Софья Ролдугина - Искусство и Кофе Страница 11

Дождь меня оглушил.

Холодный, обволакивающий, всепроникающий, он просочился, кажется, до самого сердца. Легкая ткань быстро промокла и облепила ноги; плотная шаль медленнее вбирала воду, но зато и тяжелела с каждой секундой, и через минуту мне уже казалось, что мои плечи укрывает не одна шаль, а целый десяток. Ветра почти не было, словно и его дождь загнал в какую-то подворотню, как бродячего пса. Безлюдная площадь перед особняком замерла в безвременье. Дома выглядели покинутыми триста лет назад; черные окна слепо уставились в серую хмарь; вода смыла с города человечьи запахи, оставив лишь речную сырость, затхлый каменный холод, кисловатость земли и резковатое, пряное благоухание палых листьев.

Дождь шептал о чем-то неумолчно — и в этом шелестящем звуке растворялись мысли, абсолютно все, оставляя меня опустошенной. Или обновленной? Это было похоже на колдовство. Я уже и не помнила, что мучило меня всего час назад.

— Не боитесь, что вас кто-нибудь схватит, леди?

— Уж скорее я что-нибудь подхвачу. Простуду, например, — ворчливо, как Георг, откликнулась я. — Что вы здесь делаете, мистер Маноле?

— Мать навещать ходил, вернулся вот, — просто ответил он и шагнул ближе — так, что теперь можно было его видеть, а не только слышать. — А вы, леди?

Я промолчала, чувствуя себя донельзя глупо. Лайзо был одет по погоде — плащ с капюшоном от дождя, сапоги. А я… Мне совершенно некстати лезли в голову мысли об этикете и правилах поведения для благовоспитанных леди… Конечно, нет никакой уверенности, но наверняка там был пункт о том, что графиня не должна представать в мокром пеньюаре и потрепанной шали перед посторонними мужчинами.

— Мне… — начала я — и осипла разом. Щеки ожгло смущением.

Но Лайзо ответил неожиданно мягко и деликатно, тем тоном, каким говорят очень-очень хорошие врачи — или священники по призванию.

— Вам не спится?

Я кивнула, кутаясь в промокшую шаль, и запоздало сообразила, что жеста Лайзо может и не увидеть.

— Да. Бессонница, ничего особенного.

— Ничего особенного, значит, — задумчиво произнес Лайзо и шагнул еще ближе. Я отступила к двери. — А что ж вы тогда второй день места себе не находите? И сегодня, вон, чуть в кофейне не упали. Разве ж это хорошо?

— Плохо, — легко согласилась я, нашаривая дверную ручку. Лайзо стоял уже слишком близко, и даже не по меркам этикета — по моим личным ощущениям. — Это все от бессонницы и кофе. Завтра же пошлю Магду в аптеку за снотворным. Мистер Маноле, что вы де…

Лайзо бесцеремонно, будто с какой-то лавочницей имел дело, положил мне руку на шею, кончиками пальцев касаясь той самой бьющейся жилки. Я обмерла, сердце заколотилось вдруг заполошно — но в следующую секунду Лайзо уже отступил.

— Так вот в чем дело, — произнес он со странным удовлетворением. — Понимаю. Леди, полно вам на холоде стоять, — распахнув дверь, Лайзо осторожно подтолкнул меня к проему. — Присядьте тут на минуточку, ладно? Я тотчас вернусь, одна нога здесь, другая там. Только подождите обязательно!

И был таков.

— Мистер Маноле? — тихо окликнула его я. — Святые небеса… И что с ним делать?

Только оказавшись в теплом холле, я поняла, насколько замерзла на улице. Ноги у меня с трудом гнулись от холода. Едва-едва доковыляв до лестницы, я тяжело опустилась на ступени и стянула с плеч пропитавшуюся водой шаль. Попыталась отжать — и на полу появилась солидных размеров лужа. То-то Магда утром обрадуется!

Разумеется, о том, чтобы дожидаться Лайзо, и речи не было. Но само собой вышло, что пока я управилась с шалью, минуло с четверть часа, и несносный гипси успел вернуться. Да не просто так, а со свечой, стаканом какого-то отвара и маленькой серебряной баночкой, похожей на табакерку.

— Ну-ка, выпейте, — Лайзо протянул мне стакан. — Не бойтесь, это травы вроде тех, что мать вам давала. Она мне рассказывала, что с вами, леди было. Ну же, не бойтесь… Али хотите еще ночь промаяться?

Доверять Лайзо у меня не было ни единой причины. Однако лекарство Зельды когда-то действительно помогло… «Не отравит же он меня, в конце концов», — разозлилась я на себя и быстро выпила отвар. Вкус и впрямь был знакомый — похоже, Лайзо не обманывал.

