смерть крепко связана с похищением царских чертежей, я не сомневался ни капли. Видимо, дворника убрали без повода, а так, на всякий случай. Единственным мостиком от дворницкой к царским покоям могла быть только его дочь, Ксения Сухарева. Однако она сама, по словам очевидцев, особым умом не блещет. Вот разве что кто-то стоит за ней? Тогда дворника могли убрать просто потому, что он знал окружение дочери… Я пометил себе: первым делом выяснить круг знакомых и друзей Ксении Сухаревой.

Когда все было готово и стол накрыт, заявился Еремеев. Яге он вроде бы нравился, хотя один раз ему пришлось арестовывать бабку и держать ее в порубе. Меж тем зла она не затаила и к обеду начальника стрелецкой сотни приглашала регулярно. После первого и второго, уже за чаем, Фома доложил последние новости:

– Вы тут, бабушка, насчет кошек зарубленных интерес имели… Так вот, не черные они. Ребята сказали: всяких мастей насмотрелися, а черных вроде и нет.

– Это хорошо или плохо? – уточнил я у Яги.

– Не знаю, не ведаю… – призадумалась она. – Только не по сердцу мне это, чую, не будет нам добра от маньяка энтого…

– Не волнуйтесь, бабушка, – важно кивнул Еремеев, – стрельцы мои дурня злодейского быстро изловят, уж тут вы с ним о кошках и побеседуете…

– А что там по поиску чертежей? – напомнил я.

– Ничего, сыскной воевода… Видать, воры знают, что мы на таможне ищем, вот и не лезут на рожон.

– Да, напомнил кстати, а кто из матерых «воров в законе» сейчас обретается у нас в Лукошкине?

– Смилуйся, Никита Иванович, да никого! Рази ежели б я его знал, так тут чаи распивал бы?! За воротник хватал бы преступника да к царю на правеж!

– Жаль… я бы хотел побеседовать с наиболее крупными «авторитетами». Есть пара вопросов и нужда в оперативной информации.

– Ну так… ежели такое дело… – Фома почесал в затылке и предложил: – А ты в трактир дальний сходи, на Кобылинском тракте. От города две версты в сторону Подберезовки, там к лесу, у развилки, он и стоит. Слава про него идет самая дурная, а вот с обыском заявиться все как-то руки не доходят… Может, вместе и проведаем?

После обеда Яга отправилась на базар, Еремеев вызвался проводить, они так и ушли вдвоем, увлеченно беседуя насчет таинственного маньяка. Я же этим делом решил пока не заниматься. На Руси кошек всегда любили, в большинстве известных мне стран тоже, так что, скорее всего, мы имеем дело не с маньяком, а просто с душевнобольным. Мне сразу были ясны намеки Яги насчет кошачьей масти – из черных кошек Кощей Бессмертный варит зелье наркотического воздействия для своих шамаханов. Однако, как помню, варит он их целиком, а не только головы. Да и самому Кощею в Лукошкино ход воспрещен, этот мафиози дико боится отца Кондрата. Не скажу, чтобы уж такой прогрессивный святой был, привлекали мы его и за пьянство, и за драку, но нечисть его попугивается, это точно. Я побродил туда-сюда по горнице, в одиночестве сгрыз пару яблок и вновь вернулся к вопросу о похищенных чертежах. Увы, ничего дельного на ум не шло… Все были при деле, один я не находил себе применения. Заняться было абсолютно нечем, хотя душа требовала работы. В конце концов я принял решение, не дожидаясь Митькиного прихода, собственнолично отправиться на царский двор и еще раз побеседовать с Ксенией Сухаревой. Пусть это невежливо, нетактично и вообще нехорошо, но…