А. Львов - Китайские миллионы Страница 10

— Аум! — поднял руку Будимирский.

— Аум! — трепетно ответил ему консул.

— Восток будет принадлежать сынам Востока!

— Аминь! — ответил консул, — приказывайте!

— Два ваши соотечественника, мои подчиненные, здесь у вас в приемной, вероятно, — они вам объяснят, в чем дело, я же оставаться здесь не должен: — с этой карточкой, дней через пять к вам за новостями явится дама, — вы ей сообщите все, что будете знать. — Пока, до свидания!

Произнеся еще раз «Аум!», Будимирский вышел в приемную и пропуская мимо себя в кабинет японцев, его ожидавших, сказал им: «Наш! Увидимся на пристани». Через 10 минут он был у себя в отеле, сытно пообедал, приказал разбудить себя в 7 часов и мирно заснул, как будто провел день самым буржуазным образом.

Засыпая, он пробормотал лишь: — Славная однако, вещь, этот амулет…

VI. Макао

Совсем стемнело уже, когда бой3 разбудил Будимирского. «Пора!» подумал он, взглянув на часы, и начал быстро собираться, приказав подать счет. Не прошло и 10 минут, как он, сопровождаемый поклонами и пожеланиями всего персонала отеля, усаживался в джин (колясочка дженрикши), а еще через 10 минут был на набережной, где от небольшой пристани отходили шлюпки и катера, отвозящие пассажиров на «Генерал Шанзи», качавшегося на волнах где-то далеко на рейде.

«Достаточно ли темно?» думал Будимирский, вглядываясь в пристань и небольшие группы людей на ней. «Кажется достаточно».

На фок-мачтах кораблей на рейде, то там, то здесь уже зажигались огни, — наступала ночь.

Будимирский, расплачиваясь с дженрикши, оглядывал катера. «На рулевом будет феска красная, сказала она» вспомнил он, — «это заметить нетрудно, — вон она с правого края. Ого! Катер паровой даже…»

— Счастлив видеть вас еще раз, высокопочтенный сэр, и пожелать вам доброго путешествия, — услышал Будимирский, едва вступив на пристань.

Перед ним со шляпой в руке наотлет стоял выхоленный банкир Джемс Солтер.

«Ты, скотина, удостовериться хотел, что я уехал, ну и удостоверишься» подумал со злостью Будимирский и любезно прибавил: — Благодарю, сэр, за честь, если вы для меня беспокоились и за любезность, если… находитесь здесь случайно.

— Честь на моей стороне, сэр, — склонился банкир. — Нам не каждый день приходится встречать и провожать таких клиентов, — улыбался банкир.

«Даже никогда не приходилось» мысленно усмехнулся Будимирский и заговорил о состоянии моря, оглядываясь по сторонам.

В группе, расположившейся у большого парового катера, Будимирский заметил фигурки обоих японцев с биноклями через плечо и дорожных шапочках и трех-четырех пассажиров с «Тагасаго Мару». В других группах виднелись новые и старые пассажиры, но ни одного немца, — они ждали завтрашнего немецкого парохода, не считая возможным ехать на французском пакетботе.

Будимирский думал сперва на пристани дать кое-какие объяснения и указания своим «агентам», как он окрестил уже японцев, но здесь решил, что лучше все предоставить их инициативе — во-первых, а во-вторых — не указывать им, как и где они его найдут, — когда настанет срок, он сам их найдет; чем он подальше от них, потаинственнее будет держаться, тем лучше будет импонировать им, несомненно.

Катера и шлюпки, нагруженные пассажирами и багажом, одна за другою отваливали.

Будимирский прошелся по ряду катеров, ошвартованных кормами у пристани, как бы выбирая, который из них взять.

— Вот этот, должно быть, побыстрее будет, — указал Солтер на крайний катер справа, рулевой которого, в красной феске, пытливо смотрел на Будимирского.

— Вы думаете?

— О, да! Он самый новенький, — я даже не видел его здесь раньше, а все новые — последней английской конструкции.

Будимирский указал отельному бою, державшему его чемодан и сак, на катер и подошел к сходне.

— Дженарал Чэнзи, сэр? — спросил его рулевой в феске.

— Yеs, — процедил сквозь зубы авантюрист.

— All right! — ответил рулевой.

Будимирский простился с банкиром, взошел на сходни и затем на катер, который в ту же минуту заработал винтом и вскоре скрылся во мраке.

Джемс Солтер у фонаря на пристани столкнулся с компаньоном своим Пайном.

