Валерий Самохин - Браток из Нигде Страница 8

— Какой еще кофей?!

Происходящее стало явно раздражать председательствующего.

— Надо полагать ямайский, — с глубокомысленным видом вставил реплику адвокат. — На цейлонский спроса нынче нет.

— Не кофей, а куфей — прошепелявил потерпевший, досадуя на несообразительность судьи. И опять помахал руками, изображая из себя цыпленка.

— И куда она делась? — последовал следующий вопрос.

— Куфица?

— Телега, чтоб ты сдох!!! — гаркнул председательствующий.

— А я пофем знаю?! — с негодование воззрился на него стражник. — Я ее не видел.

— Ты же сам, только что сказал, что она была? — заорал на него окончательно вышедший из себя судья.

— Вафа милофть! — завопил в ответ перепуганный терпила. — Он мне сам про нее говорил.

От волнения, шепелявость чудесным образом куда-то испарилась.

— Цейлонский горчит, от него у меня изжога, — пожаловался прокурор адвокату.

Посмотрев на них диким взглядом, судья снова обратился к потерпевшему:

— Чего он тебе еще сказал?

— Что надо съезжать с базара.

— Какого еще базара?!

— Который в Падло, — невозмутимо пояснил стражник.

Секунду подумав, он почесал в затылке и нерешительно добавил:

— Там у меня еще тетушка живет.

— От изжоги я соду употребляю, — поделился рецептом адвокат. — Она моментально помогает.

— Какая еще тетушка? Какая сода?! — схватился за голову судья. — Падло за двести верст отсюда!

— По матушкиной линий, — терпеливо разъяснил допрашиваемый.

— Питьевая, — глубокомысленно вставил адвокат. — От кальцинированной может заворот кишок случиться.

Вовка, уже не в силах сдержаться, согнулся в три погибели и корчился под столом от смеха.

— Твою…тетушку!!! — взбешенный судья затопал ногами. — Вон отсюда! В холодную обоих, пока не протрезвеете!!!

От вопля обезумевшего судьи глаза прокурора устремились в разные стороны, стараясь спрятаться за ушами. Отдышавшись, председательствующий повернулся к обвиняемому, погрозив ему пальцем:

— Свободен. Но, смотри у меня — чтоб на глаза больше не попадался!

Адвокат при этих словах с гордым видом оглядел окружающих. Вовка торопливо вскочил с лавки:

— Благодарю, ваша честь, за мудрое и правильное решение.

— Иди. И не забудь, что я тебе сказал.

— Гадом буду! — торжественно поклялся Вовка и, прихватив один мешочек с золотом со стола судьи, направился к выходу.

Узкая улочка лица была застроена каменными домами в два-три этажа, фасады которых утопали в плющах и вьющихся розах. Вдоль булыжных тротуаров росли одинокие акации, к стволам которых были прикручены рекламные таблички. Около них толпился местный люд, обсуждая предстоящее празднество.

Раздалось недовольное урчание — протестовал желудок, более суток не получавший никакой подкормки. Вовка покрутил головой по сторонам в надежде увидеть вывеску трактира. Ближайший общепит оказался совсем неподалеку — стоило только пересечь дорогу и пройти метров двести до ближайшего перекрестка.

Наклонив голову, чтобы не удариться об низкую арку входа, Вовка по каменным ступенькам спустился в полуподвальное помещение трактира. Привычно хлопнув по заду пробегавшую мимо официантку, огляделся в поисках свободного столика. Самым подходящим показалось место у окна под раскидистой пальмой. На зеленых ветвях тропического растения устроилась маленькая обезьянка, увлеченно грызущая ярко-оранжевый плод, истекающий зеленым соком.

— Чего изволите, господин? — мигом подскочил к нему трактирщик, попутно вытирая грязной тряпкой замасленную скатерть.

— Подай-ка мне пармезанов с артишоками, фрикасе с жульеном и анчоусы под сырным соусом, — с важным видом ответил Вовка. — Да, плюмаже не забудь.

Хороший понт дороже денег — эту нехитрую истину он усвоил еще в студенческие годы. Названия выбранных блюд ему ни о чем не говорили, но звучали, с его точки зрения, очень даже солидно.

— Извините, милостивый государь, — огорченно закряхтел толстый хозяин. — Могу предложить только жаркое из дикого гуся и молочного поросенка.

— Ладно, неси, — снисходительно махнул рукой Вовка. — Раз нормальной еды в твоем заведении не имеется, и это сойдет. И пиво захвати.

Глиняный кувшин с пивом подала смазливая официантка, обладающая формами, глядя на которые лопнула бы от зависти любая голливудская звезда.

— Вечером что делаем, красавица? — многозначительно подмигнул ей Вовка, сдувая пену с наполненной кружки.

