Сергей Шведов - Черный скоморох Страница 80

– Тебе не кажется магистр, что кто-то там шлепает впереди нас? Уж не пщаки ли?

Пщаков Пигал не испугался бы в нынешней ситуации, разве что поморщился бы от досадной помехи. Но, к счастью, это были всего лишь потерянные в лабиринте император Ках и капитан Бэг. Увидев несимпатичную ему пару, магистр не то чтобы огорчился, но уж точно не обрадовался. Он подозревал Каха в пособничестве поркам, а потому ждал от него подвоха.

– Какая встреча! – радостно вскинул руки Тимерийский, но император Ках в искренность Чернопалого не поверил и на всякий случай отступил к стене.

– Вы негодяй, князь! – крикнул Ках из-за спины негодяя Бэга.– Вы узурпатор!

– Уймитесь, досточтимый,– осадил самозванца просвещеннейший Пигал.– Перед вами в моем лице император всех гельфов, признанный Высшим Советом Светлого круга. Освободите дорогу и не путайтесь под ногами занятых людей.

– Я протестую! – завопил лишенный в одночасье пре-стола Ках.– Это насилие и произвол!

– Капитан Бэг,– властным голосом распорядился Пигал,– арестуйте изменника. Я обвиняю принца Каха, незаконнорожденного сына Зака IX, в пособничестве поркам, задумавшим погубить Вселенную.

Призадумавшийся капитан Бэг приказ Пигала все-таки выполнил, положив руку на плечо самозванца. Протесты досточтимого Каха Пигал проигнорировал, торжественно проследовав за новоявленным императором всех гельфов благородным Андреем I. Капитану Бэгу вместе с арестованным Кахом не осталось ничего другого, как пристроиться в хвосте процессии.

Шедший первым Чернопалый вдруг замер на месте и предостерегающе поднял руку. На этот жест отреагировали все, в том числе и мгновенно примолкший Ках, сообразивший наконец, что здесь не место для споров.

– Тень Сагкха здесь,– тихо сказал Тимерийский магистру.

Просвещеннейшего Пигала прошиб холодный пот, хотя он ничего пока не видел. Однако не верить князю оснований тоже не было, поскольку тот проходил с этой тенью в обнимку не один десяток лет.

– Я попытаюсь взять тень Черного скомороха, а ты, магистр, отправляйся в каминный зал и жди.

Тимерийский скользнул в боковой проход, а Пигал только растерянно кашлянул ему вслед. Впрочем, дорогу в зал с камином он помнил, хотя и проделал ее на плечах великана-пщака. Огонь в камине пылал точно так же, как и двадцать лет тому назад, и так же сидели в креслах четыре девушки, а чуть в стороне стыл памятником самому себе кентавр Семерлинг. А вот кузнечика Зеила не было, что, впрочем, нисколько не огорчило магистра.

– Садись, Пигал,– спокойно сказал Семерлинг.– Я не фантом и не плод воображения Чернопалого.

– Ты, следовательно, догадывался, просвещеннейший? – Пигал не стал отказываться от любезного приглашения и с удовольствием опустился в предложенное кресло.

– Я на это рассчитывал,– кивнул головой Семерлинг.– Поэтому и пришел в лабиринт. Это наш последний шанс на спасение.

Пщаков не было рядом, а потому Пигал не удивился, когда Черное око внесли в зал четыре кавалера. При этом кавалер пиковый дружески подмигнул магистру, но от слов приветствия воздержался. Роль ведьмы Зебы готовилась исполнить принцесса Лулу, и просвещеннейшему Пигалу даже в голову не пришло упрекать ее за это. В данный момент магистра беспокоило другое – не вздумают ли порки вмешаться в разворачивающееся действо? Во всяком случае, кривоватая и скептическая усмешка на лице самозванца Каха не позволяла Пигалу расслабиться. Да и о каким благодушии могла идти речь, если сиринца буквально потряхивало от возбуждения и предчувствия страшной катастрофы? В напряженной позе кентавра Семерлинга тоже угадывалась тревога. Многое сейчас зависело от Тимерийского и его умения договариваться с Сагкховой тенью, у которой вполне мог испортиться характер после материализации. А вот кто вел себя совершенно недопустимо, так это барон Садерлендский, который напропалую любезничал со своей Миленой, нимало не заботясь о том, что его болтовня мешает Лулу сосредоточиться. А относительно самой Милены разумная дочь Чернопалого была права – кривляка. И уж конечно, несравненная по уши втрескалась в разбитного мессонского барона, которого даже смертельная опасность не сделала разумнее. Мог бы наконец взять пример если и не с умудренного опытом сиринского магистра, то хотя бы со своего брата и сюзерена принца Гига Мессонского, который пребывал подле своей Лилии в благородной и меланхолической задумчивости.

