Кир Булычев - Похищение чародея (сборник) Страница 93

— Садитесь, — сказал я. — Кто играет?

— Играют в баскетбол, — тихо ответил гость. — На кубок европейских чемпионов. Я вам действительно не мешаю?

— Никого нет дома. Поставить кофе?

— Что вы! Ни в коем случае.

Он осторожно уселся на край кресла, и только тут я заметил, что он все-таки успел снять ботинки и остаться в носках, но не стал ничего ему говорить, чтобы не ввергнуть его в еще большее смущение. Гость был мне приятен. Хотя бы потому, что он мал ростом, хрупок и печален. Я симпатизирую маленьким людям, потому что сам невысок и всегда трачу много сил на то, чтобы никто не подумал, есть ли у меня комплекс по этой части. Он есть. Иногда мой комплекс заставляет меня казаться себе таксой среди догов и искать нору, чтобы спрятаться. Иногда принимает форму наполеоновских мечтаний и тайного желания укоротить некоторых из людей, глядящих на меня сверху вниз, по крайней мере на голову. Но я никого еще не укоротил на голову, хотя не могу избавиться от некоторой, надеюсь, неизвестной окружающим, антипатии к родной сестре, которая выше меня и с которой я не люблю ходить по улицам. А вот тех, кто ниже меня ростом, я люблю. Я им многое прощаю.

Когда-то, еще в школе, мой комплекс разыгрывался, выходил из рамок и приводил к конфликтам, которые плохо для меня кончались. Я мечтал стать сильным. Я собирал сведения о маленьких гениях — я вообще одно время был уверен, что гении бывают лишь маленького роста, отчего исключал из их числа Петра Первого, Чехова и кое-кого еще. Я хранил вырезки о жизни штангистов-легковесов и боксеров в весе пера. Я смотрел баскетбол лишь тогда, когда на площадке играл Алачачян — это был самый маленький разыгрывающий в сборной Союза. Но как-то я увидел его в жизни и понял, что он человек выше среднего роста. И перестал смотреть баскетбол вообще.

С годами все это сгладилось. Я не стал гением и понял, что небольшой рост — еще не обязательное качество великого человека. Я бросил собирать вырезки о спортсменах, сильно растолстел и подобрел к людям. Я спокойно смотрел на великанов, понимая, что и у них свои беды и трудности.

— Вот так, — сказал с удовлетворением мой гость, когда центровой югославов промахнулся по кольцу, хотя никто не мешал ему положить мяч в корзину.

В голосе гостя звучало злорадство. И я подумал, что он, наверное, не смог воспитать в себе философский взгляд на жизнь.

Центровой тяжело затрусил обратно, к центру площадки. Бежать ему было трудно, потому что каждая нога его была длиннее и тяжелее, чем я весь. Мой гость усмехнулся. Я лишь внутренне пожалел центрового.

— Курлов, — представился вдруг мой гость, когда югославы взяли тайм-аут. — Николай Матвеевич. Физиолог. Две недели, как к вам в дом переехал. На шестой этаж.

«Теперь хоть запомню, на какую кнопку нажимать, если окажусь с ним в лифте», — подумал я. И сказал:

— А я Коленкин. Герман Коленкин.

— Очень приятно.

Югославы распрямились и разошлись, оставив маленького тренера в одиночестве. Я знал, что это обман. Тренер вовсе не маленький. Он обыкновенный.

Наши били штрафные. Мне интересно было наблюдать за Курловым. Интереснее, чем за экраном. Он поморщился. Ага, значит, промах. Потом кивнул. Доволен.

Между таймами я приготовил кофе. Обнаружил в буфете бутылку венгерского ликера. Курлов признался, что я ему также приятен. Не объяснил почему, я не стал спрашивать — ведь не только сами чувства, но и побуждения к ним обычно взаимны.

— Вы думаете, что я люблю баскетбол? — спросил Курлов, когда команды вновь вышли на площадку. — Ничего подобного. Я к нему глубоко равнодушен. И за что можно любить баскетбол?

Вопрос был обращен ко мне. Глаза у Курлова были острые и настойчивые. Он привык, что собеседник первым отводит взгляд.

— Как — за что? Спорт — это… — ответить было нелегко, потому что к вопросу я не готовился. — Понимаете…

— Сам принцип соревнования, — подсказал мне Курлов. — Азарт игрока, заложенный в каждом из нас?

Я нашел другой ответ:

— Скорее не так. Зависть.

— Ага! — Курлов обрадовался.

