Далия Трускиновская - Дверинда Страница 9

– Ну, пошли, что ли? – сказал внезапно присмиревший боцман. Величина и высокий потолок зала как-то не вязались со скромным холмиком на поляне. А ведь коридор не петлял, шел прямо, и никакого уклона в нем тоже не было.

– Пошли! – решительно сказала Ксения. И не потому, что в ней вдруг проснулась отвага, а чтобы боцману Гангрене стало стыдно за свою нерешительность.

Они одновременно поднялись по ступенькам и раздвинули занавес.

То, что они увидели, и помещением-то трудно было назвать. Возможно, здесь был потолок – но где? В воздухе плавали золотые лучистые шары, освещая танцующие пары, а те, кто не танцевал, сидели в цветущих боскетах на резных скамеечках, в приятном полумраке. Возможно, были и стены – но так искусно скрытые вьющимися ветками, хмелем, диким виноградом, разрисованные какими-то далекими, висящими среди облаков птицами и островами, что ни Ксения, ни боцман не поручились бы, что это действительно стены.

Танец был изысканно причудлив. Стройные юноши кружили тонких и гибких девушек, опускались перед ними на колено, ловили край длинной шали. Девушки покидали кавалеров, сбегались в круг и взлетали к золотым шарам. За плечами у них, там, где расходились вуалевые ленты, свисавшие с высоких колпачков, трепетали радужные стрекозиные крылья в руку длиной. Покружившись в воздухе, девушки опускались и на кончиках пальцев быстро-быстро бежали к кавалерам.

Мишки среди танцующих не было, и они потеряли всякий интерес для Ксении. Вдруг боцман Гангрена дернул ее за плащ.

– Слышь! – шепнул он – Дверинду помянули!

– Где? – встрепенулась Ксения.

– За кустом!

Боцман назвал кустом стенку боскета, а боскеты составляли целый лабиринт, и попасть именно туда, где невидимые голоса помянули фею Дверинду, было сложно. Боцман взял Ксению за руку, чтобы не потеряться, и они кинулись вдоль цветущей стены, спотыкаясь о ножки скамеек, украшенные резьбой, и ноги беседующих. А беседовала в боскетах, потягивая золотое вино из радужных бокалов, самая пестрая публика: маги и звездочеты в мантиях и колпаках, короли неведомых королевств в тяжелых коронах с самоцветами, пестрые карлики, скрюченные колдуньи в стильных бархатных лохмотьях, крошечные эльфы с вечно улыбчивыми мордашками и эльфы постарше, с романтической печалью во взоре. Наконец боцман и Ксения опять услышали имя феи, и более того – увидели ту, что его произнесла.

За одноногим столиком сидели три красавицы. Ну, может, и не совсем красавицы, если приглядеться внимательно, может, одна из них с годами отяжелела, другая близоруко щурилась и нажила морщинки вокруг глаз, а медно-рыжие кудри третьей наводили на мысли о краске для волос и скрываемой седине. Но все они были феи, и их крылышки, аккуратно сложенные за спиной, были неопровержимым тому доказательством.

Феи сплетничали. Вероятно, потому, что ни один из принцев или королей, даже звездочетов, даже карликов, не догадался пригласить их на танец.

– Опаздывает наша милая Дверинда, – заметила первая фея, та, что потолще.

– Надо же навести красоту, – заступилась за нее близорукая.

– А ради кого ей наводить красоту? – философски вздохнула рыжая. – Ради жениха, что ли?

– Ради жениха! – с непередаваемым выражением повторила первая фея.

– Кстати, она еще и не выбрала жениха, – вспомнила вторая. А третья запела: «Ах, Мотылек, Мотылек, Мотылек…»

– Да, Мотылек, – сказала рыжая фея. – Вечно Мотылек. По-моему, она его придумала, этого Мотылька… Стой!

Она ловко ухватила за подол пролетавшую прямо над ней крошечную фею с сумочкой на поясе.

– Ай! – вскрикнула малютка, но была вынуждена опуститься на плечо рыжей феи. – Пустите, я очень спешу!

– Скоро прибудет твоя госпожа? – спросила близорукая фея. – Почему она не торопится?

– Моя госпожа одевается, – торопливо ответила малютка.

– Передай твоей госпоже Дверинде, что мы заждались, – важно сказала полная фея.

– Не зовите мою госпожу Двериндой! – взмолилась маленькая фея – Вы же знаете, что ей не нравится это прозвище!

– Почему же прозвище! Вполне достойное имя, – возразила рыжая фея. – Этим людям иногда приходят в голову очаровательные мысли. Назвать фею Двериндой!.. Какая прелесть!

– Моя госпожа надеется, что вы – не люди, и не будете бесконечно повторять неудачную шутку, – с достоинством ответила малютка и внезапно вспорхнула с плеча.

