Сергей Лукьяненко - Царь, царевич, король, королевич... Страница 9

— Ходу! — взвизгнул Мак-Смоллет, и мы помчались. Ох, как мы мчались! Впереди несся Иванду, раскидывая нападавших, за ним мы с Холмсом, а Кубату и Мак-Смоллет прикрывали отход.

— Яшка, особыми — огонь! — кричал за спиной Юра. Через секунду Мак-Смоллет взвизгнул.

— Что случилось? — поинтересовался на бегу Холмс.

— Падлой буду, они в шарики свинец залили!

— Значит, бежим быстрее, — рассудил Шерлок.

Погоня отстала — молодежь принялась взнуздывать свои мотоциклеты.

— Вы узнали книгу? — полюбопытствовал Холмс.

— Узнал... Знаменитый русский детский роман...

— Детский? — Холмс не скрывал своего удивления. Да и я поразился. Ох уж эти загадочные русские души!

— Да, но это не сам роман. То, что мы видим — происходит лет через десять после описанных в нем событий... Интересно. Вымышленные миры порой развиваются в непредсказуемых направлениях...

— Вынужден вас огорчить, — Холмс казался смущенным, — в этой книге пропавших детей нет.

— Огорчить? Да вы меня обрадовали! Но почему нет?

Холмс загадочно улыбнулся и твердо сказал:

— Нет. Гарантирую.

— Тогда бежим... Где бы нам обнаружить шкаф приличных размеров? А!

Вслед за Кубату мы вошли в дом, над дверью которого красовалась вывеска: «Таверна „Пустой город“. Вопреки названию она оказалась не пуста, а напротив — полна мокрых, веселых, довольных людей, попивающих за столиками вино. Видимо, грелись после переправы.

— Шеф, давай задержимся? — оживился Мак-Смоллет.

— Забыл, как свинец под ребра бьет? — каменным голосом ответил Кубату, твердой поступью направляясь в дальний угол таверны. Там, сквозь табачный дым проступал солидный платяной шкаф.

Посетители поглядывали на нас, но ни о чем не спрашивали. Возле шкафа мы выстроились в небольшую очередь. Кубату открыл шкаф, вытащил оттуда гору одежды самых разных фасонов, сложил на пол. Сурово сказал:

— Первыми уходят Холмс и Ватсон. Мы с Иванду прикрываем.

Под удивленные возгласы посетителей мы втиснулись в шкаф. Возгласы стихли. Добросовестно посидев в шкафу с полминуты, Кубату распахнул дверцу. Признаюсь, мне было страшновато — а ну как чудесное изобретение не сработает, и мы вновь окажемся перед разгневанными мотоциклетчиками?! Но все было в порядке. Книжные полки, пальмы и березки за окном...

Холмс бережно вынул из-под закачавшегося шкафа книгу, положил ее на стол, стал отбирать новые тома. Спросил у Кубату:

— Отдохнем, или как?

— Отдохнем, — решил генерал. — Чайку попьем, бананов покушаем. Такое приключение надо зажевать... Шерлок, а почему вы решили, что в этой книге нет наших детей?

— Элементарно, Кубату, — Холмс присел на стопку книг и знакомым мне тоном произнес: — Как я понял, маг ваш — фигура весьма зловещая. Раз уж он решил учинить детям пакость, то в детскую книгу их никогда не пошлет. Выберет что-нибудь другое...

— Вот паразит! Морда бессмертная! — возмутился Иванду. — Что учинил!

— Если нам в детской книге так бока намяли, — потер ушибленную поясницу Мак-Смоллет, — то что же во взрослой маячит?

Кубату, который явно гордился своей начитанностью, мудро изрек:

— Отображение реальности, дорогой Мак-Смоллет, нередко утрирует жизненные колизии, трудности, человеческую агрессивность. Это естественно, поскольку придает повествованию занимательность. Нам придется быть предельно осторожными, чтобы не сгинуть среди книг...

— О-хо-хо, — вздохнул негр. — Кащей проклятый...

— Кто? — не понял я.

— Кащей, — раздраженно повторил Кубату. — Мага так зовут — Кащей Бессмертный!

Глава вторая, в которой Кащей встречает дикарей

Лысый генерал произнес это имя с такой значительностью в голосе, что и Холмс, и Ватсон почувствовали себя несколько уязвленными. Для них имя это было пустым звуком.

...Для них, но не для внимательного читателя, знакомого с историей острова Русь. Он помнит, как закованный в цепи Манарбит после восстановления этномагического поля вновь обернулся злыднем Кащеем и проводил своих незванных гостей проклятиями и угрозами. Далее события развивались так...

На третьи сутки пребывания в неволе Кащей поклялся озолотить того, кто его освободит. На седьмые передумал и решил только пообещать озолотить, а после освобождения — наоборот, превратить своего спасителя в какую-нибудь особо мерзкую тварь. К концу третьего месяца Кащей, приобретший за этот срок привычку разговаривать сам с собой, торжественно произнес вслух:

— Клянусь, когда меня освободят, я не стану тратить силы на того, кто это сделает. Нет. Я уничтожу ВЕСЬ этот гадкий мир, в котором я, самый могущественный волшебник, подвергаюсь неслыханным унижениям!

