Александр Попов - Ваших бьют! Страница 9

Я перестал кривляться и обернулся к «доктору», сам испугавшись того, что они увидели за моей спиной. Ничего страшного, по крайней мере в первый момент, я не обнаружил, но и новый псих медленно отступал к двери, не отрывая взгляда то ли от меня, то ли от того, что могло находиться на мне. Тут уж я испугался не на шутку и стал осматривать себя, ожидая увидеть опасное нечто — типа огромного ядовитого паука или еще какой-нибудь смертоносной дряни. Не обнаружив ничего подобного, я резко обернулся, чтобы убедиться, что никто не прячется за мной. В это время дверь стукнула, я подпрыгнул, развернулся и убедился, что сумасшедший сбежал. Его поступок убедил меня, что мне грозит нешуточная опасность, поэтому я, выворачивая голову, старался рассмотреть, не таится ли что-нибудь у меня на спине. Когда я утомился кружиться на одном месте, то молящим взглядом посмотрел на девочек, чтобы они наконец перестали стоять столбом и помогли мне.

Даша шумно выдохнула и произнесла:

— Александр Игнатьевич, ну вы даете! Надо же — главврачу в рот ложку пихать… Вы точно с ума не сошли? — опасливо поинтересовалась она.

Главврачу? Ничего себе расклад. Ну и что мне делать, когда за мной придут санитары? Спрятаться под кроватью и попросить девочек соврать, что я убежал? Не пойдет, так как, коль скоро они меня там обнаружат, их уже никто не убедит, что я если и не вполне нормальный, то уж точно не сумасшедший.

Сестры, убедившись по моим страдальческим гримасам, что я раскаиваюсь за устроенное представление, расслабились, а Варя постаралась меня успокоить:

— А вообще-то клево было. Ты так прыгал, словно бабуин во время брачных игр. — И как-то неуверенно добавила: — Если бы это был не Дмитрий Борисович, а Егоркин, я бы со смеху померла.

И на том спасибо, девочки. Из коридора послышался звук приближающихся шагов, не сулящий мне ничего хорошего, я заметался по палате, подыскивая место, куда бы я мог спрятаться от бездушных санитаров психиатрического отделения, которых одна моя знакомая, работающая на «скорой помощи», называла васильками. Но поскольку такового не обнаружилось, я просто стал посередине комнаты, поднял руки и замер, постаравшись выразить мимикой охватившее меня раскаяние. Поэтому, когда меня пришли «арестовывать», санитары даже немного стушевались, сбившись в дверях. И только подпрыгивающий за их спинами главврач, которому повезло во всех красках увидеть мое «безумие», подталкивал их, опасаясь, что, не связанный по рукам и ногам, я разнесу всю больницу. А так как воля начальства — есть воля начальства, то молодые крепкие люди переступили порог и осторожно ко мне двинулись. Мой смиренный вид, скорее всего, показался им подозрительным, поэтому они развели руки, словно собирались водить хоровод, и направились ко мне. В ожидании неминуемой боли в выкрученных конечностях и неизбежного удара лицом об пол я даже закрыл глаза. А что мне оставалось делать? Если бы я попытался заявить, что это была шутка, что я абсолютно нормальный, то единственное, что я бы получил, — это наклеенные на лица санитаров улыбки, выражающие максимально возможное сочувствие и понимание.

Чувствуя, что сейчас случится страшное, я еще плотнее зажмурился и услышал скороговорку:

— Дмитрий Борисович, постойте, Саша вас с Егоркиным перепутал, тот опять из палаты смылся и к нам заходил в доктора поиграть.

Нависла пауза, но глаза я пока не спешил открывать, опасаясь увидеть перед собой раскоряченные пальцы сотрудников буйного отделения, уже готовых меня схватить.

— Тьфу!!! — раздалось где-то впереди меня и затем: — Ребята, погодите пока.

Похоже, наказание за преступление откладывается, и я рискнул приоткрыть глаза, чтобы увидеть то, что и ожидал. Санитары почти вплотную подобрались ко мне, и, если бы не приказ главврача, лежать бы мне через секунду на полу, спеленатому, словно младенец. Пока с лиц молодых людей сходило хищное выражение, главврач, находящийся позади них, в раздражении бубнил:

— Опять Егоркин, да сколько же можно? И главное, подлец, взял моду в меня играться, мне что теперь, все свои привычки менять? — Он оглядел нашу компанию и нашел объект, подходящий для выплескивания накопившихся эмоций. — Ну а вы-то, Александр Игнатьевич, как себя ведете? Вы же взрослый человек, какой пример вы подаете своим воспитанницам? Кстати, почему посторонние в палате? Прыгаете тут, словно павиан перед случкой, руками машете.

