Александр Клыгин - За Зеркалом Реальности Страница 9

Между тем профессор Степан Дракулов что-то вещал. Горец прислушался к его словам.

– В истории каждого государства существуют циклы подъёма и спада, – говорил профессор. – Как показывают мои вычисления, в 1986 году в нашей стране начался период спада. У него было два пика – в 1993 и 1998 годах. Но сейчас эти пики, слава богу, прошли, и теперь период спада кончается. Это не значит, что начинается период подъёма, он начнётся ещё через пятьдесят лет, но факт, что спад заканчивается…

Горец задремал. Когда он проснулся, профессор всё ещё говорил:

– За последние двенадцать лет все люди чувствовали себя так, будто их прихлопнули по голове коллективной кувалдой. Да, это практически так и было. Сейчас мы уже можем начать разбираться, что же с нами происходило и начать понимать, что же с нами сейчас происходит. Но, тем не менее, за время периода спада успело появиться целое поколение, которому суждено строить будущее нашей страны и двигать её в период подъёма…

Горец и Президент шли по тёмной улице, возвращаясь с лекции. Все остальные уже повернули каждый на свою улицу, а они направлялись к развилке, на которой их пути должны были разойтись. Ночную тишину нарушал только стук ботинок по асфальту. Вокруг была абсолютная темнота – бледно светилось небо, мерцали еле заметные огоньки звёзд. Горец стал замечать, что с годами ухудшается зрение, и заметить это можно, именно глядя на звёзды.

По сторонам от дороги были разбросаны чёрные провалы девятиэтажек, в которых светились редкие окна. Глядя на девятиэтажки, Горец вспомнил, как догорает бумага в пепельнице, когда по пеплу бегают искорки – «золотые таракашки». Одна искорка гаснет, другая зажигается… Это было очень похоже на огни окон. Одно окно слева погасло, тут же рядом зажглось другое. Да. Всё в точности так.

– Слушай, Президент, – окликнул Горец своего спутника. – Ты «Generation П» читал?

– Угу, – кивнул Президент. – А что?

– Помнишь, этот профессор Дракула говорил, что мы все вроде как прихлопнутые? Ну, во время периода спада?

– Помню, – ответил Президент.

– Ты ведь тоже родился в период спада? – спросил Горец.

– Угу, – снова кивнул Президент. – Только не пойму, к чему ты клонишь.

– Так что тогда получается, что мы – поколение прихлопнутых? – спросил Горец. – Тоже своего рода «Generation П»?

– Не знаю, – ответил Президент. – Я себя прихлопнутым не чувствую.

– А ты когда-нибудь чувствовал радость, что живёшь в этом месте и в это время? – спросил Горец.

– Ты что, издеваешься? – спросил Президент. – Никогда!

– И я никогда, – сказал Горец. – А будущее страны этой тебя волнует?

– Не-а, – ответил Президент. – Какое там будущее. Ну, будет ядерная война, наступит конец света, все умрут. Ну и что. Подумаешь, обычное дело. А тебя что, будущее волнует?

– Да нет, конечно, – ответил Горец. – Ты что, думаешь, я совсем мордой об асфальт долбанутый? Плевать мне и на эту страну, и на её будущее! Только вот… Дракула-то этот о чём говорил… Может, это и значит быть поколением прихлопнутых?

– А шут его знает, – сказал Президент. – По крайней мере, мы свободны выбирать. Нам с детства никаких идей в голову не вколачивали.

– Это точно, – усмехнулся Горец. – Тут ты прав. Мы свободны. Нам-то есть из чего выбирать. Ну что ж, вот и развилка. Пока, Президент.

– До завтра, Горец! – сказал Президент.

Два тёмных силуэта растворились в ночной мгле.

За пределами пределов

Кажется, что это уже было, потому что только это и есть всегда. Держа в руках невидимые линии мира, приятно думать, что есть игра. А ещё приятнее думать, что выигрываешь.

Внешне всё выглядело весьма примитивно, но всё же несколько нестандартно. Старый «пазик» тащился осенне-зимним субботним вечером через промзону. Немногочисленные старики, алкаши и работяги подрёмывали на раскуроченных сиденьях. Однако было и ещё кое-что. В кабине громко, – так, что было слышно на весь салон, играла «Энигма». Вряд ли кто-то, кроме меня и неведомого водителя, включившего эту кассету, понимал, что это именно «Энигма». Тем не менее, это было так, каким бы удивительным это ни казалось.

Я слегка провёл взглядом по физиономиям аборигенов, хотя обычно этого себе не позволяю. Аборигены выглядели остолбеневшими в полном смысле слова – привыкшие к обычному потоку радиодерьма под названием «шансон», они просто никак не могли реагировать на такую волшебную вещь, как «Энигма». Поэтому эффект от музыки был один – всеобщий ступор.

