Александр Бушков - Лесная легенда Страница 11

Уже с нашей подачи радист скормил немцам конфетку — отправил две радиограммы с кое-какими «собранными разведданными». Ну конечно, искусная смесь «дезы» с обрывочками правдивой информации. В таких случаях никогда нельзя кормить противника чистой дезой. Не такие мы были идеалисты и лапти, чтобы верить, будто удалось вычистить в том районе всю немецкую агентуру. Кто-то, нами пока не выявленный, мог что-то и перепроверить…

Один маленький нюанс: донесения умышленно были составлены так, чтобы специалисту с первого взгляда стало ясно — сбор информации о наших частях и военных перевозках осуществлялся так топорно, глупо, непрофессионально, что наблюдатели, продолжай они работать в том же духе, должны очень быстро запороться. Стопроцентно уверен, что кто-то у немцев хватался за голову, как, скорее всего, и я на его месте. Ясно же: запоровшись, эти горе-разведчики моментально сдадут всех остальных — и прости-прощай обосновавшийся на хуторе абверовский кадровый резерв. Понятно, делалось это для того, чтобы показать немцам: такие помощнички, будь они сто раз верные фюреру истинные арийцы, много не наработают, очень быстро самым вульгарным образом спалятся и потянут за собой остальных. Так что специалист по разведке в тылу врага жизненно необходим, и побыстрее.

Больше всего у нас боялись даже не того, что немцы могут раскусить игру… Что, если они решат: со столь косорукими «агентами» каши не сваришь, что овчинка не стоит выделки, и рациональнее будет попросту оставить майора с его воинством на произвол судьбы, попросту приказав ему бросить все и выбираться к линии фронта, уж как там у него получится. С другой стороны, они ведь прислали приличное количество диверсионных мин, прекрасно зная, что у окруженцев нет ни одного специалиста по подрывному делу. Это внушало некоторые надежды…

К тому времени немец-радист уже вел передачи из точки километрах в ста северо-восточнее того места, где мы их взяли. Немцам, правда, сообщили другие координаты места, куда якобы пришлось перебазироваться, километров на полсотни ближе к тому хутору. Ну, объяснили, надо надеяться, убедительно: на прежнем месте очень уж беспокойно, так и шляется кто попало, а два раза в лесу, хоть и далеко от хутора, появлялись советские военные, которые, такое впечатление, что-то или кого-то искали, один раз даже с собаками. Вот и пришлось перебраться в местечко поглуше. С одной стороны, придется отмахивать гораздо большие концы, с другой — так гораздо безопаснее. Немцы, чуть подумав, такое решение одобрили, еще раз напомнили об осторожности, кратенько дали кое-какие советы касаемо того, как работать не столь топорно, а в заключение пообещали «в скором времени оказать более существенную помощь». Последняя фразочка опять-таки вселяла надежды, ведь «существенную помощь» можно было в данной ситуации оказать одним-единственным образом: прислав специалистов, с которыми мы прямо-таки жаждали познакомиться и пообщаться!

По делу работали еще две обеспечивающих группы: одна готовила в штабе армии убедительную дезу, другая вела постоянное наблюдение за тем местом, о котором мы, то бишь якобы майор, сообщили как о новом месте постоя. Мало ли как оборачивались дела в таких вот случаях. Немцы вполне могли, опять-таки проверки ради, выбросить парочку парашютистов или же послать кого-то из той самой своей здешней недовыловленной нами агентуры — чтобы проверили, имеется ли в указанном месте майорово доблестное воинство. Ну, а мою группу, с немцем-радистом, забросили в совершеннейшую глухомань.

Почему сделали именно так, почему не стали вести радиоигру из какого-нибудь близлежащего города, а погнали в глушь? Ни у кого тогда не было аппаратуры, способной определить из-за линии фронта, с достаточно большого расстояния, откуда именно ведется радиопередача. Можно было работать хоть из самой Москвы.

Ну что тут сказать… Что в армии, что в нашей системе у начальства сплошь и рядом бывают свои высшие соображения, которые до подчиненных не доводятся. Мне самому в ходе пары операций приходилось кое-что секретить от подчиненных. Так что тому, кто не посвящен во все, иные поступки руководства могут показаться блажью, а то и глупостью — а на деле за ними скрыт свой глубокий смысл…

Московские планировщики операции ни за что не допустили бы ни глупости, ни блажи — не те были люди у Лаврентия Павловича, без которого тут просто не могло обойтись, несмотря на то, что СМЕРШем руководил Абакумов. А тайная война, особенно радиоигры, — дело тонкое…

От безделья (почему оно мне выпало — чуть погодя) я пытался понять логику начальства, ставя себя на его место. Убедительнее всего выглядела такая версия: там, в Москве, опасались очередной хитрой немецкой проверки.

При любой радиоигре обязательно изучается (или освежается в памяти) опыт предшествующих — детали, подробности, успехи и неудачи. Точно так же то было заведено и у немцев. Был интересный случай парой лет раньше. У них в тылу вроде бы нормально работала заброшенная нами разведгруппа. Почерк радиста сомнений не вызывает, сведения идут верные. Настало время посылать к ним связного, немало знавшего офицера, чтобы устно передал обширные инструкции для дальнейших действий — пеленгаторная служба у немцев работала отлично, и не стоило лишний раз вылезать в эфир с обширными «простынями». Благо все проверки группа прошла.

И тут в чью-то светлую — ох, светлую! — голову пришла идея устроить все же еще одну проверку.

Радисту поступил короткий приказ: завтра в такое-то время как штык, неотлучно находиться на явке, у рации, для приема крайне важного сообщения. А назавтра поступила радиограмма примерно такого содержания: мил человек, ты у нас парень опытный, сам понимаешь, что в таких делах на любые проверки обижаться не следует. Сообщаешь, что обосновался в данном городе по такому-то адресу? Вот и ладушки. Опиши-ка немедленно и подробно вид из окна твоей квартиры…

И эта сука завиляла! Молчал минут двадцать, потом вышел на связь и погнал откровенную пургу: мол, ему вчера вечером пришлось перебраться с рацией на другой конец города, на запасную явку, а то что-то замаячили поблизости немецкие радио- пеленгаторные машины, которые ни с чем другим не спутаешь, очень уж характерный у них вид…

Ах ты ж тварь! О подобном перемещении обязан был сообщить немедленно!

Тут уж не осталось никаких сомнений: радист, а то и вся группа, в руках у немцев, радиста и, очень похоже, еще кого-то из членов группы они сломали, идет радиоигра… И передачи идут откуда-то из совершенно другого места. Немцы допустили один-единственный прокол, не посадили радиста по названному ими адресу и не оставили там постоянной группы, ограничившись, надо полагать, одним наружным наблюдением за «явкой». У самого хитрого лиса, что нашего, что немецкого, порой случались проколы, гробившие все дело. Взять хотя бы историю с нержавеющими скрепками, давно известна, не секрет… Знаете? Ну вот… В общем, если бы не та светлая головушка плюс немецкий прокол, угодил бы наш офицер прямехонько к абверовцам…

Примечание автора: история со скрепками и в самом деле давно известна. Наши в документы ставили скрепки из простого железа, оно быстро окислялось, на страничках оставался следок ржавчины. Немцы это поначалу недоучли и своим агентам в поддельные документы пихали скрепки из нержавеющей стали, и как только наши это просекли, пошел у немцев провал за провалом. Кстати, есть информация, что однажды случилось с точностью до наоборот: нашим разведчикам в поддельные немецкие папиры поставили скрепки не из нержавейки, а из простого железа, быстро давшие ржавый след. На чем и погорели заброшенные…

Так вот, мне приходит в голову, что начальство опасалось со стороны немцев именно подобной проверки. Места эти были немцам прекрасно известны по одной простой причине: земли тамошние, будучи в свое время польскими, при разделах Польши попали как раз к Пруссии — ну а потом, соответственно, к Германской империи. (Пилсудский их забрал в восемнадцатом году, а в тридцать девятом немцы включили в состав рейха. Ну, а по Ялтинским соглашениям они возвращались Польше — но это к слову.)

Короче говоря, у аккуратистов-немцев должна была сохраниться груда документов и подробнейших карт этих мест. И вот, предположим, на «хутор» приходит с той стороны радиограмма, что-то вроде того: немедленно опишите окружающий лес, каков он там: сосняк, березняк, смешанный? Опишите ландшафт. В течение четверти часа сообщите, цел ли такой-то колодец или мостик над речушкой. Предположим еще, что наши повторили тот немецкий прокол и не оставили на «хуторе» постоянной группы… Конец игре. Как ты тут ни юли… Пожалуй, это самая правдоподобная версия, хотя правды я так никогда и не узнал.

А вот другое соображение, по которому нашу группу дислоцировали именно в эту глушь, начальство от меня не секретило, наоборот, провело подробнейший инструктаж. В некоторых смыслах тот район был, если можно так выразиться, стерильным. Совершенно не затронутым ни войной, ни «партизанкой». Очень уж дикая глухомань, предгорья-чащобы, совершенно бесполезные во многих смыслах. Уж там-то не было ни малейшего риска, что на наше расположение выйдут немцы-окруженцы, аковцы или какая-нибудь другая сволочь.