Владимир Жариков - Четырнадцатое, суббота Страница 9

Главарь изрыгнул проклятие, но все-таки достал из кармана золотую монету:

— Во, гляди! Вот это рупь! Вот такой вот он бывает, рупь-то! А ну гони деньги, живо!

Разбойник был взбешен моим тугоумием и расстроен попусту истраченной пулей. Он решил выместить злобу на мне, дополнив словесное повеление крепкой оплеухой. И, надо сказать, сделал это напрасно. Я мужичок, вообще-то, тихий, можно даже сказать, незлобивый, но всякие там вольности, тем более рукоприкладство, никому не спускаю. На мне были высокие десантные ботинки с крепкой и очень твердой подошвой. И ежели носком этого ботинка да со всей дури — по голени противника, получается очень больно. Главарь ощутил на себе, насколько это больно. Он скорчился, выронив пистолет и монету, и схватился за ушибленную ногу. Я распрямил его ударом вышеупомянутого ботинка в челюсть. Разбойник охнул, сел на траву, некоторое время сидел, держась обеими руками за челюсть, потом обиженно произнес:

— Чё дересси-то? Да иссё ногами!..

Дикция его стала еще немого хуже. Дальнейшее я видел словно в замедленной киносъемке. Двое одношайников (а как еще назвать сотрудников по шайке?) бросились на помощь атаману. Лешек в это время делал какие-то пассы руками. Он поднял руки вверх, растопырил пальцы, согнул руки в локтях, соединил пальцы, словно хватая каждой рукой по щепотке соли и резко выпрямил руки вверх. То, что я увидел дальше просто отдавало сюрреализмом. Две осины нагнули свои кроны, сомкнули ветви, схватили этими ветвями как пальцами за шивороты ринувшихся в атаку разбойников и, распрямившись, подняли их вверх.

— Й-ес! — сказал Лешек, резко дернув согнутой в локте и сжатой в кулак рукой.

Одна из осин тоже сжала крону и дернулась. Разбойник, висевший на ветках, судя по ругательствам и воплям, пережил непередаваемые ощущения. И тут появился волчище. Очень эффектный выход, ну просто собака Баскервилей. Грозный оскал, слюна из пасти, вздыбленная холка и инфразвуковое рычание, от которого задрожали осины с подвешенными на них разбойниками. Разорвав одежды, они шлепнулись на землю, как жабы в болото. И вся шайка, включая главаря, побросав оружие и котомки, со скоростью лучших спринтеров мира исчезла в чаще.

— Где ты был?! — укоризненно спросил я Вольфа, потирая саднившую скулу.

— Да понимаешь… — замялся волк, — поспешность, она только при ловле блох нужна бывает. Я так торопился превратиться в волка, что забыл заклинание.

Однако у самого, в полном смысле слова, рыльце было в пуху. Видимо, став волком, он успел полакомиться только что пойманной куропаткой. Когда я попытался указать ему на это, волк опустил глаза и, стряхивая лапой пух с морды, сказал:

— Да что вы, сударь, я вообще почти вегетарианец.

Мы решили забрать с собой трофеи. Мне очень понравился древний пистолет с раструбом. За него любой антиквар отвалил бы весьма приличную сумму, но я лучше, как только вернусь домой, повешу его в изголовье над кроватью, как сувенир. Дубинки мы подбирать не стали — этого добра в лесу хватает. Взяли разбойничьи котомки, тесаки и покинули место инцидента.

И опять этот распроклятый перекресток. Солнце клонится к закату, целый день потерян в бессмысленном шатании — мы ни на шаг не приблизились к искомой цели. Нам осталась только одна дорога. К смерти!

— Мужики, а чего мы боимся? — меня вдруг осенила совершенно бредовая (а может гениальная) идея. — Ведь все мы когда-нибудь помрем. Это же продолжение той дороги, которая вывела нас из детства. Это — дорога жизни, а жизнь, как известно, заканчивается смертью!

— Верно, друзья мои, — поддержал меня Вольф. — Вперед! Айда!

Лешек промолчал и, тяжко вздохнув. нехотя последовал за нами.

Глава 4. ВПЕРЕД, К АЛМАЗНОЙ ДОЛИНЕ

Спустя пару часов, в течение которых мы бодро чеканили шаг по хорошо укатанной дороге, а лес, между тем, все сильнее погружался во тьму, мы подошли к развилке. Слева к нам примыкала еще одна дорога и обе соединялись в один большак. Тут мы, наконец, убедились в правильности выбранного направления.

— Ета, гляньте, — сказал Лешек, указывая пальцем на столб с деревянной табличкой.

Табличка была в форме стрелки, а вырезанные на ней литеры, как мы успели разглядеть в угасающем свете уходящего дня, гласили:

«АЛМАЗНАЯ ДОЛИНА 140»

— Й-ес! — Лешек сопроводил восклицание уже описанным выше характерным жестом.