В этот миг, подобострастно кланяясь на ходу, в камеру пыток просеменил невесть откуда взявшийся поп Гапон.

Кащей сообразил, что не стоит посвящать Гапона в свой новый, только что выдуманный, план и вскрикнул с притворной радостью:

— Гапончик! Милый! Ты ли это?!

— Я, Кащеюшка, кто же еще.

— Вот радость-то, вот радость, — забренчал оковами Кащей. — Ну-ка, Гапончик, помоги мне отсюда выбраться. Будем с тобой мед-пиво пить, усов у нас нет, так что все в рот попадет. Жить будем дружно...

Тут только, осмыслив беспомощность своего вчерашнего господина, Гапон выпрямился, расправил плечи. Приосанился:

— Жить дружно? С тобой что ли, козел? — он прошелся вдоль Кащея, проверяя надежность цепей и добавил: — Мед-пиво пить? Да с тобой хоть с усами, хоть без усов, ничего в рот не попадет. Ты же все приколы строишь! Кто мне банан из слоновой кости подсовывал? А?! А кто в зелено вино слабительного намешал? Кстати, мед с пивом ничуть не хуже подействуют...

Не удержавшись, Кащей хихикнул от приятности воспоминаний, но тут же взяв себя в руки взмолился:

— Да это я по дружбе, Гапончик! Ты ж мне как брат родной!

— Как брат?! — покачал головой Гапон. — А не ты ли мне говорил, что правильно свет мой — Алена Соловьинишна — к Муромцу убегла, что, мол, зачем ей такой как я заморыш дебильный?

— Заморыш, Гапончик, это значит гость заморский, важный, и не дебильный вовсе я говорил, а дебелый — рослый да здоровый.

— Не знаю такого слова, — нахмурился Гапон.

— Словарь Даля почитай! — посоветовал Кащей. — И вообще, шутил я!

— Ясненько. Освободить я тебя освобожу. Дай только придумаю, чего за это просить с тебя, да как сделать, чтобы ты от обещаний своих не отрекся.

С этими словами Гапон уселся на стоящую поотдаль плаху и тяжело задумался.

— Предложеньице есть, — первым нарушил тишину Кащей минуты через три.

— Выкладывай, обмозгуем.

— Думаю, нет тебе ничего милее, как стать князем русским заместо Владимира, а княжной чтоб — Соловьинишна была. Это я тебе запросто устрою. А во-вторых, как сделать, чтоб я свое обещание выполнил. Нужно взять с меня честное кащеево слово...

— О-ха-ха! О-хо-хо! — схватился за живот Гапон. — По первой-то части я с тобой согласен: князем быть, это хорошо. А вот с честным словом твоим, это ты загнул, загнул...

— Ты что же, тать, не веришь мне?! — грозно вскричал Кащей, вспылив, но тут же и осекся. — Ладно, будем считать, первая часть принята за основу. Давай про вторую думать.

Они вновь надолго замолчали. Первым опять взял слово Кащей:

— Ничего нам не придумать. Как ни поверни, все равно я тебя обхитрить смогу. Так что или поверить тебе придется мне на слово, или уж не знаю что...

— Погодь-погодь... — перебил его Гапон. — Есть одна мыслишка! Дай додумать, не мешай...

Кащей нетерпеливо побренчал цепями, но произнести еще хоть слово не решился. А Гапон принялся излагать свою гениальную идею:

— В цепи тебя Иван со своими басурманами заковал, так?

— Ну, так...

— Оттого они это сделать смогли, что прибор твой колдовской отключили, верно?

«Он слишком много знает», — подумал Кащей, а вслух согласился:

— Верно.

— Почему ты, несмотря на всю силу свою колдовскую, освободиться не можешь? Потому, что руки закованы, а тебе кроме заклинаний еще и пассы специальные надо делать. Так?

— Так, — неохотно признал Кащей.

— От прибора нить волшебная тянется к дубу, где яйцо хрустальное хранится. Если ниточку эту обрезать, то ты снова силу свою потеряешь!

— Только попробуй!!! — взъярился Кащей.

— Не боись, не буду. Мне это самому невыгодно. Так я поступлю: освобожу тебе одну руку, пилку дам. А сам возьму ножницы, да с нитью той рядышком сяду. Ежели ты супротив меня коварство какое измыслишь, вмиг ту нить перережу, и снова ты силу потеряешь.

— Не перережешь! — злобно сверкая глазами заявил Кащей. — Ты тогда и сам другим человеком станешь.

— А мне терять нечего, — захихикал Гапон, — я и с прибором человек маленький — попик Гапончик, советник княжий да кащеев. И без прибора — литературный критик, тому обучающий, чего сам делать не умею. Так что обрежу, будь спокоен.