ПАРАЛЛАКС 606. Том I - Ganymede Eossky Страница 10

Война закончилась. Мариусу удалось выжить. Вернувшись домой, он пожалел об этом: отец умер, так и не дождавшись его. Именно тогда Давид и осознал, что такое безысходность. Безысходность - это когда ты стоишь у могил родителей и понимаешь, что всё это - не страшный сон, не чья-то глупая шутка. Что теперь у тебя не осталось никого. Ты совершенно один, и ты уже ничего не сможешь с этим поделать. Выбор сделан свыше. Вот что такое, это жуткое слово «безысходность». Взглянув сквозь скупые мужские слёзы на медали и потрёпанный китель, он задался вопросом: «Что теперь? Кем стать?.. Без образования. Без семьи. Даже без опыта мирной жизни... Зато с брякающей гирляндой из медалек; таких же бесполезных, как крышки от пивных бутылок. Пропить их, что ли? Или променять на дозу и заширяться в какой-нибудь канаве до потери пульса?.. Ну уж нет, мир. Выкуси». Применяя навыки выживания на практике, Давид со временем превратился в матёрого гангстера. Ну а уже потом, спустя почти пятнадцать лет – в заключённого второго уровня международной подземной тюрьмы «Союз».

Сладко зевнув, Мариус перевернулся на спину и уставился в потолок. Сегодня в камере царила тишина - мух и след простыл. Всматриваясь в засаленную жёлтую лампу взглядом человека, желающего окунуться в сладкий сон ещё хотя бы на одну минутку, он погрузился в размышления по поводу того, куда столь внезапно запропастились ненавистные ему насекомые.

- Старый медведь вышел из спячки... – лениво протянул с соседней койки Коджо. Поправив исхудавшую подушку, он снова уткнулся в геймбой. «Адский Разрушитель-4» - гласила кроваво-красная надпись на игровом картридже. Коджо Гуарри стал сокамерником Мариуса около трёх лет назад. Накаченный индус в салатовых очках временами, как считал Мариус, выглядел нелепо. Особенно когда злился, швырял портативную консоль об стену и орал на весь сектор «Суки, дайте бонусную аптечку!» Даже несмотря на вспыльчивый характер, страсть к играм, детективам Агаты Кристи и андеграундному хип-хопу соседи смогли стать лучшими друзьями: Коджо довольно неплохо балакал по-русски и умел поддержать разговор, что Давида вполне устраивало.

- И тебя туда же, - вернулся к реальности Мариус.

Тысяча шестьсот шестьдесят шестой день заключения. Единица и три шестёрочки. Когда сидишь за решёткой, вести подобного рода подсчёты в порядке вещей. Здесь их ведёт каждый. Осознание того, что половина срока позади, греет душу получше местной самогонки. Хрустнув костяшками, Давид встал и подковылял к покрытому оранжевым налётом умывальнику. В отражении металлической кружки показалось бородатое лицо. На лоб спадали спутанные пряди. Мариус поморщился: щетина начала расти в тринадцать, хотя папаня никогда не носил ни бороду, ни бакенбарды, ни даже усы. Чёртов тестостерон, торпеду ему в винт.

- Опять я оброс. Выгляжу как бомж помойный.

- Почему «как»? – сострил сокамерник.

- С кем поведёшься, от того и наберёшься, – широко зевнув, Давид почесал усеянный наколками бок; почему-то именно сегодня он готов был дрыхнуть хоть весь день напролет. «Неужели создатель проявил милость и решил извести жужжащих тварей?.. Гм, с чего бы такая услуга? И как бы в должниках потом не очутиться».

Из коридора донёсся резкий, похожий на звон китайского колокольчика, сигнал.

- Да ладно, уже девять утра? - удивился Давид, наконец оторвавшись от отражения.

- Так точно. Сеньор Мариус сегодня соизволил понежиться в постельке.

- А как тут не понежиться? Ни одной мухи нет, сам-то глянь.

Коджо сдвинул очки на кончик носа и уставился на лампу, словно критик, пытающийся найти в объекте исследования какие-либо изъяны.

- Я тоже заметил. Свалили твои любимые жужжалки, куда ты теперь без них.

- Лучше бы они и не возвращались.

Меланхолично поплевав на большой палец, Коджо протёр им дисплей приставки.

- В нашем секторе, кстати, внеплановый санитарный день сегодня. Поговаривают, проверка со дня на день нагрянет.

- Твою ж мать... – мрачно буркнул Давид. - Весь день надрачивать в камере, ну просто отпад.

- Зато хавчик с доставкой на дом.

- Шик. Пожрал – поспал, поспал – пожрал. Безудержное веселье.

Склонившись над раковиной, Мариус принялся умываться; шестнадцать квадратных метров камеры наполнились гудением стояков и урчанием сливного отверстия, похожим на пивную отрыжку. Коричневатая вода проходила с трудом. Когда Давид закрутил вентиль, а гул труб поутих, послышалось металлическое дребезжание. За решеткой возникла тележка со стопками тарелок, а затем и толстячок в накрахмаленном поварском колпаке, усердно толкающий её свисающим едва ли не до пола пузом. Круглое лицо его блестело, будто натёртое салом.

- Доброе утро, джентльмены. Завтрак пожаловал.

Взяв тарелку, он плюхнул в неё порцию серо-бурого месива.

- Кроха Тони? Не думал, что сегодня твоя смена... – Давид вытер лицо дырявым полотенцем и подошёл к решётке. С отвращением наблюдая, как комки каши разлетаются во все стороны, он перешёл на шёпот: - Как здоровьишко?

- Средней паршивости, но жить можно.

- Как начальство? Что наверху слышно?

- На завтра генеральная инвентаризация запланирована. А так всё пучком. Ты же знаешь: по-другому у нас и не бывает.

- Это хорошо. Слушай, Тони, дельце есть одно.

- М-м-м? - промычал тот, сосредоточенно орудуя черпаком.

- Я ведь к тебе сейчас не просто так с расспросами пристаю. Ты наверняка догадываешься, по какому поводу все эти неприсущие мне любезности.

Мариус направил на собеседника многозначительный взгляд и улыбнулся - жизненный опыт показал, что излишние словесные прелюдии в подобного рода мутках ни к чему. Не отрываясь от процесса раздачи баланды, Тони надулся; красные щёки стали похожи на шары для боулинга, а сам он – на жабу-переростка, напялившую поварские одеяния.

- Догадываюсь... - он просунул тарелку сквозь прутья решётки. - Полтинник за стакан.

Коджо подхватил завтрак и стал с интересом наблюдать за ходом сделки. «Ах ты, баллон с кишечными газами! Сэмюель брал тридцатку за столько же. Где твоя совесть, чёртов спекулянт?» - подумал Давид, но виду не подал. Шутить с человеком, способным толкнуть здесь шмаль – дело рисковое. Сначала замучает совесть, а потом уже и скука. Тем более в санитарный день. Осознав это, Мариусу пришлось отложить навыки торгаша на дальнюю полку. Ловко вытянув из-за нашивки на робе пятидесятидолларовую купюру, он впихнул её в мясистую ладонь разносчика. Кроха Тони выудил из-за пазухи пакетик с тёмно-зелёным содержимым и отдал его заключённым вместе со второй тарелкой.

- Ты как всегда спасаешь меня, - проворчал Давид. - Родина тебя не забудет.

- В следующий раз родина будет платить на десять баксов больше.

-