Сакс Ромер - Спящий детектив Страница 12

Он отказался от превосходной египетской сигареты, предложенной мною.

— Благодарю вас, — сказал он, — но лишь один сорт табака помогает мне сосредоточиться.

Сказав так, инспектор закурил манильскую сигару (их он истреблял в неимоверном количестве) и тут же беспокойно вскочил на ноги.

— Я только что приехал из Креспинга на утреннем поезде, — сразу взял он быка за рога. — Полагаю, вы уже слышали об убийстве?

Я указал на газету с большим заголовком на первой странице:

УБИЙСТВО в креспи–холле

— Ах, да, конечно, — сказал он с рассеянным видом. — Так вот, меня направили в Креспинг и, скажу вам честно и откровенно, я понятия не имею, что делать дальше!

Я налил ему кофе.

— В чем именно состоят ваши затруднения? — спросил я.

— Затруднение только одно, — резко ответил он. — Кто, черт возьми, это сделал?

— Мне кажется, все улики недвусмысленно указывают на Райдера, бывшего лакея.

— Я тоже так думал, — согласился он, — пока не побывал в Креспинге! Приехал с ордером на арест в кармане. И вдруг понял, что дело нечисто!

— Как же вы собираетесь поступить?

Гримсби помедлил.

— Видите ли, — ответил он, — ошибка в расследовании убийства может дорого обойтись; мне хотелось бы заручиться еще одним мнением — неофициально, конечно!

Я поднял на него глаза.

— Мнением мистера Мориса Клау?

Он кивнул.

— Совершенно верно!

— Вижу, вы изменили свое суждение о нем?

— Мистер Сирльз, следствие по делу о преступлениях в музее Мензье полностью все перевернуло! Я не шучу. Я всегда считал его сумасбродом, и до сих пор убежден, что странностей ему не занимать. Но если в расследовании не обойтись без проницательного человека, я готов поставить на Мориса Клау все свои сбережения!

— В таком случае, вы зря тратите время, беседуя со мной.

— Никак нет, — убежденно возразил Гримсби. — Морис Клау живет уединенно, это правда, однако вовсе не склонен, как говорится, держать свой свет под спудом! Он знает, что вы собираете материалы о его трудах и методах, и скорее прислушается к вашей просьбе, чем к моей.

Я сразу понял, куда клонит Гримсби. Он пытался уговорить меня обратиться за помощью в расследовании убийства в Креспи–холле к Морису Клау с тем, чтобы ему (Гримсби) достались все официальные почести, да и чувство собственного достоинства не пострадало!

Я рассмеялся.

— Хорошо, Гримсби! Поскольку Клау не предлагал вам свои услуги, дело это, вероятно, его не заинтересовало; и все же попробовать не мешает.

Сверившись со справочником, мы отправились в Уоппинг, где медлительное солнце уже озарило закоптелые стены и грязные улицы, и разыскали там некую лавку, точный адрес которой я называть не стану; скажу только, что находится она близ Старой лестницы в Уоппинге.

К лавке ведет узкий проход: справа глухая стена, слева заколоченный подъезд и окно, заложенное кирпичами. Сквозь щели между ними любопытный посетитель может увидеть развалины здания, когда–то служившего пакгаузом или торговым складом, клочок берега и мелкую зыбь илистых вод старой Темзы.

Этот проулок выходит в закрытый двор, и в самом конце его расположена лавка Мориса Клау. На дорожке выстроились обломки мраморных постаментов, окруженные ветхими сундуками и колченогими стульями, а рядом громоздятся чучела птиц, сломанные игрушки, письменные приборы, ржавые мечи, керосиновые лампы и прочий мусор, не поддающийся никакой классификации. Среди гор рухляди зияет черный провал двери.

Нужно ли говорить, как осторожно мы с инспектором Гримсби входили в эту Кумскую пещеру![18]

Сперва мы ничего не могли различить в темноте. Повсюду вокруг копошилась во мраке какая–то живность. Нас обволакивало неописуемое благовоние ветхой мебели, смешиваясь с равно неописуемыми запахами жизненной деятельности птиц, рептилий и грызунов.

— Морис Клау! Морис Клау! За тобой явился дьявол! — прозвучал скрежещущий крик попугая.

Отворилась дверь, впуская немного света и — Мориса Клау. Последний оказался полностью одет; иными словами, он был облачен в потрепанный черный плащ с пелериной, черный шелковый шарф и редчайший экспонат своего неприглядного реликвария, коричневый котелок.

В полумраке его пергаментное лицо казалось совсем старым, а косматые брови и реденькая бородка еще более бесцветными, чем обычно. С высоты своего роста он вгляделся в нас сквозь стекла золотого пенсне и снял котелок.