— Полы моем в трактире, чего ж еще? — недоуменно ответила девушка.

Мытье полов в Вовкины планы не входило, поэтому он задал следующий вопрос:

— Номерок не оставишь?

— Это к хозяину, — пояснила официантка.

— Он что, сутенер что ли? — поразился Вовка.

— Не знаю, — безразлично пожала плечами девушка. — Жены у него нет, к нам не пристает… может и сутенер.

Общение зашло в тупик. Вовка сделал еще одну попытку:

— Хочешь большой и светлой любви?

— Кто ж ее не хочет? — зарделась девушка.

— Тогда приходи сегодня вечером за…

Тут он крепко задумался — амбара с сеновалом поблизости не наблюдалось. Кузнеца, впрочем, тоже.

— Приходить-то куда? — нетерпеливо спросила красавица.

Вовка презрительно посмотрел на нее — бикса, конечно, фигуристая, но мозгами явно не хакамада. Еще раз окинув девушку оценивающим взглядом, он предложил:

— К тебе?

— Зачем ко мне? — удивилась она. — Я и так дома.

— Где дома? — не понял Вовка.

— Здесь, — девушка обвела рукой помещение.

Базар начал реально напрягать.

— Ты, че мне непонятки втираешь? Простую тему не можешь всосать.

— Я извращениями не балуюсь!

Официантка гордо встряхнула русой косой и удалилась с независимым видом. Вовка огорченно сплюнул на пол и вернулся к пиву. За стол подсел неопрятного вида субъект, с воровато бегающими глазками.

— Слышь, друг, — шепотом начал он. — Дело есть.

— Твои друзья в соседнем овраге дохлого оленя доедают! — раздраженно отбрил его Вовка.

Босяк не обиделся и вытащил из-за пазухи перстень, тускло сверкнувший серебром в полутемном освещении трактира.

— Купи артефакт.

— Какой еще… фак?!

— Перстень, говорю, купи магический.

Вовка покрутил тяжелую вещицу в руках. Вмешался Знайка:

— Ценная вещь. Бери, не раздумывай.

— Сам вижу, — огрызнулся браток. — Не учи ученого.

Посмотрев тяжелым взглядом в бегающие глазки уличного воришки, он спросил:

— Сколько хочешь?

— Пять золотых, — быстро ответил тот и предупредил. — Я не торгуюсь.

— А что он может?

— Если бы я знал, то цена была бы другой.

Настроение было окончательно испорчено глупой официанткой, поэтому Вовка молча выложил на стол пять золотых монет. Бродяга испарился, словно его и не было. Вместе с ним пропал и аппетит. Бросив на стол серебряную мелочь за выпитое пиво, Вовка направился к выходу. Неожиданно в спину последовал сильный толчок. Обернувшись, Вовка увидел расфуфыренного козла, наряженного в малиновый камзол с золочеными пуговицами. Местный поклонник известного московского кутюрье, презрительно сощурив глаза, процедил сквозь зубы:

— Куда прешь, холоп? Не видишь кто перед тобой?

— Это наезд или предъява? — вежливо поинтересовался браток.

Вокруг них столпились в ожидании развлечения любопытные зеваки. Франт беспомощно оглянулся на окружающих и резко сменил тон:

— Не понял вас, сударь?

— Если ты, козлина, терки не догоняешь, то, какого хрена понты колотишь?

Недоумение в глазах лоха усилилось:

— Какая Козлина? Оперная дива?

Нерв у Вовки заколбасил не на шутку. Едва сдерживая себя, он доброжелательно посоветовал:

— Дурку не гони. Простой пацанский вопрос — простой пацанский ответ. Что неясно-то? Я тебя реально спрашиваю — че ты пальцы гнешь?

Взгляд у франта стал обкумаренным, как у нарка после долгожданной дозы. Он слегка приподнял роскошную шляпу и коротко наклонил голову.

— Не знал, сударь, что вы иностранец. Приношу свои извинения. Если их недостаточно, то готовь удовлетворить вас любым способом в любое удобное для вас время.

— Чего сделать? — в свою очередь изумился Вовка.

— Вы можете потребовать удовлетворения, — терпеливо пояснил франт. — Я готов вам его принести.

— Так ты эльф?! — догадался Вовка.

— Простите, сударь?

— Ну… пидор, — охотно пояснил браток.

Козлина неторопливо стянул с руки светло-бежевую перчатку из тонко выделанной замши и с бесстрастным видом швырнул ее Вовке в лицо.

Вовка молча дал ему в глаз.

— Может, хватит уже быковать? — с недружелюбной брезгливостью в голосе осведомился Знайка. — Не пора ли за ум взяться?