Он плюхнулся на стул, знаком приказал санитарам выйти и уставился на меня. Под его укоризненным взглядом мне стало даже более неуютно, чем перед тянущими ко мне руки санитарами. Когда молчание затянулось, а мне так и не удалось ни провалиться сквозь землю, ни просто испариться в воздухе, я набрался храбрости и, вспомнив про повторное ассоциирование меня с приматами, причем даже не высшими, обиженно выпалил:

— А почему у вас тут сумасшедшие вместе с нормальными пациентами содержатся, да еще и сбегают все время?! И не первый случай уже, безобразие просто!

Удивившись моей осведомленности, Дмитрий Борисович потерял инициативу, и, хотя он не задал обычный вопрос: «На что жалуетесь?» — я решил выплеснуть на него все негативные эмоции, накопившиеся во мне с того времени, как я здесь очнулся:

— Почему вместо нормальной больничной палаты я оказываюсь в каком-то ужасном кукольном домике? Почему страж порядка майор Серегин оказывается в моей палате раньше лечащего врача и с присущей каждому служивому бессердечной прямолинейностью заявляет, что меня убили? Почему вместо врача меня осматривает сумасшедший? Почему… — Я не придумал, что еще добавить, поэтому патетически вопросил: — Доколе?!

Выслушав мою гневную отповедь, доктор еще немного помолчал, крякнул и ответил:

— Для начала разрешите представиться: Швондер Дмитрий Борисович. И я приношу вам свои извинения и за Егоркина, и за милицию, и за дежурившую сегодня медсестру, а по поводу обстановки палаты могу сказать…

Сестры вдруг напряглись и быстро пошли к двери, прощаясь на ходу:

— До свидания, Александр Игнатьевич, не будем больше вас утомлять, кстати, и нам самим пора, мы все-таки без спросу ушли. До свидания, Дмитрий Борисович, всего вам хорошего.

Они уже подошли к двери, когда главврач их остановил:

— А ну-ка стойте! — И затем, обращаясь ко мне: — Сказать, кто с пеной у рта доказывал, что это именно то, что вам нужно для скорейшего выздоровления? Пришлось всю Школу на уши поставить, чтобы создать неповторимый антураж вашей спальни, способный быстро поставить вас на ноги.

Вспомнив, с какой прытью я вскочил с кровати в поисках своих джинсов, я подумал, что в данном случае девочки не соврали. Впрочем, благодарить их за это все равно не стоило. Я посмотрел на нарушительниц моего душевного спокойствия, которые продолжали стоять у двери и не спешили оборачиваться, опасаясь моей реакции. Я же, давно махнув рукой на их выходки, поступил так же и в этот раз, только буквально. Доктор правильно истолковал мой жест, пожал плечами, что означало «хозяин — барин», и произнес:

— Можете идти!

Но как всегда, почувствовав, что немедленного наказания не будет, девочки осторожно повернулись, посмотрели на нас с Дмитрием Борисовичем и спросили:

— А можно мы еще немного с Александром Игнатьевичем побудем? Столько времени не виделись. Мы тихонечко.

— Домой-домой-домой! И немедленно. И скажите спасибо, что ваши родители уехали.

Девочки действительно пробурчали: «Спасибо» — и потопали за дверь. Какое-то время мы посидели в молчании, так как главврач жестом остановил мои попытки задать интересующие меня вопросы, затем он на цыпочках подошел к двери и резко дернул ее на себя, освободив при этом проход. Медленно гаснущая ухмылка означала, что предположение доктора о том, что сестры подслушивают под дверью, не подтвердилось. В комнату никто не ввалился, и от этого факта главврач почувствовал себя несколько глупо, вышел в коридор, постоял там с минуту, вернулся в палату и сел на стул. Глядя на его озадаченную позу, я подумал, что в данный момент по производимому впечатлению светило медицины не очень-то отличается от своего пациента Егоркина. Очевидно, подобные мысли появились и у самого доктора, так как он посмотрел на меня, смутился, а когда за дверью раздался топот ног, крики «чудненько!» и возглас «Катерина, да лови же ты его, лови!», несказанно обрадовался, вскочил и, сославшись на дела, выбежал из комнаты, потирая руки.

И я остался в одиночестве. Странное это было ощущение. После устроенного в моей палате «дня открытых дверей» (как бы еще меня Грегор не проведал), находиться одному в четырех стенах было крайне неуютно. Поэтому я вышел в коридор, чтобы найти кого-нибудь, кто расскажет мне о моем ближайшем будущем. Конечно, я не искал медиума, который бы, разглядывая хрустальный шар, поведал бы мне о важнейших вехах в моей жизни. Меня волновали ответы на более простые вопросы: сколько времени я еще должен провести в моих безумных покоях, что мне делать после выписки из больницы, удастся ли мне повидать девчонок, когда, используя выражение Серегина, я буду «депортирован» домой и подадут ли мне наконец завтрак?