Софья Ролдугина - Искусство и Кофе Страница 17

Ходить по улицам в дождь — не лучшее занятие. А вот размышлять о насущных проблемах, сидя в тепле и рассматривая сбегающие по стеклу ручейки — самое то.

Видимо, взгляд у меня был совсем не от мира сего, потому что Лайзо вскоре осторожно поинтересовался, о чем «таком тяжком» я задумалась.

— О мисс Дюмон, — ответила я совершенно честно. Рыжая леди из головы у меня не выходила, хотя минуло уже часа три с момента нашего расставания. Три очень, очень насыщенных делами часа. — Она так увлечена искусством… Но что-то в ней не то.

— Лгунья она, эта мисс Дюмон, — спокойно ответил Лайзо. — Вы уж простите, леди, но я подсмотрел немного за вами, чтоб не вышло чего нехорошего. Одним глазком буквально глянул.

— Неужели? — с весьма прозрачным намеком вздернула я бровь. Но Лайзо продолжил без малейших признаков раскаяния — как человек, уверенный в том, что поступил правильно:

— Даже верней сказать присмотрел — чтоб перед Эллисом не краснеть, если вдруг эта мисс Дюмон что-нибудь этакое выкинет. Ну, и послушал, о чем вы говорили. Так вот, зуб даю — лгала она, и много. А в конце самом, как о мисс Бонне речь зашла, сказала правду — и сама испугалась. И стала городить такую ерунду, в которую и сама ни на рейн не верила.

— Да? — сдержанно удивилась я. — И почему вы так решили, мистер Маноле?

Нахальный тон Лайзо, судившего с такой уверенностью, с такой небрежностью о смелой и решительной леди, ведущей дела не хуже мужчин, меня порядком разозлил — уж его-то нельзя было оправдать необходимостью для расследования.

— Чутье, леди Виржиния, — сказал он просто.

— Видимо, лжец лжеца видит издалека, — не удержалась я от укола. Но Лайзо ответил без улыбки — и без малейших признаков обиды:

— Именно так, леди. Именно так.

Эллис заявился в кофейню назавтра, уже ближе к ночи, без предупреждения, и скорей напоминал восставшего мертвеца, чем живого человека. Памятуя о неурочном визите маркиза Рокпорта в прошлый раз, я наскоро проверила, заперта ли дверь, и задернула занавески на всех окнах, кроме тех, что уже были закрыты снаружи ставнями. Если пришел бы кто-то «свой», например, миссис Хат вернулась за чем-нибудь или Лайзо приехал раньше условленного срока, то Мэдди с Георгом и так пустили бы их с черного хода без лишних вопросов. А вот посторонним пришлось бы подождать моего решения. Зачем нам лишние свидетели? Тем более речь наверняка пойдет о расследовании, а «следственную информацию», как поговаривал сам детектив, нужно держать подальше от любопытных ушей.

Впрочем, Эллису сейчас явно было не сохранения секретности.

— Скажите мне что-нибудь хорошее, Виржиния, — жалобным голосом попросил он, пряча лицо в сложенных на столе руках. Поношенный серый пиджак встопорщился на спине горбом. — Вот просто похвалите меня. Я себя никогда не чувствовал дураком так долго и так полно, как в последние дни.

— Судя по вашему виду, вы еще мало спали, ничего не ели и ни разу не мылись, — вздохнула я, присаживаясь напротив. — Не знаю, сумею ли я польстить вашему эго, но желудку, надеюсь, угожу… А вот и ужин.

— Мой? — недоверчиво спросил Эллис, отлипая от стола, в который, кажется, уже врос.

— Ваш, ваш. Чей же еще, — я с трудом сдержала улыбку. — Памятуя о том, что у меня взял привычку гостить вечно голодный детектив, я теперь отсылаю в кофейню из своего дома одну порцию ужина каждый вечер.

Глаза у Эллиса были такие несчастные, что даже суровая обычно Мэдди прониклась к нему сочувствием. Переставив с подноса на стол тарелки полноценным обедом — копченая баранина в чесночном соусе, печеный картофель, салат из маринованных овощей и горячий паштет — она наклонилась к детективу и робко погладила его ладошкой по голове, как ребенка.

— Мадлен, это вы? — вяло откликнулся Эллис, скосив глаза на смущенно замершую девушку. — Вот ведь докатился, меня уже женщины и дети жалеют. Причем одновременно и в едином лице.

Мэдди залилась румянцем до самых ушей и быстро отступила на шаг назад. Потом насупилась, перехватила поднос в одну руку, шлепнула Эллиса полотенцем по затылку и, гордо развернувшись, зацокала каблуками на кухню.

— Нет, — грустно констатировал детектив. — Женщины и дети меня не жалеют. Это, наверное, мне сначала показалось.

— Вы упорно напрашиваетесь на комплименты, — тут я уже не сумела удержаться и все-таки улыбнулась.