Что ж, и то неплохо. Человек, способный довести таких существ до остолбенения, сам по себе – уже потенциальный мастер дзен. Однако весьма сомнительно, чтобы мастером дзен оказался водитель этой маршрутки. Ну, если только предположить, что это – никакая вовсе не маршрутка, а мифический «Автобус Вечности», рассказов о котором я вдоволь наслушался от моего коллеги по диагнозу – американца Джона Дебри. Если верить легендам, старый, полуразвалившийся «Автобус Вечности» – это некое транспортное средство, путешествующее между мирами. В него могут попасть только весьма необычные существа, потому что обычные люди его просто не замечают. Обычно «Автобус Вечности» перемещается в темноте, никогда не показываясь в солнечном свете, разве что в закатных и предрассветных сумерках. И каждое существо, попавшее в этот автобус, имеет право сойти в любом мире, в каком только пожелает, когда почувствует, что это необходимо.

Однако было сомнительно, что сейчас я нахожусь в «Автобусе Вечности». То есть, я вполне допускаю, что мог бы его заметить, и вполне допускаю, что «Автобус Вечности» мог проехать сквозь эту промзону, чтобы подобрать двух-трёх существ, нечаянно просветлившихся под воздействием серой пустоты и убийственной радиации. Однако сомнительно, чтобы в «Автобус Вечности» забирались ещё и местные аборигены, которых в маршрутке было предостаточно. Хотя их концентрация была ниже обычной – всё-таки, «Энигма» отпугивает мелких бесов не хуже, чем китайский репеллент отпугивает комаров.

Ну, что ещё сказать про этих местных? Всё уже сказал Экзюпери одной меткой фразой: «Страшно даже не то, во что превратились эти люди, а то, что в каждом из них, возможно, убит Моцарт». Из-за этой фразочки и некоторых других соображений я иногда называю их «зомби». Ну, да хватит об этом.

Едем дальше – как в прямом, так и в переносном смыслах. Затихают индийские напевы трэка «The child in us» и плавно стартуют голоса индейских шаманов «Light of your smile». Прикольно. Я начинаю думать, что всё это происходит только из-за одного фактора – из-за меня. Это, конечно, попахивает солипсизмом, но вы когда-нибудь слышали, чтоб в раздолбанном «пазике», пыхтящим через ночную промзону, играла «Энигма»? Я такого не встречал никогда.

На всякий случай придвигаюсь ближе к окну и выглядываю наружу. Волны тумана растекаются вдоль невысоких фонарей. Ещё лучше. Пожалуй, не хватает только Дункана Маклауда с мечом. Или ёжиков в тумане. Что ж, со мной ведь это бывало и раньше. Я улыбаюсь и откидываюсь на спинку кресла. Это весьма большая ошибка, так как из спинки торчит металлический прут. Да… Мы живём не в идеальном мире. Однако я продолжаю улыбаться на заднем сиденье старого «пазика». Наверно, из-за волшебной музыки мне кажется, что он едет очень быстро – улицы и остановки за окном мелькают куда быстрее, чем хотелось бы. Ещё немного задержать эти волшебные мгновения!

Однако я начинаю понимать, что надо как-то использовать данный мне шанс. Выглянув в окно, некоторое время смотрю в чёрное небо. Там три яркие точки выписывают странный танец, пока, наконец, не выстраиваются в треугольник и следуют параллельно моему автобусу. «Пазик» поворачивает, и огни в небесах поворачивают вместе с ним. Отлично. Космические корабли или, по крайней мере, их шлюпки. Я загадываю внешность людей, которые заберутся в «пазик» на следующей остановке. Всё совпадает в мельчайших деталях. «Light of your smile» плавно перетекает в «Beyond the invisible». Что ж, мне уже очень давно хотелось сыграть в одну крайне интересную игру.

Так получилось, что я почему-то достиг просветления на заднем сиденье раздолбанного «пазика», везущего меня из одной пустоты в другую сквозь чёрную промзоновскую ночь. Возможно, потому, что мне всегда нравились старые автобусы. Или потому, что просто не было другого способа. Как бы то ни было, всё сходилось – автобус, ночь, «Энигма», туман, инопланетяне.

Должно быть, мой внутренний мир выглядит так – возможно, немного мрачновато и загадочно, однако в этом есть своя прелесть. Но я уже говорил, что мне давно хотелось попробовать нечто иное.

Делаю глубокий вдох и осторожно откидываюсь на кресло, но металлического прута там уже нет… Вижу переплетение потоков сознания, образующих чертовски сложный узор этого мира. Любой компьютерный аниматор позавидовал бы этой технологии, позволяющей в мельчайших деталях прорисовывать обшарпанные сиденья в старых «пазиках» и хитрые переплетения бессмысленных человеческих судеб. Я проникаю сознанием в эти потоки, образующие линии мира, выделяю нужный мне фрагмент и меняю его структуру.