Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия Страница 10

— Вы думаете, я украла ее? Из Бодли? Да как вы смеете!

— Вчера вечером ее у вас не было, сегодня в библиотеке тоже.

— Вы и впрямь наблюдательны, если углядели это со своего места, — съязвила я. — Если хотите знать, я сдала ее в пятницу. — Да ведь он рылся у меня на столе, с опозданием дошло до меня. — Что же это за рукопись такая, побуждающая ученого совать нос в чужие заметки?

Он поморщился. Я поймала его на горячем, но к триумфу примешивался страх при мысли о том, что этот вампир подобрался ко мне так близко.

— Я это сделал из любопытства, — осклабился он. Сара не обманывала меня: клыков нет.

— Вы не думаете, надеюсь, что я вам поверю.

— Хотите верьте, хотите нет, доктор Бишоп, только будьте настороже. С иными шутки плохи, а уж когда они поймут, что вы не совсем обычная ведьма… — покачал головой Клермонт.

— О чем вы? — Мне стало дурно, от лица отхлынула кровь.

— Для современной ведьмы такой потенциал — редкость, — промурлыкал вампир. — Это пока еще не всем ясно, но я-то вижу. В моменты концентрации от вас исходит свечение — и когда вы сердитесь, тоже. Бывающие в библиотеке демоны скоро это поймут, если еще до сих пор не поняли.

— Спасибо, что предупредили, но ваша помощь мне не нужна. — Я хотела уйти, но он схватил меня за руку выше локтя.

— Не будьте так уверены. Остерегайтесь, прошу вас. — Черты его лица утратили свою правильность — в нем шла какая-то внутренняя борьба. — Особенно, если снова увидите того колдуна.

Я многозначительно посмотрела на его руку. Он отпустил меня и снова опустил веки, прикрывая глаза.

Размеренная гребля на обратном пути не могла больше прогнать тревогу, хотя на реке и на берегу все было вполне нормально. Мимо проплывали какие-то лодки, люди на велосипедах возвращались домой с работы, самая обыкновенная женщина выгуливала собаку.

Вернув лодку в сарай и заперев дверь, я трусцой побежала по буксирной дорожке.

За рекой перед университетской пристанью стоял Мэтью Клермонт.

Я прибавила темп, оглянулась через плечо и увидела, что его там больше нет.

ГЛАВА 5

После обеда, сев на диван у нерастопленного камина, я включила свой ноутбук. Зачем ученому такого масштаба, как Клермонт, понадобилась алхимическая рукопись? Понадобилась настолько, что он весь день просидел в библиотеке наискосок от ведьмы, читая чьи-то старые записи о морфогенезе? Я откопала в кармане сумки его визитную карточку и прислонила к экрану.

В Интернете, продравшись сквозь новости о нераскрытом убийстве и неизбежные баннеры социальных сайтов, я нашла сразу несколько упоминаний о нем: факультетская веб-страница, статья из Википедии, отсылки к другим членам Королевского общества.

Я кликнула на факультет. Так-так. Мэтью Клермонт принадлежал к тем профессорам, которые не выставляют в Сети никаких сведений о себе, даже академического характера. На веб-сайте Йеля можно найти информацию, в том числе и адресную, практически о каждом профессоре, но в Оксфорде частная жизнь, видимо, охраняется куда строже. Неудивительно, что у них вампиры работают.

О его работе в больнице не упоминалось вообще. Я набрала в поиске «Неврологический центр Джона Рэдклиффа». На сайте не было ни единой фамилии — только длинный перечень того, чем они там занимаются. Продираясь сквозь медицинские термины, я в конце концов обнаружила Клермонта на странице, посвященной «лобной доле». Только фамилию, ничего больше.

Википедия и сайт Королевского общества тоже не помогли. Чтобы узнать нечто, помимо того, о чем говорилось на главной странице последнего, требовался пароль. Ни его, ни имя пользователя я подобрать не сумела, и мне заблокировали доступ после шестой неудачной попытки.

Раздосадованная, я запустила поиск в научных журналах.

Есть!

В Интернете Мэтью Клермонт присутствовал лишь номинально, зато в научной периодике активно публиковался. Рассортировав полученные результаты хронологически, я получила картину его интересов в науке. Но торжество мое длилось недолго: картин было целых четыре.

Первая картина, вернее линия, относилась к функциям мозга. Здесь я далеко не все понимала, но сделала вывод, что Клермонт завоевал себе репутацию исследованиями лобной доли большого мозга, отвечающей, по его мнению, за человеческие импульсы и желания. Он сделал несколько важных открытий в области отложенного вознаграждения, опираясь на префронтальную кору. Я открыла новое окно и посмотрела на схеме, о какой части мозга шла речь.