— Но не простая зависть. Очевидно, для меня, как и для других людей, спортсмены — воплощение наших тайных желаний, олицетворение того, что не дано сделать нам самим. Наверное, это относится и к музыкантам, и к певцам. Но со спортсменами очевиднее. Ведь никто не говорил и не писал о том, что Моцарту в детстве сказки, что у него нет музыкального слуха, и тогда он стал тренироваться, пока не превратился в гениального музыканта. Так сказать нельзя — здесь талант чистой воды. А вот про спортсмена такого-то вы можете прочесть, что в детстве он был хилым, врачи запретили ему все, кроме медленной ходьбы, но он тренировался так упорно, что стал чемпионом мира по барьерному бегу. Я понятно говорю?

— Дальше некуда. А что вы можете сказать тогда об этих? — Курлов ткнул пальцем в телевизор и залихватски опрокинул в рот рюмку с ликером. Глаза у него блестели.

— То же самое.

— А не кажется ли вам, что здесь все зависит от роста? От игры природы. Родился феномен — два с половиной метра. Вот команда и кидает ему мячи, а он закладывает их в корзину.

Я не согласился с Курловым.

— Такие уникумы — исключение. Мы знаем о двух-трех, не больше. Игру делает команда.

— Ну-ну.

На экране высоченный центровой перехватил мяч, посланный над головами игроков, сделал неловкий шаг и положил мяч в корзину.

Курлов улыбнулся.

— Талант, труд, — сказал он. — Все это теряет смысл, стоит в дело вмешаться человеческой мысли. Парусные суда исчезли, потому что появился паровой котел. А он куда менее красив, чем грот-мачта с полным вооружением.

— Оттого что изобрели мотоциклы и появился мотобол, — возразил я, — футбол не исчез.

— Ну-ну, — усомнился Курлов. Он остался при своем мнении. — Поглядите, что эти люди умеют делать из того, что недоступно вам, человеку ниже среднего роста (я внутренне поклонился Курлову), человеку умственного труда. Они умеют попадать мячом в круглое отверстие, причем не издалека. Метров с трех-пяти. И притом делают маску ошибок.

Говорил он очень серьезно, настолько серьезно, что я решил перевести беседу в несколько более шутливый план.

— Я бы не взялся им подражать — сказал я. — Даже если бы потратил на это всю жизнь.

— Чепуха, — возразил Курлов. — Совершенная чепуха и бред. Все на свете имеет реальное объяснение. Нет неразрешимых задач. Эти молодые люди тратят всю жизнь на то, чтобы достичь устойчивой связи между мозговыми центрами и мышцами рук. Глаз всегда или почти всегда может правильно оценить, куда следует лететь мячу. А вот рука после этого ошибается.

— Правильно, — ответил я. — Знаете, я когда-то учился рисовать. Я совершенно точно в деталях представлял себе, что и как я нарисую. А рука не слушалась. И я бросил рисовать.

— Молодец! — одобрил Курлов. — Спасибо.

Последнее относилось к тому, что я наполнил его рюмку.

— Значит, — продолжал Курлов, — система «мозг-рука» действует недостаточно четко. Дальнейшее — дело физиологов. Стоит лишь найти неполадки в этой системе, устранить их — и баскетболу крышка.

Курлов строго посмотрел на экран. Я понял, что комплексы, которые мне удалось в себе подавить, цепко держали в когтистых лапах моего соседа.

— Ради этого я и пришел.

— Сюда?

— Да. Пришел смотреть телевизор. И теперь я знаю, что могу превратить в гениального баскетболиста любого неуча. Вас, например. Хотите?

— Спасибо, — сказал я. — Когда же я стану баскетболистом?

— Мне нужно два месяца сроку. Да, два месяца, не больше. Но потом не жалуйтесь.

— Чего же жаловаться? — улыбнулся я. — Каждому приятны аплодисменты трибун.

…Я встретился с Курловым недели через две. В лифте. Он раскланялся со мной и сказал:

— Мне на шестой.

— Помню.

— И кстати, в моем распоряжении еще шесть недель.

— Как так? — Я забыл о разговоре у телевизора.

— Шесть недель, и после этого вы становитесь великим баскетболистом.

Прошло не шесть недель, а больше. Месяца три. Но потом часов в семь вечера вновь раздался звонок в дверь. Курлов стоял на лестнице с большой сумкой в руке.

— Разрешите?

— У вас снова сломался телевизор?

Курлов ничего не ответил. Он был деловит. Он спросил:

— Дома никого?

— Никого, — ответил я.

— Тогда раздевайтесь.

— Вы говорите, как грабитель.

— Раздевайтесь, а то стемнеет. До пояса. Да послушайте, в конце концов! Вы хотите стать великим баскетболистом или нет?

— Но ведь это была…

— Нет, не шутка. Я решил эту задачку и дарю вам первому удивительную способность управлять собственными руками. Казалось бы, природа должна была позаботиться об этом с самого начала, так нет, приходится вносить коррективы.