— Вот и славно, вот и славно, — разговаривая со мной, как с маленьким ребенком, нахальный гипси забрал стакан и поставил его на ступень ниже, а затем отвинтил крышку у загадочной «табакерки». Сильно запахло лавандой и еще чем-то цветочным. Жасмин? Нет, не совсем похоже… — А теперь протяните-ка левую руку, — я подчинилась машинально. — Да левую же! — Лайзо беззвучно, как Мэдди, рассмеялся и сам взял мою руку. Перевернул ее ладонью вверх, зацепил из «табакерки» прозрачной мази и принялся осторожно втирать ее мне в запястье против часовой стрелки.

Одурманенная бессонницей и дождем, я наблюдала за этим действом с глупой улыбкой.

— Что это?

— Это для сна, — туманно ответил Лайзо. Голос у него был довольный. — Сам делал, не бойтесь, лучше бальзама во всем Бромли не сыскать. Ну-ка, теперь на виски…

Отступать было как-то глупо. К тому же Лайзо не стал затягивать неловкий момент — быстро коснулся висков скользкими пальцами, словно рисуя букву или символ, а потом поднялся на ноги.

— Идите спать, леди, — странным голосом произнес он. Волнуется? Отчего бы? — Ежели еще беспокоиться будете или уснуть не сможете — скажите мне. Я не хуже матери травы знаю, а кой-что у меня и получше выходит… А вы идти-то сможете? Или вас понести?

— Ну, это уже слишком, — деланно возмутилась я, хотя сейчас чувствовала только усталость — никакой злости. — Благодарю за заботу, мистер Маноле, но в своем доме я вполне могу ходить сама.

— Ну, как знаете, — в словах Лайзо мне послышалось сожаление. — Вот, держите еще, а то по темноте упадете, а я виноватый буду, — он отдал мне свечу. — Доброй ночи!

Хотя я внимательно проследила за тем, чтобы Лайзо ушел в крыло для слуг, и лишь потом поднялась по лестнице, меня не оставляло ощущение пристального взгляда в спину. Не злого, не опасного — просто внимательного. И, пожалуй, только это помогло мне дойти до комнаты — не хотелось падать перед невидимым зрителем. А уже в спальне я все-таки вызвала Магду и велела ей принести сухую сорочку и забрать мокрую одежду.

Магда долго причитала и охала — как это так, леди ночью под дождь вышла! — но помогла мне быстро переодеться и лечь в кровать. Свеча так и осталась гореть на столе. Я хотела было подняться и задуть ее — не вызвать же Магду снова — однако сама не заметила, как заснула…

«Надо бы сказать утром Лайзо спасибо», — мелькнула благодарная мысль, однако чаяниям этим не суждено было сбыться. Стало не до того.

Утренние газеты разнесли по Бромли невероятную новость — мистер Уэст арестован по обвинению в подлоге, афере с застрахованной картиной и лжесвидетельстве.

«Бромлинские сплетни»

Выпуск от … дня … месяца … года

ПРЕСТУПЛЕНИЕ В СТИЛЕ ИМПРЕССИОНИЗМА

Накануне инспектор Городского управления спокойствия мистер Саммерс арестовал широко известного в узких артистических кругах мистера Уэста, хозяина печально известной галереи, из которой была похищена нашумевшая картина великого Эммануэля Нингена. Мистеру Саммерсу удалось в рекордные сроки раскрыть хитроумное преступление и вывести негодяя на чистую воду.

А шокирующая правда такова: мистер Уэст сам выкрал картину «Островитянка у каноэ» из собственной галереи, безжалостно убив преданного слугу-сторожа, дабы не оставлять свидетелей. Жестокость и хладнокровие преступника вызывают оторопь даже у бывалого сыщика! Лишив жизни невинного человека и едва успев смыть кровь со своих рук, мистер Уэст обратился к страховому агенту и поинтересовался суммой компенсации, ведь галерея была застрахована от множества рисков, начиная с пожара заканчивая — внимание! — воровством.

Честный малый и опытный агент, мистер Таунсенд без промедления направился в Управление спокойствия и с достойной уважения скрупулезностью изложил свои подозрения. Инспектор Саммерс, находившийся в то время на дежурстве, принял беспрецедентное решение и тут же арестовал Уэста.

Что примечательно, тот не сопротивлялся аресту и будто бы ждал подобного поворота событий — разве это само по себе не внушает подозрений?

Позже, в Управлении, на допросе мистер Уэст отказался отвечать на вопросы, а потом и вовсе сослался на больное сердце и дурное самочувствие. Ввиду крайне необычного поведения подозреваемого, мистер Саммерс решил оставить предполагаемого преступника в тюрьме, а версию о том, что Уэст обманул страховую компанию с целью наживы, принять за основную.

Тем временем домочадцы мистера Уэста отказались поговорить с вашим покорным слугой…

На этом месте я не выдержала и скомкала газету.