Говорят, что жизнь в науке — не что иное, как завуалированная автобиография. У меня участился пульс. Клермонт, будучи вампиром, должен был кое-что понимать в отложенном вознаграждении.

Вторая линия резко сворачивала от головного мозга к волкам — норвежским, если точнее. Их он, по-видимому, изучал в полярные ночи — для вампира это не проблема, учитывая температуру его тела и способность видеть в темноте. Я попыталась представить его на снегу, одетым в парку, с блокнотом в руках. Не получилось.

После волков начались первые упоминания о крови.

В Норвегии вампир стал распределять кровь волков по семейным и наследственным группам. Он выделил четыре клана — три аборигенские и четвертый, родоначальник которого пришел из Швеции или Финляндии. Волки из разных стай, согласно заключению Клермонта, спаривались на удивление часто, обмениваясь генетическим материалом и обеспечивая эволюцию вида.

В настоящее время Клермонт отслеживал наследственные признаки как у других видов животных, так и у человека. Многие из его недавних публикаций были чисто техническими — он делился методами окрашивания образцов и работы со старой ломкой ДНК.

Я запустила руку в волосы и подергала, надеясь таким образом улучшить кровообращение и стимулировать усталые клетки мозга. Разве может ученый провернуть столько работы в таком количестве дисциплин? На одно только приобретение квалификации жизни не хватит — человеческой жизни, конечно…

Вампиру проще, у него много десятилетий в запасе. Сколько по-настоящему лет Мэтью Клермонту, который выглядит на тридцать с хвостиком?

Я заварила свежий чай, откопала в сумке мобильник, набрала номер.

В ученых хорошо то, что телефон у них всегда при себе и отвечают они, как правило, уже на втором гудке.

— Кристофер Робертс.

— Привет, Крис, это Диана Бишоп.

— Диана! — приветливо откликнулся он. Где-то рядом негромко играла музыка. — Я слышал, твоя книга опять получила премию. Поздравляю!

— Спасибо. — Я поерзала на стуле. — Для меня это была неожиданность.

— А для меня нет. Обалденная книжка. Как твой доклад, кстати? Уже написан?

— Где там, и близко нет. — Вот чем мне следует заниматься, а не выслеживать в Интернете вампиров. — Извини, что отрываю… есть у тебя минутка?

— Конечно. — Он крикнул кому-то, чтобы убавили звук — никакого эффекта. — Погоди, я сейчас. — Приглушенные звуки и тишина. — Ну вот, так-то лучше. Молодежь просто бурлит энергией в начале семестра.

— Она всегда бурлит, Крис. — Мне стало немного грустно из-за того, что я уже не студентка.

— Полагаюсь на твое мнение. Ну, в чем проблема?

Мы с Крисом начали преподавать в Йеле одновременно. Штатная должность ему, как и мне, не светила, однако он обскакал меня на год, заработав стипендию Макартура за блестящую работу по молекулярной биологии.

Когда я нахально позвонила ему спросить, почему алхимики всегда описывают две нагреваемые в перегонном кубе субстанции как ветви одного дерева, он не стал строить из себя гения. Никто на всем химическом факультете не хотел мне помочь, а он отрядил двух аспирантов собрать нужный материал и пригласил меня на воссоздание эксперимента. Понаблюдав, как серое месиво в колбе распускается в красное дерево с сотнями веток, мы стали друзьями.

Набрав воздуха, я сказала:

— Я тут на днях познакомилась кое с кем…

Крис, годами знакомивший меня с товарищами по тренажерному залу, издал радостный вопль.

— Не то, что ты думаешь. Он ученый.

— Клево. Как раз сгодится, чтобы наладить твою личную жизнь.

— Кто бы говорил. Ты во сколько вчера ушел из лаборатории? И потом, в моей жизни один клевый ученый уже имеется.

— Ты тему-то не меняй.

— В Оксфорде мы с ним все время сталкиваемся. Он здесь, похоже, большая шишка. — Я скрестила пальцы — ничего, это ведь почти правда. — Мне не все понятно в его деятельности, одно с другим как-то не сходится.

— Не говори только, что он астрофизик. В физике я слабоват, ты же знаешь.

— Тоже мне гений.

— Моя гениальность не охватывает карточные игры и физику. Фамилию попрошу. — Крис старался быть терпеливым, но рядом с ним все кажутся тормозами.

— Мэтью Клермонт. — Его имя застряло у меня в горле, как запах гвоздики вчерашним вечером.