– За ней! – шепотом скомандовал боцман – Она приведет нас к твоей Дверинде!

Но бежать за маленькой феей было непросто – для нее не существовало зеленых боскетных стен и танцующих пар. Наверно, боцман с Ксенией так бы и потеряли ее из виду, если бы она не присела на завиток канделябра и не достала из сумочки крошечный диктофон. Пощелкав кнопками, фея поднесла диктофон к уху, послушала, переключила на запись и стала наговаривать такой текст:

– Фея Утренней росы – голубое отрезное платье с воланами… узор тканый, мелкий, невыразительный… вообще он здесь ни к чему… браслет с сапфирами… вообще у многих сегодня браслеты и многие – в голубом… кстати, нет никого в бирюзовом!.. Фея Лесной поляны – ожерелье из крупных топазов, медового цвета… в этом что-то есть… ожерелье в три ряда, один – под горло, второй – до груди, третий чуть выше талии…

Боцман отцепился от Ксении и стал подкрадываться к канделябру.

– Здесь не хватает яркого пятна, – продолжала фея – Или бирюзового, или малинового, или изумрудного. Должно быть что-то простое, развевающееся, но с благородными линиями. И еще нужен плащ из золотой паутинки. С капюшоном… да.

Тут фея выключила диктофон и свистнула. На ее свист немедленно прилетели две птахи с рубиновыми грудками и хохолками. Правая лапка одной птахи была прикована к левой лапке другой тонкой и длинной цепочкой из красного золота.

Фея карабином прикрепила диктофон к цепочке, и птахи улетели, а сама малютка, спорхнув с канделябра, опустилась в густых ветвях боскета довольно далеко от боцмана Гангрены.

– Сорвалось! – пожаловался боцман – В погоню!

Он потащил Ксению за руку к тому боскету, где спряталась фея, и они подкрались к нему, как дикие индейцы, но могли бы и подойти совершенно открыто – ни фея, ни ее собеседник их не заметили бы.

Он был немногим выше феи, безобразный на удивление. Нос шишкой, рот до ушей, острые мохнатые уши. Ксения шарахнулась, увидев эту физиономию. Коричневой мохнатой лапой это чудище держало хрупкую, полупрозрачную ручку феи. И ни до кого им не было дела.

На голове карлика, в густой шерсти, торчали острые зубцы золотой короны.

– Я сама не знаю, что из этого получится, повелитель корриганов, – говорила фея. – Свадьба назначена, время указано, приглашения разосланы, я сама их рассылала, но никто не знает имени жениха!

– У твоей повелительницы богатый выбор, – сказал карлик-корриган. – Король Радужного острова, великан из Трижды заколдованного леса, еще тот мудрец, который поставил дыбом воду в пруду, чтобы найти ее колечко… и повелитель рыб…

– Кого-то одного она, конечно, выберет, – сказала малютка, – но не от любви, а от злости. Она ведь до сих пор любит этого безумного эльфа…

– Да, мои придворные менестрели уже начали сочинять эту сказку, согласился карлик – Жили три прекрасных эльфа – Паутинка, Горчичное Зернышко и Мотылек…

– И жил-был паж веселый, кудряв и чист душой, носил он шлейф тяжелый за юной госпожой… – тихо пропела фея.

– А шлейф все так же тяжел? – спросил повелитель корриганов.

– Да, только носить его приходится двоим – Паутинке и Горчичному Зернышку. А куда улетел Мотылек – она не знает. И никогда никого об этом не спросит. Она же гордая…

– И он гордый. Он не смог перенести ее гордости, вот в чем беда. Ей следовало бы уступить хоть раз…

– Нет, это она не смогла перенести его гордости! – возмутилась маленькая фея. – Это он должен был понять ее и уступить! Ее злило то, что она – одна из повелительниц, а он – всего лишь паж, несущий ее шлейф, и он более горд, чем она! Ты сам – повелитель, ты должен это понимать…

– Я понимаю только то, что он – мужчина, а она – женщина, и женщина не должна испытывать, на что способна мужская гордость. А то она останется одна, как твоя госпожа, и никогда не сможет забыть того, кто ее бросил.

– Да, тех, кого мы бросаем сами, мы забываем на другой день, – согласилась фея. – Он отомстил-таки, этот бездельник Мотылек… Если бы он знал, что она будет помнить о нем все эти годы!..

– А может, все и наладится, – сказал повелитель корриганов, – так, как и должно быть в сказке. Он прилетит прямо в свадебный чертог, такой же юный – и прекрасный, как тогда, – и неужели она все еще будет играть в гордость? Она же все бросит ради него – лишь бы он опять не сбежал!

– А если даже не юный и прекрасный? – спросила фея. – Ты думаешь, повелитель, что любят только за это? Любят несмотря ни на что, запомни, повелитель корриганов!