Алексей Самылов - Аномальщик. Часть 2 Страница 18

Я, было, стал уже подзамерзать (и это естественно, мокрый, на ветру) и с тоской глядел на затянутое тучами небо. Но где–то после полудня, солнце все же выглянуло и стало повеселей, полегче. Но ненадолго. Воздух, напитанный влагой, и нагретый активным летним солнцем, все больше стал походить на таковой в бане. Теперь я уже мечтал о той прохладе, что была до того. Черт.

Забираясь на какой–то пригорок, я окончательно выбился из сил, и решил устроить привал. Почти упал на землю, прижался спиной к какому–то дереву, вытянул гудящие ноги. В воздухе витал аромат от сосен, растущих вокруг, я расстегнул одежду, вытер лицо изнанкой штормовки.

Есть не хотелось, пить хотелось, но много нельзя. Я достал сигареты, посмотрел на пачку, будто в первый раз увидел и сунул обратно в карман.

Через некоторое время я почувствовал себя лучше. Ветерок, забираясь под расстегнутую одежду, приятно холодил тело, из–за усталости, я не чувствовал ни малейшего неудобства, вообще мысль о том, что надо идти, вызывала очень сильное отвращение.

Почему я так быстро устал? Ведь уже не в первый раз в лесу. Прошел то немного, часов пять, судя по солнцу. И шел не торопясь, и старался соблюдать режим, чтоб не вымотаться. Так, почему же? Ведь и по восемь–девять часов приходилось идти. Там, конечно тоже уставал, но не так, как сегодня, меня ж буквально высосало. Может то, что я иду один? Ведь пытаюсь вместо ног впереди идущего концентрироваться (опять же, по совету Лешего), на земле перед собой. Не скажу, что совсем не получается, пару часов я хоть и помню, но как пейзаж, проплывший за окном поезда. Значит, все же, получилось, хоть и ненадолго, но отключиться от того, чтобы фиксировать свою усталость. Надо просто делать это лучше. Как только?

Тут я, было откинувшийся на спину, резко сел. ОВД. Ну конечно. Леший же говорил, что это ключ ко многим таким вещам. Остановив диалог, многое можно, так он говорил. Да. А еще усталость.

«Сила в лесу разлита вокруг нас. Вокруг все живое, это не мертвый камень городов. Просто вдохни ее»

Я даже будто услышал голос Лешего, говорящего эти слова. Так. Как же он показывал…

Вдыхать нужно глубоко, долго. «Ты почувствуешь легкую дрожь здесь, — Леший показал ладонью на солнечное сплетение. — Как что–то входит сюда. Становиться легче. Ты почувствуешь, как по венам польется прохлада. Не пытайся понять, что происходит. Пользуйся, а не разбирайся»…

… Не знаю, получилось ли, а если да, то не знаю что, возможно просто сработало самоубеждение. Но идти стало реально легче. И жара не так давила, и усталость, хоть и не ушла совсем, но спряталась куда–то далеко. Я сосредоточился на перехватывании мыслей и на ощущении направления. Сперва не получалось, я злился. Занимаясь прерыванием внутреннего диалога, я то и дело останавливался, проверяя правильность того, куда иду. Ведь я шел по лесу, а не по ровной степи, приходилось то и дело огибать препятствия. Но, в конце концов, получилось уловить это состояние, в котором я ощущал тягучее чувство Нити и не сбивался на мысли.

Потом меня охватило ощущение этакой приподнятости. Словно я шел на первое свидание, которого очень долго добивался. Я все наращивал скорость и удивлялся, отчего я не устаю, а наоборот, так и подмывало сорваться в бег. Я словно не шел, а низко летел над землей, задевая иногда высокую траву.

Вся обида, на то что меня оставили одного, бросили в самом глубоком месте и вынудили так сказать, учиться плавать, задавленная, но еще тлеющая, там в самой глубине души, ушла куда–то. Вытекла словно вода из дырявого ведра.

Вылетев на поляну, я, как когда–то давно, в детстве, поглядел по сторонам и завалился на спину, в этот душистый цветочный ковер.

По небу плыли, уже лишь слегка серые, облака, принимая причудливые формы. Когда–то я, с соседской девчонкой, там, в деревне, любили фантазировать, лежа на пригорке. Замки, драконы. Рыцари. Я так и не узнал ее имя. Она почему–то не говорила его, каждый раз, каждый день, называясь новым. А я отчего–то не торопился его выяснить, у тех же взрослых… То лето было последним деревенским летом, на следующий год мы не поехали, а потом… Потом я не захотел ехать туда, где был так счастлив. Больше я эту смешливую, странную девчонку не видел…

