Кощей - Ольга Корвис Страница 11

— Что с тобой случилось? Как ты вообще оказался здесь?

Кощей ответил не сразу. Сначала выпрямился. Разгладил полоски-ленточки на балахоне.

— Это… как проклятие. Раньше здесь был хранитель, — тихо заговорил он. — Другой. До меня. Помню, что он умер после того, как передал мне свою обязанность. Быть новым хранителем. Помогать местным, отводить их беды, исцелять болезни. Помню, что я сильно ранен был. Прошлый хранитель пообещал вылечить меня, если помогу ему, но, как видишь, солгал. Освободиться хотел. Я спрашивал, почему. Никто не ответил. Кто-то был нужен, кто угодно. Нашелся я. Пока здесь люди живут, не могу ни уйти отсюда, ни умереть. Я не знал, что все так будет.

Он замолчал, потер ладони, словно пытаясь согреться. Молчал и Казимир — не знал, что сказать. Привычное мышление городского жителя пыталось отторгнуть все, что говорил отшельник. Как защитный механизм. Когда на него накатывало, он напивался, напрочь теряя чувство меры. Он продолжал пить, пока не срабатывал тот самый механизм, и его не начинало полоскать. Сейчас он тоже чувствовал дурноту, но другую — от самой ситуации. Не получалось у него отмахнуться и заклеймить все сказанное бредом сумасшедшего.

— Ты про имя спрашивал, — вдруг продолжил Кощей. — В доме на стене вырезано. Там, где книги стоят. Я забыл, дерево помнит.

— Я схожу посмотрю?

Отшельник молча кивнул. Дементьев встал на ноги и зашел в старую избу. Внутри все еще больше походило на жилище колдуна. По углам сушеные травы развешаны. Единственное окно — наполовину прикрыто тряпкой. На тусклом стекле трещина. Из всей мебели — лежанка на полу, стол, пара неказистых табуреток и самодельная этажерка с резными деревянными фигурками. Среди них Казимир разглядел единорога. На полу пыльные, потертые шкуры. Как будто декорация, где половину предметов забыли, поэтому она выглядит ненастоящей, мертвой. Он подошел к сложенным в стопки книгам. К таким даже прикасаться страшно. Того и гляди рассыплются от ветхости. За ними нашел надпись, о которой говорил отшельник. Прочитал, и внутри все похолодело, а следом колыхнулось яростное недоверие. Да быть не может! Не бывает такого. Он живет в современном мире, где нет места цыганской магии, бабкиным проклятьям и прочей чертовщине. Надпись на стене говорила об обратном.

Елисей. Рядом два числа, похожие на годы жизни: 1890 — 1917.

Оглушенный новым знанием, Дементьев вернулся на крыльцо. Отшельник по-прежнему сидел на ступеньках.

— Ты говоришь, что уйти не можешь, — задумчиво произнес Казимир. — А как это проявляется?

— Так проклятье работает. Если попробую уйти, станет плохо человеку, который рядом. Никого не будет, почувствую, что кому-то плохо из-за меня. А навредить не могу. Поэтому и идти дальше не смогу. Не пускает.

— Не понимаю, — честно признался Казимир. — В голове не укладывается.

Кощей слабо улыбнулся. Поднялся с крыльца и протянул ему руку.

— Пойдем. Я покажу.

Глава 4

Казимир пришел в себя. Первым, что он увидел, было обеспокоенное лицо отшельника. По телу волнами расходилась неприятная слабость. В голове иголками кололо.

— Так вот и происходит, — тихо и немного виновато произнес Кощей на его вопросительный взгляд. — Если хочу уйти, плохо тем, кто рядом. Есть граница. Дальше нее мне нельзя.

Дементьев приподнялся на локтях и сел. Озадаченно посмотрел на отшельника. Он даже не понял толком, что случилось. Они шли по лесу, разговаривали. Он расспрашивал, как Кощей живет здесь совсем один. В пустом холодном доме, где даже печь не спасет — все сквозит и истлело. Помнил, как накрыло недоверчивым удивлением, когда отшельник объяснил, что не чувствует ни холода, ни жара, и пища ему не нужна. А потом нырнул в темноту… И вот вынырнул — удивленный, подавленный и растерянный. Может, это, конечно, болезнь дала о себе знать, но Казимир давно уже шагнул за грань, когда все происходящее можно было ей объяснить.

— Почему? Я же не местный, - непонимающе спросил он.

— На этой земле. Значит местный, — коротко ответил отшельник.

— А деревенские знают, что они тебя держат? — продолжил Дементьев, и Кощей молча кивнул. — Как это вообще работает? Ты будешь здесь, пока… я не знаю… род каждого из них не закончится?

— Нет. Просто пока они здесь. На земле, которую я должен оберегать. Когда-нибудь они все уедут и…. — голос отшельника дрогнул.

Кощей не договорил, но Казимир догадался. Недоуменно выгнул бровь. Ситуация вдруг стала еще абсурднее.

— Погоди-погоди, я правильно понял, что если они все дружно свалят немного подальше, чем где я сейчас валяюсь, то этим они тебя освободят?

Отшельник снова кивнул и опустил взгляд. А в голову опять полезли сомнения — может, он все-таки невольно подыгрывал сумасшедшему мальчику? А тот нашел благодарного слушателя и рассказывает ему странную историю. Мысли штормило и бросало из крайности в крайность. Невозможность происходящего упиралась в тоскливый взгляд. Странное прозвище Кощей рассыпалось как истлевшее за секунды яблоко. Дементьев потер ладонями лицо. Лучше не стало.

— Почему они тогда не уйдут? — возможно, это был самый глупый в мире вопрос, но он и правда не понимал. Если все это реальность, если кто-то в деревне еще помнит Кощея, почему никто за все это время и не подумал, чтобы его освободить.

— Зачем им? — Кощей пожал плечами. — Я умру. Никто их не будет защищать.

Казимир очень внимательно посмотрел на отшельника и понял, что самый глупый вопрос только впереди.

— Почему ты умрешь?

— Прошлый хранитель умер. Когда мне передал. Я тоже умру. Не знаю. Мне же никто не сказал, что это.

Кощей замолчал, но Казимир чувствовал, что он не договорил. Не ошибся. После недолгой паузы, отшельник снова заговорил. С такими же тяжелыми паузами, как при первой встрече в лесу.

— Но это лучше. Чем вот так. Мертвым. Быть. Столько лет.

Дементьев глубоко вдохнул. Если в избе на стене действительно годы прошлой, человеческой жизни… Он даже не мог представить, как это — больше века провести в одиночестве и изоляции. Забыть себя, свою жизнь, свое имя.

— Твое имя… Я прочитал его. Если ты забыл…

Он оборвал фразу, когда Кощей резко схватил его за руку и затряс головой.

— Нет, не надо! Не говори! — он умоляюще посмотрел ему в глаза. — Это не я. Это другой человек. Кощей я. Не хочу вспоминать. Мне так проще. Не надо.