Терри Пратчетт - Цвет волшебства Страница 9

Тем не менее он все чаще и чаще обращался к Двацветку за позволением поорудовать коробкой. Чужестранец с превеликой охотой доверял ему иконограф, поскольку таким образом сам мог присутствовать на картинках. Тогда-то Ринсвинд и подметил некую странность. Тот, в чьих руках оказывается коробка, приобретает мистическую власть: каждый, кто предстает перед гипнотическим стеклянным глазом, покорно повинуется самым бесцеремонным приказам насчет позы и выражения лица.

Катастрофа разразилась в тот момент, когда Ринсвинд был занят изготовлением картинок на Площади Разбитых Лун.

Двацветок позировал рядом с обалдевшей торговкой амулетами, а толпа его новообретенных почитателей с интересом следила, не выкинет ли он какой-нибудь потешно-сумасшедший фортель.

Ринсвинд опустился на одно колено, чтобы лучше разместить всех на картинке, и нажал на волшебный рычажок.

– Ни фига не выйдет. У меня кончилась розовая краска, – произнесла вдруг коробка.

Перед глазами Ринсвинда распахнулась незамеченная им прежде дверка. Оттуда высунулась маленькая, зеленая, покрытая ужасающими бородавками человекообразная фигурка, ткнула когтем в заляпанную красками палитру, зажатую в лапе, и принялась орать.

– Нету розового! Видишь? – верещал гомункулус. – И чего толку жать на рычажок, когда розовой краски нет? А коли тебе хотелось розового, нечего было делать те картинки с молодыми дамами! Все, приятель, переходим на черно-белый цвет. Усек?

– Усек. А то как же. Отчего ж не перейти? – согласился Ринсвинд.

Ему показалось, что он разглядел в одном из темных уголков коробки мольберт и крошечную неубранную постель. Ринсвинд понадеялся, что это ему только показалось.

– Ну раз ты все усек, тады пока, – огрызнулся уродец и хлопнул дверью.

Ринсвинду померещилось приглушенное ворчание и скрип передвигаемого по полу стула.

– Двацветок… – начал было он, поднимая глаза.

Двацветок исчез. Ринсвинд вытаращился на толпу, ощущая, как по спине путешествуют войска неприятных мурашек. Что-то мягко ткнуло его в поясницу.

– Повернись. Только не делай резких движений, – прошуршал, словно черный шелк, чей-то голос. – А не то распрощаешься со своими почками.

Толпа с интересом следила за действом. Судя по всему, денек сегодня выдался тот еще.

Ринсвинд медленно повернулся, чувствуя, как кончик шпаги скребет по ребрам. В человеке, находящемся на другом конце клинка, он узнал Стрена Визеля – вора, жестокого рубаку, кандидата на звание худшего человека в мире.

– Здрасьте, – выдавил волшебник.

Он заметил, что в нескольких ярдах пара несимпатичного вида личностей, откинув крышку Сундука, возбужденно тычет пальцами в мешочки с золотом. Визель улыбнулся. Улыбка на его изрезанном шрамами лице производила поистине устрашающее впечатление.

– Я тебя знаю, – сообщил он. – Волшебник подзаборный. Что это у тебя за хреновина?

Ринсвинд вдруг осознал, что крышка Сундука легонько подрагивает, хотя никакого ветра не было и в помине. Он опустил взгляд и обнаружил, что по-прежнему сжимает в руках иконограф.

– Это? Оно картинки делает, – жизнерадостно объяснил он. – Да-да, улыбайся вот так! Сейчас, сейчас…

Он быстренько отступил и нацелил коробку.

Визель на мгновение заколебался.

– Чего-чего?!! – переспросил он.

– Во, замечательно, так и стой… – приказал Ринсвинд.

Бандит еще немного помедлил, а потом, зарычав, занес шпагу для удара.

Сзади раздался громкий лязг и дуэт ужасающих воплей. Ринсвинд не стал оглядываться из страха перед жуткими вещами, которые он мог увидеть. К тому времени, как Визель снова начал его искать, он очутился уже на другой стороне площади. Взяв ноги в руки, Ринсвинд набрал ход.

Альбатрос снизился, закладывая широкие, медленные круги, которые закончились недостойным трепыханием перьев и шлепком, когда он тяжело плюхнулся на свою платформу в птичьем садике патриция.

Смотритель садика, мирно дремавший на солнышке, едва ли ожидал, что новое межгосударственное послание придет так скоро – ведь прошлая депеша была доставлена не далее как этим утром. Он рывком вскочил и взглянул вверх.

Несколько минут спустя он торопливо пробирался по коридорам дворца, сжимая в ладони почтовую капсулу и – поспешность чревата небрежностью – посасывая ободранное запястье, сильно пострадавшее от клюва альбатроса.