— Чем вы объясняете, сэр, тот факт, что мистер Найт нашел нужным отправиться solo на стимере, тогда как… — начал Пайн.

— Осторожностью, дорогой сэр, осторожностью… — перебил его Солтер.

— В таком случае новоявленный миллионер наш слишком осторожен, если не…

— Дорогой Пайн, до нас это не касается. Мы сделали дело, а затем я исполнил долг, донес о случившемся в Colonial Office… Остальное в руках правительства теперь…

— Я сделал бы запрос шифрованной депешей, — продолжал Пайн.

— Бесполезно! Донесение прибудет одновременно с Найтом в Европу, и министр сумеет дать надлежащие распоряжения, если найдет нужным. Ну-с? В клуб?

— Пойдемте!

Катер в это время быстро рассекал волны залива, и брызги раза два уже обдали Будимирского, пытливо смотревшего вперед, стоя на носу. Он не знал, твердо говоря, куда идет катер, доверившись вполне Изе, о которой он и задумался, когда до его плеча дотронулся рукою матрос и указал ему на рубку. При свете красного бокового фонаря Будимирский видел, что малаец улыбался. Авантюрист открыл дверь в маленькую рубку, где было темно, и вдруг почувствовал горячие руки, обвившие его шею.

— Милая, это ты? Вот не думал! — вскрикнул он.

— Так лучше, радость моя! Ты бы беспокоился, ведь нам часа два идти придется до Макао, да у берега Тахи пробираться между скалами около часа, — ответила, горячо его целуя, Иза.

Притаившись в неосвещенной рубке, они через окна и открытую дверь могли любоваться картиною рейда ночью, сотнями разноцветных огней на судах и точно иллюминованным уходящим от них Гон-Конгом.

— Ты сделал, как я просила: — последним отплыл, да? — спрашивала Иза.

— Да, по крайней мере, в ту минуту никого отъезжающего на пристани не было уже.

— Прекрасно, значит мы можем теперь переменить курс. С берега нас не видно уже, — довольным тоном заметила Иза и отдала какое-то приказание рулевому.

Катер сделал крутой поворот и помчался полным ходом к устью Жемчужной реки, к старому португальскому городу Макао, к которому так ревниво относился Гон-Конг еще лет 25 назад.

Макао основан португальцами еще в 1557 году и, помимо своего исторического прошлого, имеет неоспоримое значение еще и теперь, хотя европейские игроки в «макао», значительное большинство их, и не подозревают, что игра эта получила свое название от когда-то процветавшего порта.

В XVI веке Португалия стояла на высшей точке своего коммерческого развития, и в ее руках была сосредоточена главная торговля не только с Китаем, но и со всей восточной Азией. Обеспечив себе твердую точку опоры на китайской почве, португальцы имели полную возможность закрепить за собою такое господствующее положение в торговле и на будущие времена, но не сумели этого. Надменные, избалованные легкостью, с какою наживались ими огромные состояния, упоенные сознанием своего военного превосходства перед восточно-азиатскими народами, они увлеклись неразумными гонениями, грубым произволом и всякими несправедливостями. Когда в Восточной Азии появились голландцы и англичане, португальцы сразу стали к ним во враждебные отношения вместо того, чтобы идти с ними рука об руку, как это делается теперь. Такая неразумная политика приключений нанесла неисчислимый вред всей европейской торговле, и если Макао может считаться колыбелью торговли Европы с восточной Азией, то одновременно и ее могилой… Заброшенные пакгаузы и покинутые дворцы этого пришедшего в полный упадок португальского города на юге Китая служат надгробными памятниками его былого величия. Наследниками Макао — Гон-Конг и Кантон, и тысячи кораблей, ежегодно посещающие бухту Жемчужной реки, проходят мимо Макао и выгружают свои сокровища в английском торговом порту, лежащем на восточном берегу той же бухты, как раз против Макао, торговые сношения которого теперь почти ничтожны. Но зато куда бы вы ни попали в восточной Азии, от Сингапура и Батавии до северной Японии и Кореи, всюду вы встретите в деловом мире португальцев из Макао. Правда, это уже не чистокровные представители португальской расы, это — метисы с большой примесью китайской, арабской, малайской и японской крови, на диво непостоянные, горячие и страстные авантюристы, но в Восточной Азии их, хотя и неправильно, зовут португальцами и родиной их называют Макао.

— К ним… и я принадлежу, — закончила свой рассказ Иза и грустно вздохнула.

Вздох этот совсем не гармонировал с широкой улыбкой Будимирского, прислушивавшегося не к ее рассказу, а к песне, откуда-то доносившейся по волнам.