– Неудачный пример,– немедленно отозвался на замечание Пигала пиковый барон.– Не доверяйте поэтическим натурам, просвещеннейший. Очень может быть, что сейчас от Гига исходит главная опасность. Как бы он нам не нафантазировал еще один замок с пикой и хлябью дикой.

В шутке Феликса было слишком много правды, во всяком случае, Пигал Сиринский на своей шкуре испытал неприятности, происходившие в тот момент, когда фантазии Чернопалого папы вступали в спор с фантазиями его отпрысков. В этой связи и действия трефового кавалера Андрея Ибсянина, вздумавшего помогать принцессе Лулу, показались магистру подозрительными и небезобидными. Мир, созданный воображением князя Тимерийского, был слишком хрупок и неустойчив, чтобы человек, привыкший к размеренной и спокойной жизни, мог чувствовать себя здесь уютно. Правда, Пигал уже и забыл те счастливые времена, когда он жил размеренно и спокойно. Тем не менее он все-таки посоветовал Феликсу брать пример с Птаха Арлиндского, который зевал в полный рот рядом со своей червонной Кариной.

– Исключительно между нами, просвещеннейший,– сказал Феликс, склоняясь к магистру,– мой червонный братец редкостный невежа, ну разве можно зевать в присутствии такой красавицы?

С подобной постановкой вопроса Пигал готов был согласиться, хотя и питал симпатию к принцу Птаху, обусловленную не столько личными достоинствами человека молодого, сколько воспоминаниями о его матушке, женщине на редкость разумной в суждениях и поступках.

Крыша над головой Пигала Сиринского стала раздвигаться, и он поспешно отодвинулся от Черного ока, по опыту зная, что место это в данный момент небезопасно.

– Начинайте,– негромко сказал кентавр Семерлинг, бросив взгляд на звездное небо.

Принцесса Лулу, собрав в склянку по капельке крови из пальца каждой девушки, недрогнувшей рукой бросила колбу с мутноватой жидкостью прямо на камень. Черное око, как показалось магистру, даже чавкнуло от удовольствия, поглощая дар, и стало потихоньку краснеть, в натужном старании переварить чертово зелье.

Пигал вдруг услышал дробный топот за своей спиной и, вздрогнув от неожиданности, обернулся к двери.

– Что я вам говорил, магистр! – крикнул Феликс, хватаясь за энергетический меч.– «Полузвери-полулюди на героя трубный зов...» Это наверняка поэтические штучки Гига.

– Какого черта! – возмутился принц Мессонский.– Я сочинял стихи о соловье и розе.

Просвещеннейший Пигал бубновому кавалеру не поверил, поскольку ни соловьев, ни роз не увидел, зато в зал ввалилось до десятка чудищ, которых вестианцы называют, кажется, четырехрукими логами. Пиковый кавалер Феликс первым вступил в бой, поощряемый совершенно неприличным визгом своей несравненной Милены. На помощь барону кинулись его братья, кентавр Семерлинг и капитан Бэг, который на глазах нанимателя выказал отчаянную гельфийскую храбрость. Магистр участия в сражении не принимал. Во-первых, потому, что у него не было меча, а во-вторых, надо же было позволить кавалерам явить себя перед дамами во всем блеске. Однако Пигал охотно давал советы, и весьма дельные, как ему казалось. Другое дело, что из-за поднятого несравненными визга его слов, скорее всего, никто не расслышал.

– Остановите этого идиота,– услышал вдруг магистр крик за спиной.

Кричала Лулу, но просвещеннейший не сразу понял, о ком идет речь, а когда понял, то времени для вмешательства уже не осталось. Негодяй Ках все-таки выполнил коварный замысел своих хозяев и плеснул какой-то жидкостью в раскаленное докрасна Око. Не приходилось сомневаться, что атака четырехруких была задумана порками как отвлекающий маневр. И как это Пигал Сиринский так опростоволосился! Ведь с самого начала заподозрил вестианского пройдоху в неблаговидных намерениях и вот проморгал.

Сбитый с ног могучим ударом Феликсовой длани самозванец Ках отлетел в угол, но, увы, свое грязное дело он уже совершил. И в ту же секунду четырехрукие логи отступили. Впрочем, пятерым логам уже не суждено было подняться с залитого кровью пола, но это было слишком малой платой за погубленную Вселенную.

Черное око быстро стало терять свою окраску, превращаясь в рыхлую губчатую массу, и рассыпалось прямо на глазах. Пигал Сиринский едва не взвыл от ужаса и безнадежности, и в эту секунду в зале появился Чернопалый со своей страшной игрушкой в руках. Черный скоморох все так же скалился на окружающий мир, и магистру в этой дьявольской усмешке почудилась безысходность.