Николай Васильев - Прогрессор галантного века Страница 8

Поиск жилья у Сашки затянулся и, в конце концов, ему пришлось заночевать в соседней деревне, верстах в пяти от Покровского. Крестьянская семья, приютившая его, очень дивилась на невесть откуда взявшегося немца, который объяснялся на дикой русско-немецкой смеси, но достал из торбы добрую жменю гречки, заплатил за ее приготовление и съел на ночь с удовольствием (остатков хватило на завтрак всей семье). Кроме того каждому ребятенку, коих было в семье девятеро, он дал по петушку на палочке! Впрочем, спать немцу пришлось в бане, так как на лавке в доме к нему сразу сползлись клопы.

При первых признаках рассвета отчаянно зевающий Сашка оседлал свою Машку, развешал по бокам ее ружье, пистолеты и шпагу и потрусил к Покровскому, где еще со вчерашнего дня надыбал скрытный пункт наблюдения. Он едва успел: только залег за Машку, как из дворца к конюшне повалили охотники и стали седлать в утренних сумерках своих коней (в основном с помощью конюхов). Княгиня снабдила его подзорной трубой, и он с удовольствием стал разглядывать озабоченное и оттого по-новому симпатичное личико Ксении, которую выхватил наметанным взглядом даже среди развернувшегоя сумбура. Но вот всадники в сопровождении легавых потянулись из ворот усадьбы и стали строиться вдоль дороги. Когда подтянулись последние, на крыльцо дворца вышла грандиозная в своем охотничьем костюме Елизавета и ее ближники, им тотчас подвели обвешанных оружием коней, подкинули в седла, и они пронеслись вдоль строя, сразу возглавив кавалькаду. «Пора и мне за ними, а то ведь убегут» – засобирался Сашка и поднял из-за пня Машку.

Вся орава проскакала вместе версты две, до обширного, покрытого водой и камышами болота, по краю которого и стала рассыпаться. Сашка вновь издалека выглядел Ксению и, держась в редколесье на избранной дистанции, стал двигаться параллельно ей. Вдруг на правом фланге цепи, где была императрица, загрохотали выстрелы, а потом вразбежку и по всему фронту. Охота на уток началась. Следивший за Ксенией Сашка видел, как она тоже подняла ружье и выстрелила над камышами. Потом совершила ряд манипуляций с ружьем (засыпка пороха меркой и трамбовка его пыжом, засыпка дроби меркой и вновь пыжевание), подняла, подождала, выстрелила, обрадованно закричала и опять приступила к зарядке. Этот цикл повторялся в ее исполнении раз за разом. «Вот это упорство!» – оценил студиозус. «Мне и смотреть-то уже надоело, а она шпилит и шпилит».

Часа через два после восхода солнца стрельба стала утихать, утки, видимо, встали на крыло и улетели из этого негостеприимного водоема. Всадники вместе с собаками стали выбираться к дороге. Неожиданно возле Ксении появился высокий молодой охотник и стал жестикулировать. Сашка припал к окуляру трубы, увидел раздосадованное лицо Ксении и перевел трубу на приставалу. «Жлоб, – враз оценил он мужика. – Хотя по одежке, видимо, сиятельный. Это что, он ее хватает что ли?». Сашка взлетел на лошадь, ударил ее каблуками под живот и помчался к болоту. На берегу он увидел катающийся клубок тел, спрыгнул на землю, но приметил боковым зрением возле лошадей еще двух молодых охотников, сноровисто забивающих пыжи в ружья. Сашка выхватил шпагу, рванул к ним и двумя резкими шлепками клинка заставил выронить ружья. Из их запястьев засочилась кровь, лица побледнели. «Если вмешаетесь, убью!» – внятно сказал Сашка, спихнул ружья в болото и побежал к борцам. Впрочем, мужик уже победил и, сжав мощной дланью обе кисти Ксении, стаскивал с нее штаны. Сашка вытянул его плоской стороной шпаги вдоль спины, а когда тот от боли и негодования оглянулся, ударил от всей души эфесом по темени. Тот повалился на свою жертву, но попаданец столкнул его ногой на землю. Бросив взгляд на подручных насильника («стоят как миленькие….»), он взял Ксению за руки и заставил сесть. По щекам ее побежали обильные слезы, губы задрожали, силясь выговорить какие-то слова, но вместо этого она зарыдала. Сашка посмотрел бешено в сторону свидетелей, вскочил на ноги и пошел к ним, держа в руке шпагу. Те попятились, желая, видимо, спрятаться за лошадьми, но он сказал грозно «Стоять!» и они замерли. Он подошел, посмотрел им поочередно в глаза, вспомнил, что по легенде он немец и велел низкорослому:

– Вязать его!

– У м-меня нечем….

– Снимать камзол, рубашка, делать ленты унд вязать!

– У меня рука болит, не могу….

– Делать нога, рвать здоровая рука, теперь вязать…. Ленты остаться, надевать камзол, подставлять свои руки. Шнеллер, шнеллер…. Теперь сидеть, думать о жизнь.