Опомнился я тогда, когда упорно пытался проломиться через густой кустарник. Нехилой веткой меня шарахнуло в лоб, рефлекторно отшатнувшись, я запнулся и под треск ломающихся веток сел на пятую точку. В ягодицу что–то больно вонзилось, я зашипел, кое–как поднялся. Недоуменно оглядевшись, я осторожно выбрался из этого сплетения веток, посмотрел вокруг. Я совершенно не помнил момент, как я здесь очутился, лишь отрывки, смутные образы плавали перед глазами. Тряхнув головой, я посмотрел на разгром, сделанный мною в кустах. Чего это меня туда понесло? Я с удивлением рассматривал довольно толстые ветви, судя по всему сломанные именно мной. Хмыкнув, подошел к кустарнику, попытался сломать такую же ветку, как те, которые уже поломал. К моему удивлению, ветка и гнулась–то с трудом! Посмотрев на свои ладони, сплошь в мелких царапинах, я недоуменно покачал головой. Что на меня нашло? Неужели воспоминания детства, так подействовали?

Обойдя кусты, я двинул дальше. Нить настолько хорошо ощущалась, что не только не требовалось останавливаться, но даже стало казаться, что я реально вижу иногда перед собой что–то серебристое, вьющееся среди деревьев. А потом я подметил еще одну странность. Плохо думалось. В том смысле, что как только я прекращал умственную деятельность, диалог словно выключали и чтобы снова подумать, надо было несколько напрячься. Все мысли, что возникали в голове, как только становились не нужны, словно тонули, растворялись. И вообще, думать даже было… Неприятно, что–ли…

… Когда солнце перестало так припекать, я понял, что уже вечер. Только даже тревогу, связанную с тем, что мне, возможно, придется ночевать на голой земле, и ту пришлось чуть не клещами тащить. А как только я отвлекся, она и пропала. Вот же, блин, научился. Даже попереживать и то не получается.

Под кронами деревьев сумрак сгущался намного быстрей и вскоре я уже с трудом различал, что у меня под ногами. Блин, а как неохота было ночевать–то вне палатки! Всегда ворчал про себя, что она маловата, а вот теперь и она хоромами кажется.

Когда впереди моргнул огонек, я резко остановился, будто на невидимую стену налетел. Свет! А отчего бывает такой мерцающий свет, да еще и с легким запахом дыма? Костер, Ватсон! И тут на меня накатила усталость. Тело восприняло этот огонек, как конец пути, и решило, что пора отдыхать.

С трудом переставляя враз потяжелевшие ноги, я шел на свет. И тут он и накатил. Запах! Отвратительная удушливая тошнотворная волна. Я возблагодарил случай, не давший мне поесть, сейчас бы весь завтрак лежал на земле! И так–то пару раз спазм все — же вырвался из–под контроля. Я зажал нос и рот, но помогало мало. Блин, глаза же режет! Ну и местечко для лагеря выбрали! Я метнулся вбок, до кучи, что–то еще на лицо попало, навроде паутины. Отплевываясь и фыркая словно лошадь, я негромко матерился. Сука, только мне наверно, так везет! Остальные сто пудов прошли, даже ничего и не заметив!

Я пошел дальше, держа курс на моргающий впереди огонек. Стало вдруг холодно. «Вот, блин, Урал!» — думал я, застегивая штурмовку. Словно внезапно наступила осень. Как тихо… Я посмотрел вверх, на кроны. Тихо, как в мавзолее. Даже ветер и тот утих. В наступившей тишине, я слышал лишь свое дыхание и даже, кажется, иногда стук сердца. Офигеть!

До костра оставалось всего ничего, я уже почти вышел на поляну, точнее прокрался, захотелось отчего–то выйти, как Черный Плащ, неожиданно. И тут увидел сидящих возле костра. Не знаю, кто это были, но явно не аномальщики. Я присел, не желая привлекать внимание, и прищурил глаза присматриваясь. И чуть не присвистнул от удивления.

Возле огня сидело человек шесть–семь. В тени, прямо за костром (если смотреть от меня) двигались еще какие–то тени. Но самым странным было то, что люди были одеты одинаково. В длинные серые плащи и какие–то остроконечные шапки. Черт, плащи–то весьма на шинели похожи! Военные? Здесь? Но зачем?

Я лихорадочно соображал, осматривая сидящих на поляне. Может не военные? Я как–то слышал про парней, которые, типа ролевиков. Только вместо мечей и луков они применяют винтовки, стреляющие пластиковыми пулями, а вместо доспехов, форму тех лет, событие которых они реконструируют.

Только что–то эти МУЖИКИ, мало походили на таких реконструкторов (там старше тридцати и нет никого). Нет, мы тоже, конечно не в розовом ходим, любим и мы военный стиль, но эти совсем уж милитари. Во, даже в сапогах все (те, кого видно). И, епта! Шапки–то их, уж больно на буденовки похожи!

Тут в свете костра на шапке одного что–то блеснуло. А на воротнике у другого я увидел малиновые полоски. Как их, околыши, кубари… Петлицы, точно!