Сергей Владич - Тайна распятия Страница 16

Понимаешь, любая империя, которая не в состоянии сформулировать некую духовную объединяющую концепцию для образующих ее народов, неминуемо обречена на погибель. Только на штыках и насилии не то что государство — вообще ничего построить невозможно. До императора Константина Римская империя так и не смогла предложить покоренным народам объединяющую идею, а вот, к примеру, Византийская вошла в историю как редкий долгожитель. И все почему? Можно называть различные причины, но, на мой взгляд, решающим фактором стало то, что она подарила миру христианство в его нынешнем виде как единую, объединяющую всех религию! Впрочем, я отвлекся; вернемся назад, к плану Каифы. Он был уверен, что во всей этой истории иудеям с их Храмом, талмудом и мощной монотеистической традицией ничего не угрожало. Каифа просто боролся с захватчиками доступными ему методами на духовном, так сказать, уровне. И смотри, что в конце концов вышло: христианство стало-таки государственной религией Римской империи, пусть и не сразу, пусть через триста лет после распятия Иисуса, а за этим последовал ее раскол. Другое дело, что со временем обломки империи, приняв новую веру, стали даже крепче ее самой, но ведь прежняя империя исчезла! Я думаю, что Каифа именно к этому и стремился, хотя, конечно, он не мог знать, сколько времени займет реализация его плана. Вот так.

— Подожди, но ты же сам только что сказал, что клан бар Шета, к которому принадлежал и Каифа, был у власти десятки лет. Вряд ли это было бы возможно без сотрудничества с римской властью, от которой, как ты теперь утверждаешь, они хотели избавиться.

— Конечно же, они сотрудничали и с Валерием Гратом, и с Пилатом, и за это их очень не любили в народе. Однако даже они не могли смириться с таким, например, унижением, как то, что торжественное одеяние первосвященников хранилось не в Храме, а у римлян и выдавалось только на период праздников… Конфликты происходили постоянно, иначе сложно объяснить, почему Грат менял первосвященников одного за другим. Атмосфера в Иудее была такой себе гремучей смесью сотрудничества и ненависти.

И тут Сергей Михайлович потерял осторожность. То ли крепкое пиво сыграло с ним злую шутку, то ли заговорил его Натан, но Трубецкой вдруг с загадочным видом произнес:

— Я тут по случаю ознакомился с одной версией, довольно, с моей точки зрения, странной, и хотел бы услышать твое мнение. А версия такая: Пилат не распял Иисуса, а как раз наоборот, спас, и тот потом проповедовал в разных странах, вплоть до Индии, и там якобы умер.

Натан, выслушав вопрос, сначала несколько насторожился, но потом понимающе кивнул.

— Да, я слышал об этом. Хочешь — верь, хочешь — нет, но лично я считаю, что эта версия имеет право на существование, — несколько неожиданно для Трубецкого сказал он. — Не знаю, как там насчет Индии, но для меня самым удивительным является именно то, что план Каифы осуществился не благодаря, а вопреки воле первосвященника, ведь Пилат его раскусил! Он довольно быстро понял, что бродячий философ Иешуа из Назарета, которого привели на суд римского наместника, не представляет никакой другой угрозы, кроме той, что публичная злая смерть сделает его легендой, символом. А вокруг такой легенды может возникнуть все, что угодно: культ, волнения в народе, даже восстание нельзя исключить. И он решил помешать Каифе. Он спас Иисуса от распятия, подсунув первосвященнику в качестве жертвы разбойника Вараввана, которого совсем не жалко было и казнить, поскольку тот был известным душегубом. Однако Каифа через своих людей уже успел распространить в народе слухи о казни именно Иисуса, и подмена не достигла желаемой цели. В сознании людей, наблюдавших за казнью, на кресте был именно тот, о ком говорили им люди Каифы, — Иешуа из Назарета.

— А что, Каифа был так глуп или настолько наивен, что не смог отличить Вараввана от Иисуса?

— Да нет, я думаю, что Каифа просто никогда Вараввана не видел, ведь синедрион уголовщиной не занимался. А спутать двух побитых, замордованных, одетых в рубища заключенных, да еще на расстоянии, с которого Каифа наблюдал за казнью, немудрено.

— Ну и что же, по твоему, случилось дальше? Пока у меня от твоих версий голова кругом идет — ты меня совершенно запутал.

