Олег Шелонин - Акция "Ближний Восток" Страница 9

Марьюшка окинула критическим взглядом свою паству, удовлетворенно хмыкнула:

— Полный порядок. — Сама царевна была одета в шикарное платье стиля времен Людовика XVI, шитое на заказ. Копну огненно-рыжих волос украшала элегантная корона, инкрустированная драгоценными камнями. — Теперь о главном. Мне рассказывали, что ты как с Иваном свяжешься, так обязательно налакаешься.

— С чего ты взяла? — обиделся Илья. — Ты меня здесь хоть раз пьяным видела?

— Так то здесь, а там… Я Ивана хорошо знаю. Одним словом, не обижайся, но в твоей чаре, что б туда ни наливали, будет вода.

— Так нечестно! Хотя бы пиво обесцвеченное.

— Ладно, — согласилась Марьюшка, — пусть будет пиво. Приготовились. Портал вот-вот откроется.

Семейство Ивановых уставилось на часы. До долгожданной встречи оставалось несколько минут. Портал должен был открыться ровно в полдень.

А в государстве Тридевятом в этот момент шли последние приготовления к торжественной встрече. Как и пять лет назад, во второе пришествие Папы, организаторы торжеств распахнули огромные двери в трапезную, объединив два зала в один, ибо желающих лицезреть основателя государства Тридевятого и его семейство было много. Сновали слуги, устанавливая на пиршественные столы последние блюда, о чем-то шушукались напудренные сверх всякой меры иноземные послы, церковный хор, возглавляемый отцом Митрофанием, готовился исполнить торжественную кантату в честь прибытия дорогих гостей. Рядом отец Кондратий — знаменитый бас Тридевятого, прибывший на торжества из деревни Кутиновки, настраивал певчих, поднося каждому по чарке экстра-эликсира. Музыкальное сопровождение целиком и полностью возлагалось на прибывшего вместе с ним звонаря Федула. В одной руке детинушка держал трехпудовый колокол без язычка, в другой — кувалду. Царь-батюшка отдавал последние распоряжения.

— Ничего не перепутай, — внушал Иван отцу Митрофанию, — чтоб хор вступил, так вступил! Как рукой взмахну, сразу дружно…

— Не изволь беспокоиться, царь-батюшка, не подведем!

— И чтоб за сердце брало!

— Возьмет, царь-батюшка, возьмет! Отец Кондратий, — распорядился руководитель хора, — каждому еще по чарке, чтоб выразительней собаки пели!

Отец Кондратий вылил из штофа остатки экстра-эликсира в свою глотку, выудил из складок рясы четверть, и настройка певчих пошла по второму кругу.

Царица-матушка Василиса Прекрасная, она же Премудрая, тоже волновалась.

— Не забыл, чему я тебя учила? — в сотый раз поправляла она парадный костюм сына.

— Ну мам!

— Повтори!

Инфант страдальчески вздохнул:

— За волосы сестренку не дергать, не обзываться, не драться… Мам, а как же с ней тогда играть?

— Как и положено благовоспитанному царевичу. Аленке всего четыре годика. Она еще маленькая совсем, и ты ее должен оберегать и защищать.

— Как витязь?

— Как витязь.

— Тогда я буду спасать ее от злобного дракона!

Глаза Илюши загорелись. В свои неполные семь лет Илюшенька выглядел на все десять, а силушкой обладал такой, что не каждый ратник царства Тридевятого рискнул бы выйти против него врукопашную.

— Ладно. Если сестренку обижать не будешь, разрешу вам с Горынычем поиграть. Только играть понарошку! Не вздумай спасать ее изо всей силы. Где мы еще такого мирового судью найдем?

— Угу…

И вот настал долгожданный момент. Дворцовые куранты (Нью-Посад обзавелся уже и курантами) начали бить полдень. И как только они пробили двенадцатый удар, запущенное накануне Василисой Премудрой заклинание открыло портал, из которого появился отец-основатель государства Тридевятого Папа вместе со всем своим семейством. Иван уже приготовился было раскрыть свои объятия побратиму, Василиса — кинуться на шею Марьюшке, Илюша — украдкой дернуть за локон золотых волос свою младшую сестренку, дабы проверить, не с плаксой ли предстоит иметь дело, как вперед начали прорываться послы, чего в сценарии встречи, тщательно продуманном Василисой и Иваном, не было и в помине. Стража во главе с Никитой Авдеевичем кинулась наперерез, оперативно оттеснив их обратно в толпу.

— Вот я вам! — погрозил иноземцам кулаком Иван, и грянул хор.

Отец Митрофаний мановение царской длани воспринял как сигнал.

Славься ты, славься, отец наш родной!Славься ты, славься, наш Папа дорогой!