— Доброе утро, мистер Сирльз! Доброе утро, инспектор Гримсби! Я только что из Парижа. Как мило со стороны вашей наведаться так рано, дабы сообщить мне о бедняге, убитом в Креспинге! Доброе утро! Доброе утро!

II

Святая святых Мориса Клау, несомненно, представляет собой одну из самых необычных квартир в Лондоне.

Вдоль стен тянутся книжные полки, где расставлено уникальное, на мой взгляд, собрание книг по криминологии (как понимает эту науку Морис Клау). Имеются здесь и поразительные древние реликвии, и у каждой из них — своя история. С порога бросается в глаза опрятный письменный стол с букетом цветов в серебряной вазе, вращающееся кресло и превосходная тигровая шкура на полу.

Контраст с лавкой был удивителен. Морис Клау положил котелок на стол и вытащил из него пузырек, с которым никогда не расставался. Он увлажнил свой высокий желтый лоб, наполнив воздух освежающим ароматом вербены.

— Эта лавка, — сообщил он, — очень сильно пахнет сегодня утром! Не столько канарейки, сколько крысы!

— Надеюсь, — вежливо начал Гримсби, — что мисс Клау пребывает в добром здравии?

— Изида скоро присоединится к нам и поведает сама, — был ответ. — А теперь — о том неприятном событии в Крес- пинге. Похоже, вернулся я вовремя, но, увы! истекло две недели!

Гримсби прочистил горло.

— Полагаю, вы читали -

— Ах, друг мой! — Морис Клау поднял длинную, белую, узкую ладонь. — Разве не знаете вы, что я не утруждаю свой бедный разум этими глупыми газетами? Нет, не читал я, мой друг!

— О! — растерявшись, воскликнул Гримсби. — Но тогда мне придется изложить вам семейную историю -

В комнату вошла Изида Клау.

Все в ней, от крошечной шляпки с красным пером, похожим на перо фламинго, до элегантных туфелек, говорило о Рю де ла Пэ[19]. На Изиде был на редкость смелый наряд; могу лишь назвать его этюдом в огненных тонах. Женщина менее привлекательная никогда не осмелилась бы надеть нечто подобное; но эта великолепная брюнетка с большими мерцающими глазами и дразнящей улыбкой обладала грациозной фигурой Клеопатры и колдовским очарованием гурии.

Инспектор Гримсби поздоровался с ней смущенно и восторженно. Обмен приветствиями и -

— Мы должны спешить, отец! — сказала девушка.

Морис Клау вновь надел свой доисторический котелок.

— Мистер Сирльз и инспектор Гримсби присоединятся к нам, возможно? — предложил он.

— Куда? — начал Гримсби.

— Куда же, как не на поезд в Оксли, что отходит в 9.15? Куда же, как не из Оксли в Креспинг! Я теряю время — я?

— Вас наняли для расследования дела? — предположил Гримсби.

— О нет! — был ответ. — Но награда найдет меня!

В конце проулка ждал кэб. У заколоченной двери хозяину лавки древностей уважительно поклонился красноносый мужчина в лохмотьях.

— Ты слышишь меня, Уильям, — сказал Морис Клау этому отщепенцу. — Ничего не продавай — только рукомойник! Не забывай канарейкам воду менять. Кукурузные зерна — для белых крыс. Если к восьми в мышеловку не попадется мышь, дай сове селедку. И о выпивке не думай даже; она погубит тебя, Уильям!

Мы сели в кэб. Последним, что мне запомнилось, был невидимый попугай, который напутствовал нас словами:

— Морис Клау! Морис Клау! За тобой явился дьявол!

По пути на вокзал Гримсби, не сводивший глаз с обворожительного личика Изиды, поведал молчаливому Морису Клау историю семейства Креспи. Вот ее краткое изложение:

Покойный сэр Ричард Креспи, испытывая серьезные денежные затруднения, привык топить свои горести в стакане, что далеко не способствовало семейной благодати, и после одной исключительно бурной сцены семья распалась. Первым покинул дом его сын Роланд, не унося с собой ничего, кроме благословения матери и проклятий отца. Затем и леди Креспи уехала к сестре в Лондон, но не прожила и двух лет после отъезда из Креспи–холла. Один, покинутый сыном и женой, беспутный старый баронет лег на прежний курс и еще несколько лет продолжал заливать печали вином. Слуги один за другим оставили его, и в конечном итоге, не считая верного Райдера, лакея, чьи предки с незапамятных времен прислуживали семейству Креспи, сэр Ричард остался единственным обитателем громадного поместья. Апоплексический удар завершил его никчемную жизнь; от сына уже много лет не было вестей — полагали, что он нашел свою смерть в Африке, куда отправился после ухода из дома.