— Просто шучу. Видимо, без особого успеха, — вздохнул Эллис и, скептически оглядев тарелку с бараниной и картофелем, подвинул ее к себе поближе. — Вы лучше расскажите мне, как идет опрос свидетелей. Лайзо, паршивец, всячески намекает, что вы узнали нечто потрясающее… Намеки-намеки, а о деталях — ни слова. Чем вы его так подкупили, что он теперь даже со мной многозначительно отмалчивается? — судя по интонации, это был вопрос риторический. — Так что вы докладывайте о ходе следствия, пожалуй, а я пока исследую содержимое своей тарелки. Тоже, знаете ли, замечательное дело.

То ли пустой желудок был тому виной, то ли мрачно-сосредоточенное настроение, но Эллис не задал мне ни одного вопроса по ходу рассказа. Даже не перебил ни разу, вопреки обыкновению. Но слушал внимательно. На середине рассказа он и вовсе потерял интерес к баранине и, подперев рукою подбородок, уставился на меня в упор.

Я сбилась и не сразу сумела собраться с мыслями.

— …А потом мы распрощались, условившись о встрече. Остаток дня я была занята, а сегодня пришли вы. Вот, собственно, и все, — подвела я итог через добрых два часа и потянулась к чашке с остывшим чаем — немного промочить горло. К концу рассказа у меня даже голос немного охрип.

Эллис, впрочем, выглядел весьма довольным результатом.

— Прекрасно, — произнес детектив после небольшой паузы. — Что ж, это вполне ложится на мою информацию. Жаль, что я сейчас занят двумя делами сразу, причем одно из них личное и не терпит отлагательств… Ваш рассказ, Виржиния, во многом подтверждает мои догадки, но кое-что для меня оказалось неожиданностью. И весьма заинтересовало, не скрою… Речь идет о родстве между Эстер Бонне и Джулией Дюмон. Я знал, что одна из дочерей Нингена держит в Лютье небольшую школу живописи, где и преподает сама, только и всего. О том, что у нее есть сестра в Аксонии, да еще не кто иная, как мисс Дюмон, я не подозревал.

В голове у меня словно встал на место кусочек головоломки.

— Погодите. Но ведь Джулия Дюмон говорила, что эта Эстер Бонне — женщина необщительная, склонная к пустым подозрениям, затворница. Как это может сочетаться с преподаванием?

— Да никак, — цинично улыбнулся Эллис, становясь сразу похожим на злого лиса из сказок. — Лайзо прав, она лжет. Вопрос — только ли насчет своей родственницы?

— И зачем лжет, — глубокомысленно добавила я, но Эллис только отмахнулся:

— Тут-то как раз версия сразу появилась. Мисс Дюмон не хочет, чтобы кто-то прочитал письма Нингена, особенно последние. Возможно, там есть упоминание об «Островитянке у каноэ». Или наоборот, нет, — загадочно заключил он.

И замолчал.

Я ждала закономерного продолжения, но детектив только смотрел на меня многозначительно и тихонько поскребывал вилкой по тарелке.

Шкриб-шкриб. Шкриб-шкриб. Шкри-и-иб.

«Это фарфор, ручная роспись, и один комплект стоит хайрейн», — вертелось на языке. Однако я не стала язвить и просто спросила то, чего ждал Эллис:

— Что вы имеете в виду?

Эллис вальяжно откинулся на спинку, излучая довольство. Видимо, ему и впрямь в последние дни частенько приходилось чувствовать себя дураком, вот он теперь и отыгрывался на мне, изображая всеведущего детектива пред лицом наивной леди… Что ж, это можно было только перетерпеть.

К счастью, затягивать со спектаклем он не стал.

— Возможно, двенадцатой «Островитянки» и вовсе не существовало, Виржиния. И письма Нингена могут прояснить эту тайну… — Эллис наклонился, опираясь локтями на стол, и проникновенно заговорил, глядя на меня исподлобья. Свет причудливо лег на пестрые волосы, делая их как будто бы седыми. — А теперь на секунду представим, что так оно и есть. Картины никогда не было. Существовала лишь аккуратная подделка. Об этом знал Лоренс, который нашел ее; Льюис Пул, который ее продал; мисс Дюмон, которая после якобы проведенной экспертизы объявила картину подлинной. Мистер Уэст догадывался о делишках сына, но из-за болезни не изучал их так пристально, как следовало бы. И вот накануне открытия выставки между Льюисом Пулом и Лоренсом происходит ссора, в процессе которой Пул угрожает раскрыть тайну фальшивой картины. Лоренс выжидает некоторое время и убивает его, а картину уничтожает, заявив о краже, и затем требует выплатить страховку, оформленную на имя Уэста-старшего. Страховой агент, действуя в своих интересах, доносит на страхователя в Управление. Далее следует арест — в мое отсутствие, к сожалению. Уэст подозревает сына, поэтому не отвергает предъявленные ему самому абсурдные обвинения. Мисс Дюмон тоже догадывается о личности преступника, но, к примеру, из романтических побуждений или из страха быть обвиненной в афере тоже молчит… — Эллис свел куполом кончики пальцев, как будто в жесте чжанской молитвы о просветлении, и медленно выдохнул, прикрыв глаза. — Как вам такая версия, Виржиния? По-моему, идеально. Жаль, что такие гладкие версии никогда не подтверждаются.