Яростно драли глотки церковные служки, пытаясь переорать музыкальное сопровождение Федула, не менее яростно молотящего кувалдой по колоколу. Наивные! Федул оттачивал мастерство уже не первый год! Кутиновский звонарь торжествовал до тех пор, пока в дело не вступил маэстро, успевший уже изрядно принять на грудь. Вылив остатки экстра-эликсира из четверти в чару, он, пританцовывая, двинулся к гостям. От его раскатистого баса содрогнулись колонны тронного зала, зазвенели стекла:

Выпьем за Илюшу, Илюшу дорогого!Свет еще не видел красивого такого…

Аленка с Марьюшкой зажали ладонями уши, Илья оглушительно захохотал.

— Ничё не изменилось, — прорыдал он сквозь смех, принял чару и одним махом выпил ее до дна.

— А-а-а!!! — восторженно взревел зал. — Папа приехал! Наш Папа! Он тоже не изменился!!!

К нам приехал, к нам приехалНаш Илюша дорогой!!! —

восторженно подхватил хор. Иван наконец-то обнял побратима, Марьюшка кинулась на шею Василисе, Илюша легонько дернул за волосы сестренку, получил от нее курчавой головкой под дых (папина спецназовская школа дала о себе знать) и сел на пол. Третье явление народу отца-основателя государства Тридевятого состоялось.

— А чего это послы так волнуются? — полюбопытствовал Илья, когда первые страсти улеглись.

— А! — сморщился Иван. — Басурмане! Не обращай на них внимания. К столу!

— Ну к столу так к столу…

В этот момент барон Вильгельм фон Тель умудрился по полу ужом проскользнуть между ног стражников, предварительно протолкнув между тех же ног поднос с хлебом-солью и солидной чаркой экстра-эликсира.

— Прорвался-таки! — покачал головой царь-батюшка. — А ты смотри, как обрусели-то, — не удержавшись, похвастался он побратиму, — все по нашенским обычаям. Ну бог с ними. Уважь вражин.

Илья с Марьюшкой двинулись навстречу немецкому послу.

— Майн либер Папа отведать наш басурманский хлеб-соль унд ваш чарка эликсир.

Обычай есть обычай. Илья отведал из чарки, содержимое которой мгновенно превратилось, повинуясь мановению бровей бдительной супруги, в обесцвеченное пиво, отломил кусочек хлеба и замер, уставившись на пачку бумаг, обнажившихся в изломе каравая. Напильники в хлебе он мог понять. Видел не раз. Наркоту, оружие — тоже, но чтоб бумаги в хлеб пихали!

— Это что? — поднял он глаза на посла.

— Посланье для майн либер Папа, — прошептал посол, — тайно от царь Иван.

— А почему тайно?

— Убьет, изверг!

— Да как же я тут тайно прочитаю?

В руках барона появилась котомка, в которую он торопливо затолкал содержимое подноса, плюхнул ее в руки Ильи и рванул обратно в сторону дипломатического корпуса.

— Совсем охренели басурмане, — рассердился Иван. — Это в какую путь-дорожку они побратима моего засылают?

— Перестарался ты вчера, царь-батюшка, — хмыкнула Василиса. — По-моему, челобитную твоему братишке передают.

— Что?!!

Послы бочком двинулись к выходу. Царь грозно насупился — стража преградила им дорогу. Однако разбираться сейчас с ними было не с руки. Торжественная часть и так безобразно затянулась.

— Ладно. Потом с ними поговорим, — буркнул Иван. — Все к столу!

— Кажется, мой побратим тут уже дел наделал, — покрутил головой Илья, направляясь с Марьюшкой к выделенным им почетным местам. — И пяти лет не прошло, а вся Европа от него уже стонет.

— Зато уважают, — возразила Марьюшка. — В ежовых рукавицах иноземцев держит. Это хорошо. А то я вашу историю-то почитала. Вытирают об Россию ноги.

— Это да, — нахмурился Илья. — Нам бы тоже кое-кого к ногтю прижать не мешало. И не только иноземцев.

Дойти им до стола опять не удалось. Со звоном распахнулись окна, и в них появились три головы.

— Динозаврики, — обрадовалась Аленка.

— Где? — спросила Центральная, с любопытством озираясь по сторонам.

— Это ты про нас, что ль? — сообразила Левая.

— Не, мы — Змей Горыныч, — пояснила Правая. — Самый добрый мировой судья в мире!

Послы полезли под стол.

— А ты кто будешь, маленькая? — полюбопытствовала Центральная.

Все три головы, раздвигая толпу, протиснулись вперед и обнюхали девочку.

— Папой пахнет, — сказала Левая.