— У меня у самого идет… Да, так что там было дальше… Я думаю, что потом случилось непредвиденное. Пилат не знал, что делать с Иисусом. Физически он его спас, но теперь его нужно было либо отпустить, либо убить, но уже не публично. Будучи суеверным, он не решался просто убить его (а вдруг тот и в самом деле Сын Божий?) и склонялся к тому, чтобы отправить его подальше, за границы Иудеи, Галилеи и Самарии. Но пока Пилат думал, Иисус каким-то образом — возможно, обратив на свою сторону охранника — вышел из темницы и на третий день явился своим ученикам, которые поняли его появление как воскресение. То есть все получилось только хуже, ведь слух о распятии уже прошел, а тут живой и невредимый Иисус вдруг является своим ученикам. Лишь после этого Пилат вновь схватил его и под охраной доставил до границы с Сирией, запретив под страхом немедленной и страшной смерти появляться на подведомственной прокуратору территории. Именно поэтому первые христианские общины стали возникать в Сирии и далее, на территории нынешней Турции; на Кавказе — в Армении и Грузии; в Персии, вплоть до Индии. Это все лишь маршрут проповеди самого Иисуса, а не каких-то его учеников. Кто бы им там поверил…

Пива в тот вечер было выпито немало, и, размышляя по дороге в гостиницу об услышанном, Сергей Михайлович решил, что либо «Гиннес» в больших дозах приводит к слуховым галлюцинациям, либо Ковальский занимается в своем университете мистификациями на исторические темы. Трубецкой решил подумать об этом позже, на трезвую голову, а пока, расплатившись с таксистом, он поднялся к себе в номер. На его телефоне призывно мигала лампочка голосовой почты. Сергей Михайлович нажал на кнопку. Меньше всего на свете он ожидал сейчас услышать уже знакомый слащавый, с легким иностранным акцентом мужской голос, который произнес:

— Ну что ж, вы сегодня славно потрудились, Сергей Михайлович, и пока вели себя хорошо. Но настало время сделать следующий шаг. Побеспокойтесь, пожалуйста, чтобы те документы, которые прислала вам Анна, были у вас с собой в Риме в целости и сохранности. Если не наделаете глупостей, скоро увидитесь с вашей супругой. До встречи в Вечном городе.

Хмель в момент улетучился из головы, и Трубецкой начал лихорадочно соображать. Он должен был лететь в Рим уже завтра — на этом настаивала в своем письме Анна, — но отдать без всяких гарантий документы этому типу или тем, кто за ним стоит, значило лишиться единственного козыря в намечающемся противостоянии. Сергей Михайлович все обдумал и решился на рискованный шаг. Он взял присланные Анной оригинальные документы, отложил наиболее важные страницы, спустился в гостиничный бизнес-центр и сделал с остальных материалов ксерокопии. Затем он сложил оригиналы в конверт, написал свой домашний адрес в качестве адреса получателя, обратный адрес — Британского музея и имя его знакомого профессора, с которым он сегодня виделся. Копии же, сложенные так, чтобы создать иллюзию настоящих документов, отправились в его портфель.

Ночь прошла без сна, но на удивление быстро. На следующее утро, как только начало светать, Трубецкой поехал в аэропорт, отправил конверт в Киев через имеющееся там почтовое отделение и первым же самолетом вылетел в Рим.

Глава 7

Расследование Тита Валерия Туллия

Неблизкую и небезопасную дорогу от Рима до Ершалаима Тит Валерий Туллий проделал всего за несколько дней. Погода способствовала морскому путешествию, хотя посланника императора трудности пути пугали в последнюю очередь. Его одолевали глубокие и не слишком приятные размышления. С одной стороны, это была большая честь — выполнить личное поручение императора. С другой — ему совершенно не хотелось разбираться то ли с распятыми, то ли со спасенными иудейскими пророками и мессиями. Кроме всего прочего, он и всадник Гай Понтий по прозвищу Пилат были старыми товарищами по оружию, о чем император, видимо, не был осведомлен, и это значительно усложняло задачу Туллия. Если Пилат виновен, Туллий будет вынужден предать его суду императора, а если нет — то ему предстояло не только найти какого-нибудь иного виновного, но и убедить в этом кесаря. По дороге в Ершалаим он на одну ночь остановился в Кейсарии. Прежде всего Титу Валерию не терпелось услышать версию самого Пилата. Однако реакция префекта на прямой вопрос посланника императора крайне его разочаровала.

— Иешуа? — задумчиво переспросил Пилат. — Из Назарета? Иудейский пророк? Мессия? Называл себя Сыном Божьим? Что-то я смутно припоминаю… Когда, ты говоришь, это случилось? Три года тому назад?