Тут он повернулся к Ксении и увидел, что она уже встала на ноги и приводит в порядок свою одежду. Сашка подошел к бездвижному телу и подержал пальцы на сонной артерии: пульс редкий, слабый, но был. «Теперь можно успокаивать девушку» – решил он и сказал:

– Майн фреляйн, я рад, что все остаться карашо. Глюпый думкопф! – пнул он бесчувственное тело.

Ксения оторопело посмотрела на Алекса, потом вспомнила, видимо, как клеила ему усы и слабо улыбнулась.

– Я Вам, сударь, очень благодарна. Если бы не Вы, эти негодяи уже утопили бы меня в болоте….

– Нет, нет, госпожа! – заорали связанные. – Таких целей у нас не было!

– А какие были? – грозно спросил немец.

– Никаких у нас не было, – сказал низкорослый и кивнул на лежащего. – Это ему захотелось княжну попугать….

– Кому ему? – не отступал немец.

– Он княжне знаком….

– Ваш светлость, кто это? – спросил немец.

– – Это Владимир Голицын, сын князя Бориса Васильевича….

– Что будем делать, ваш светлость?

– Пусть они остаются здесь, – сказала Ксения уже решительным голосом. – Помогите мне уехать.

Когда они удалились от болота на полверсты, Ксения, ехавшая бок о бок с Сашкой, вдруг повернулась к нему, обхватила руками за плечи и припала к груди, всхлипывая:

– Сашенька! Не отдавай меня никому! Пожалей!

Заскорузлое сердце бывалого юбочника ворохнулось в груди и сжалось в сладкой тоске. Он стал на автомате поглаживать спину и плечи несчастной девушки и вдруг заговорил:

– Я и не хочу отдавать, Ксенечка, не хочу! Ты моя славная девочка, моя! Мы с тобой как брат и сестра….

– Я не хочу быть тебе сестрой! – запротестовала княжна. – Хочу быть женой, любить тебя и рожать от тебя детей, которые будут такими же многознающими и благородными….

– Ксения! Ты ведь знаешь, что у меня любовь с твоей матушкой….

– Пусть! Но я ей признаюсь в своей любви к тебе, и она от тебя отступится….

– Ох, Ксения…. Ты забыла, что носишь княжеский титул, что у тебя полно родни, которая не допустит свадьбы с худородным, никому не известным иностранцем и к тому же протестантом….

– Многие иностранцы, живущие в России, приняли православие…. Или тебе оно очень не нравится?

– Не нравится, – вдруг выпалил Сашка. – Хотя я и английских пасторов не люблю. По-моему, и попы и пасторы дурят людям головы. Ты уж прости меня за эти слова….

– Сашенька….Так ты подобен Эпикуру и Демокриту, которые не верили в богов?

– Ксения! – спросил потрясенный Сашка. – Кто тебе рассказывал об этих древних философах?

– Мьсе де Пюи, – смутилась княжна. – Я много крамольного от него узнала. Он пытался таким образом меня увлечь, склонить к любви…. Но тут появился ты и всех затмил.

            Глава десятая. Приглашение, от которого нельзя отказаться

К вечеру того же дня Ксения и Сашка вернулись домой. Княгиня очень удивилась, но услышав рассказ дочери о нападении, всплеснула руками:

–Чуяло мое сердце, что с тобой там может что-то случиться! Не зря я Сашеньку послала! Защитник наш единственный!

И пала на грудь Сашке. Тот стоял и лупал глазами поверх головы княгини на Ксению. Та красноречиво молчала.

– А что императрица? Сильно гневалась на Голицына?

– Я ей не сказала об этом случае. Просто отпросилась с охоты, пожаловалась, что плечо прикладом отбила. Голицын же при мне там не появился.

– Ну и ладно. С их родом поссориться – навек полсотни врагов нажить. Мы на этого паскудника иную управу найдем, будет случай.

В начале мая двор императрицы засобирался в Петербург. Сама она уже уехала (любила стремительно, налегке передвигаться), но вдруг Бельским принесли от нее записку с приглашением в столицу. «Хочу еще посмотреть на тебя и дочь твою вблизи». Начались хлопоты по переезду. Первым делом Елена Петровна навестила брата-канцлера (который еще завершал московские дела), и тот обещал снять достойный ее звания дом. Стали было увязывать мебеля (которые в те времена возили за собой, в том числе и императрица), но тут вмешался Сашка и порекомендовал купить мебель в столице или нанять сразу меблированный дом. Бестужев подтвердил, что так сделать можно и впервые посмотрел на «учителя» с подобием уважения.

К тому времени из учителей у Бельских остались Алекс и де Пюи: при этом второй исключительно для тренинга первого. Переезд Алекса был сочтен само собой разумеющимся. Он, наконец, вспомнил про рессоры, походил по окрестным кузням, но лишь в одной встретил природного энтузиаста, который вник, загорелся, сходил сам к дому Бельской, сделал все обмеры кареты и наметил места крепления. Через 5 дней от него прибежал мальчик с известием, что заказ сделан. Сашка вместе с княгиней подъехал к кузне в карете и мастер со своим подручным споро закрепили под ней рессоры. Княгиня велела кучеру сделать пробный проезд по улице туда-сюда, приятно удивилась плавному ходу, одарила «Сашеньку» счастливой улыбкой и выплатила кузнецу обещанную сумму. Сашка отвел кузнеца в сторонку и сказал: