Софья Ролдугина - Кофе для истинной леди Страница 11

Воцарилось молчание.

— Кстати о телеграммах, — наконец нарушила его мисс Тайлер. — Вам письмо, леди Виржиния. От него… ну, вы понимаете.

— Потом, — мельком глянув на пухлый серый конверт, я отложила его на журнальный столик. На пикировку с Эллисом сил не было совершенно. С другой стороны, он мог написать что-то срочное и важное… — Ладно, — пошла я на компромисс с собой. — Сначала — ванна, потом легкий ужин, и только затем письмо. Магда?

— Сию секундочку все приготовлю, леди Виржиния! — с готовностью отозвалась Магда.

Я невольно улыбнулась — призраки появляются и исчезают, сыплются на герцогинь таинственные записки, мерзавцы угрожают репутации благородных леди, а высокая и нескладная Магда остается все такой же деловитой, жизнерадостной и самую чуточку суетливой. Сплетни, интриги и скандалы проплывают мимо, как разноцветные мыльные пузыри, но не задевают ее — даже лопаются где-то вдалеке.

А вот на моем платье осело множество брызг…

Во-первых, Фаулер. Судя по его поведению, он окончательно спустил с поводка свою волчью натуру. Только за этот вечер баронет едва не вызвал на дуэль мистера Синглтона, нагрубил мне и довел до слез леди Вайтберри. Однако Даниэль и Кристиан, судя по тому, что я видела, продолжали с ним общаться, смеялись шуткам и всячески демонстрировали, что дорожат его мнением. Да и Абигейл не спешила спровадить его из замка… Неужели шантаж?

Во-вторых, явление «привидения». Что бы это ни было, злая шутка или явление мистических сил, но герцогиню оно напугало до невозможности. А ведь Абигейл всегда отличалась завидным самообладанием. Бабушка рассказывала мне один случай. Давно, когда герцогиня носила под сердцем близнецов, ей случилось ехать в карете, и внезапно лошади понесли. Все ужасно перепугались, началась паника… Как говорили потом свидетели — «Кровь стыла в жилах от ужаса». Избежать серьезных травм Абигейл могла одним способом, держась крепко за сиденье и сохраняя полное самообладание. Но кто же ожидал подобного от женщины в положении? Казалось бы, герцогиня была обречена. Однако когда слугам удалось остановить обезумевших животных, леди Абигейл вышла сама, не опираясь даже на подставленную руку одного из джентльменов, а затем улыбнулась и попросила ничего не говорить мужу, чтобы-де он не беспокоился, все ли в порядке с ней и с будущими наследниками — «У моего Стефана больное сердце».

Стефан так и умер — от сердца, но куда позже. А герцогиня продолжала жить и управлять Дагвортом железной рукой. Но не окажется ли эта история с записками слишком суровым испытанием?

И, в-третьих… Я чувствовала, что какие-то детали ускользают от моего внимания. Важные детали, которые могли бы дать Эллису ключ к разгадке. Оставалось только одно: раз за разом скрупулезно описывать день и наполняющие его события в надежде на то, что детектив сумеет восстановить по намекам то, что я упускаю.

К ужину спускаться не было смысла. Многие сказались больными после истории с призраком и не пожелали покидать комнаты. Абигейл позаботилась о том, чтобы каждому доставили в покои напитки и легкие закуски. После ванны мысли у меня прояснились, и появился аппетит. Поэтому я с удовольствием отведала паштет по старинному дагвортскому рецепту и свежие овощи. И уже потом, под чашку горячего шоколада, приступила к десерту — к письму Эллиса.

Мисс Э.!

Сегодня днем я закончил исследование записок и получил прелюбопытные результаты. Во-первых, все послания совершенно четко делятся на три группы. Во-вторых, в каждой группе использованы различные виды чернил и бумаги; почерк тоже разный. В-третьих, разнится и содержание.

Больше всего записок сделаны современными чернилами на довольно дорогой, искусственно состаренной бумаге. Текст же таков: «Готовься расстаться с жизнью в ближайшее время! Ты приговорена». Таких записок пятнадцать. Намного меньше, всего шесть штук, посланий, сделанных на относительно дешевой бумаге старыми, загустевшими чернилами. Текст почти полностью меняется: «Готовься расстаться с жизнью через тридцать шесть ночей или верни то, что тебе не принадлежит».

Но самые странные записки — из третьей группы. Из всего две, моя милая мисс Э., но загадок в них хватит на сотню писем с угрозами.

Эти записки сделаны на очень старой бумаге краской, найти которую теперь можно только в музеях и у собирателей древностей. В них, как видите, не содержится никаких угроз, только слово «ложь», написанное вычурным почерком.