Поскольку продолжать шествие в темноте (по крайней мере двоим из нашей компании) было бессмысленно, мы решили разбить лагерь и переночевать прямо здесь, на обочине. Я поставил палатку, Лешек сбегал к ручью за водой, Вольф нарубил дрова. Мы сварили кашу с последней банкой тушенки, а после ужина, за кружкой чая, провели ревизию наших трофеев. Итак, наша добыча составила:

Допотопный пистолет, порох и пули к нему.

Шесть хорошо наточенных тесаков.

Шкатулка из малахита, украшенная рубинами.

Бриллиантовое колье (а может ожерелье, я не разбираюсь).

Какой-то кулон с геральдическими знаками.

Серебряный перстень с печаткой.

Кроме того, пять золотых долбонов, двенадцать серебряных ендриков, три золотых рубля и горсти две меди. На монетах были отчеканены профили каких-то монархов, причем лик на долбоне чем-то напоминал президента США Франклина. На обратной стороне имелось только название дензнака в именительном падеже и единственном числе без указания номинала. Из чего следовало, что если с вас за нечто такое требуют уплатить, скажем, три ендрика, отсчитываете ровно три звонкие серебряные монеты и сдачи, как говорится, не надо. Я не брался оценить платежеспособность нашего богатства по курсу в у.е., но Вольф с Лешеком в один голос уверяли, что мы богачи. За один медный грош в данной местности можно выпить стопку водки в трактире, а за два — так и поужинать. За три монеты — переночевать в этом трактире. А если добавить еще четыре медные монеты, то можно переночевать и э… мнэ… не в одиночестве. Десять грошей стоит новый костюм — камзол и порты, а плюс еще пять монет, получишь сапоги и чулки в придачу. Дюжина грошей составляет ендрик, шесть ендриков — долбон, а это хорошая верховая лошадь. За рупь (тут все говорят не рубль, а «рупь») дают два долбона, так что считайте сами, насколько мы стали богаты.

Наш костер давно прогорел, однако откуда-то потянуло дымком. Ветер дул со стороны Алмазной долины. Возможно у нас есть попутчики, а может и лагерь разбойников не так далеко. На всякий случай мы решили этой ночью по очереди дежурить, поскольку все равно втроем в девчачьей палаточке тесно. Вольф разбирался в старинном оружии (уверяя, что оно вполне современно) и зарядил трофейный пистолет, дабы дежурный чувствовал себя на посту увереннее.

— Зачем же они таскали с собой все это? — спросил Лешек, на первый взгляд риторически, указывая на добытые нами деньги и драгоценности.

Но Вольф сумел найти ответ:

— Очевидно, незадолго до нас, они уже поимели клиента, возможно и не одного.

— Да, если бы они нас не встретили, у них был бы удачный день.

Я вызвался дежурить первым. По натуре я сова, и утреннее дежурство просто выбило бы меня из колеи на весь день. На «собачью» вахту вызвался Вольф. Лешеку тоже пришлось невесело — сначала сладкий сон, потом побудка, а после того, как разгуляешься, снова пытаться заснуть.

Мои попутчики улеглись в палатке, а я пялился на звезды, не находя почему-то среди них ни Малой, ни Большой Медведицы, ни Кассиопеи — то есть тех созвездий, которые я как-то умею различать. В лесу было тихо, только где-то ухала сова и время от времени кричала выпь. Чтобы скоротать время, я решил навести ревизию в своем рюкзаке. Вчера у бабули Ягули я покидал туда всякой всячины и уже забыл, что именно. Я раздул угли костра и подбросил хворосту. Итак, что мы имеем? Электрический фонарик с запасом батареек. Вещь нужная. Спальник, теплый свитер, запасная футболка, бухта основной веревки, три карабина, «сплавные» тапочки из неопрена. Это вряд ли скоро потребуется. Продуктов у меня почти не осталось, но кое-какой запас есть в рюкзаке у Лешека. А вот коробка с походной аптечкой. Что там? Самый минимальный набор: анальгин, аспирин, нитроглицерин, бинты, пластырь, йод, нашатырь, перекись водорода, еще какой-то пузырек. Что это такое? Ах да, не могу не рассказать, очень уж забавная история.

Это было на третий день нашего сплава по реке, кажется после Синих Чертей — единственного порога, названного «первопрохожденцами» без палеонтологизмов. Однако здорово же они тут погуляли, если зеленые черти им синими показались. Сам-то порог — ничего особенного, так, на троечку. Мы проскочили его без просмотра, не наткнувшись ни на один камушек. Ниже порога командор скомандовал остановиться на обед, а когда с этим делом, с обедом то есть, было покончено, и мы уже пили чай, из лесу вышел пожилой человек с собакой. Это был представитель местной народности (человек, я имею в виду) и, по всей видимости, охотник. Пес — крупный красивый маламут. Окажись он на любой столичной выставке получил бы там, и вполне заслуженно, не один приз. Позже выяснилось, что щенка охотнику привез один заезжий коммерсант, гостивший и охотившийся у хозяина несколько дней.