Ринсвинд, не обращая внимания на доносящиеся из коробки яростные вопли, с топотом промчался по переулку и перемахнул через высокий забор. Драный балахон взметнулся вокруг него подобно перьям взъерошенной галки. Приземлился Ринсвинд во дворе лавки ковровщика, расшвыряв в стороны товар и клиентов, после чего, рассыпая по пути извинения, шмыгнул в заднюю дверь, пронесся по другому переулку и вовремя затормозил, угрожающе нависнув над мутными водами Анка, куда чуть не ввалился с разбегу.

Говорят, существуют мистические реки, капля воды из которых способна лишить человека жизни. Протекающий сквозь двуединый город Анк очень напоминал одну из таких рек.

Раздававшиеся вдали разъяренные вопли заглушил крик отчаянного ужаса. Ринсвинд огляделся по сторонам, отыскивая лодку. Хотя бы какой-нибудь выступ на отвесных стенах, которые возвышались по обе стороны от него…

Он очутился в ловушке.

В его мозгу нежданно-негаданно начало подниматься Заклинание. Сказать, что Ринсвинд его выучил, было бы неправильно; скорее, оно выучило его. Именно этот эпизод привел к тому, что волшебника с позором выставили из Незримого Университета: воспользовавшись тем, что университетский библиотекарь отвлекся, Ринсвинд на спор осмелился заглянуть в последний сохранившийся экземпляр Октаво, магического трактата, гримуара, принадлежавшего самому Создателю. Заклинание соскочило со страницы и немедленно зарылось глубоко в мозг Ринсвинда, откуда его не смогли выманить даже объединенные усилия светил факультета волшебной медицины. Какое именно это было заклинание, они тоже не смогли уточнить, объявив во всеуслышание только то, что оно входило в состав восьми основных заклинаний, которые вплетены в саму ткань пространства и времени.

С тех пор Заклинание выказывало дурную наклонность ловить момент, когда Ринсвинд чувствовал себя подавленным или загнанным в угол, и пытаться произнестись.

Он крепко сжал зубы, но первый слог все же протиснулся в уголок его рта. Левая рука волшебника непроизвольно взлетела вверх и, повинуясь вихрю магической силы, начала испускать октариновые искры…

Сундук стремительно вылетел из-за угла; несколько сот его коленок работали как поршни.

У Ринсвинда отпала челюсть. Заклинание скончалось непроизнесенным.

Сундуку, казалось, ничуть не мешали ни узорчатый ковер, залихватски перекинутый через крышку, ни вор, чья рука застряла внутри. Мертвый груз в самом прямом смысле этого слова. Также из-под крышки торчали огрызки двух пальцев, отхваченных у неведомого грабителя.

Сундук затормозил в нескольких футах от волшебника. Замерев на миг, ходячий ящик поджал ноги и опустился на землю. Ринсвинд не заметил у Сундука глаз, но тем не менее пребывал в полной уверенности, что эта штуковина на него смотрит. Выжидающе.

– Кыш, – слабо сказал волшебник.

Сам Сундук не шелохнулся, однако крышка его со скрипом откинулась, высвобождая мертвого вора.

Ринсвинд вспомнил про золото. Видимо, Сундук должен иметь хозяина. Может, за отсутствием Двацветка он выбрал его, Ринсвинда?

Начинался отлив, и в желтом послеполуденном свете в сторону шлюза, расположенного в каких-то ста ярдах ниже по течению Анка, плыл разнообразный мусор. Присоединить к нему бездыханное тело вора – секундное дело. Даже если труп потом найдут, вряд ли это вызовет пересуды. Да и акулы, обитающие в устье Анка, привыкли к регулярным, плотным обедам.

Ринсвинд смотрел, как вор медленно уплывает прочь, и обдумывал свой следующий шаг. Сундук, наверное, сможет держаться на воде. Все, что нужно сделать, – это подождать до темноты, а потом вместе с отливом отправиться вниз по реке. В нижнем течении Анка есть множество необжитых мест, где можно выйти на берег, и… Что ж, если патриций действительно сообщил о Ринсвинде всем остальным правителям, то смена одежды и бритва разрешат эту проблему. Во всяком случае, есть и другие страны, а способностями к языкам Ринсвинд не обделен. Дайте ему только добраться до Химеры, Гонима или Теавыбена – и полдюжины армий не смогут привести его обратно. А потом – богатство, безопасность, комфорт…

Но вот как быть с Двацветком? Ринсвинд позволил себе на минутку взгрустнуть.

– Ну, могло быть и хуже, – сказал он, как бы прощаясь. – На его месте мог оказаться я.

Он уже собрался было тронуться в путь, но тут обнаружил, что его балахон за что-то зацепился.

Вывернув шею назад, он установил, что край его одеяния зажат крышкой Сундука.