Либо Вашу А. шантажируют три человека, либо мы с Вами что-то упускаем, дорогая мисс Э.

А потому я прошу как можно скорее направить мне письмо со всеми сведениями, которыми Вы располагаете. Также при возможности обязательно уточните, не совершали ли сыновья А. каких-нибудь безрассудных поступков, которые могли уверить А. в том, что мальчики неспособны жить своим умом.

Благодарю за интересное дело, мисс Э. Давненько мне не случалось так увлечься — пожалуй, с тех самых пор, как опасность угрожала Вашей жизни. Совместные расследования становятся, похоже, традицией.

И это, право, не самый дурной способ провести досуг.

Восхищенный и очарованный Вашей задачкой,

Я дважды перечитала письмо, прежде чем отложить его. Конечно, в проницательности Эллису не откажешь. Не видя картину целиком, по одним лишь моим словам да по бумажкам с угрозами, он сделал предположение, которое попало в точку.

Теперь, кажется, я поняла, где ключ к разгадке. Осталось только узнать: что натворили близнецы четыре месяца назад.

И как в этом замешан Фаулер…

Послание для Эллиса вышло очень и очень обстоятельным. На подробнейшее изложение событий последних дней я потратила около полутора часов, зато и результатом осталась довольна. Надеюсь, что и сам Эллис не разочаруется. Все, что я могу сейчас сделать — это отправить ему письмо и лечь спать, чтобы уже завтра, на свежую голову, поговорить с близнецами начистоту.

Мне одиннадцать лет. Через год… нет, уже через восемь месяцев я отправлюсь в пансион имени Святой Генриетты. Уезжать из дома совсем не хочется, но отец настаивает, а матушка плачет, но не оспаривает его решений.

Мне одиннадцать лет, и пока еще я могу разъезжать с леди Милдред по всей Аксонии, навещая ее друзей и знакомых. Обычно поездки приносят только радость… Но сейчас я прячусь за портьерой и ужасно, ужасно боюсь выдать себя даже вздохом.

Маленькой девочке нельзя находиться в библиотеке у герцога, но играть с младшими детьми, да еще мальчишками, так скучно…

А теперь сюда пришли эти и ругаются.

— Стеф, ты и впрямь думаешь, что эти ублюдки — твои д-дети? Да они похожи на тебя не б-больше, чем на твою обожаемую Абигейл! Наверняка она нагуляла их на стороне.

— Глупости. Зачем бы Абигейл меня обманывать? Да, мальчики не похожи ни на меня, ни даже на родственников по моей линии. Разве что на кузину Мод. Но я доверяю Абигейл… и, в любом случае, это ее дети. Уж в этом сомневаться не приходится.

Грохот. На пол сыплются книги.

— И ты г-готов передать титул тому, в ком нет твоей к-крови? Чтобы сказал наш отец, если б-бы титул перешел к б-безродным п-поросятам? Он д-должен передаваться по крови, иначе это… воровство! Да, воровство!

— Ты переходишь всякие границы.

— Я всего лишь забочусь…

— Позаботься о себе — умолкни. Иначе я за себя не отвечаю.

— Т-ты не можешь…

— Могу. У тебя есть два дня, чтобы покинуть мой дом. И минута, чтобы выйти из этой библиотеки.

— Но…

— Полминуты. Ты и так злоупотребил моим терпением.

Хлопает дверь. Коленки у меня начинают дрожать, но я вздергиваю подбородок — как бабушка. Если страшно, улыбайся, Гинни. Всегда улыбайся.

Шаги. Он ходит по комнате, неторопливо и уверенно. Собирает книги — я слышу, как шуршат их страницы, как скрипят кожаные переплеты. Портьера пыльная, спина чешется из-за насыпавшейся за шиворот каменной крошки от штукатурки, но если двинусь — меня заметят. И это будет, плохо. Плохо.

Шаги становятся ближе и ближе — а потом замирают. Рука в коричневой перчатке осторожно отводит портьеру в сторону.

Улыбайся, Гинни.

— Добрый день, сэр. Сегодня прекрасная погода.

Каждое мгновение я ожидаю, что он закричит на меня, занесет руку для пощечины или позовет бабушку, чтобы та поругалась. Но он только смотрит, подергивая вислые белесые усы. А потом, когда становится так страшно, что уже почти все равно, спрашивает:

— Вы много слышали, юная леди?

Бабушка учит быть честной. Она говорит, что правда очаровывает вернее лжи.

— Все. Это получилось случайно.

— Конечно… — взгляд у него становится рассеянный. — Пообещайте, что не будете говорить об этом, юная леди… и постараетесь обо всем забыть.