Валерий Брусков - Пойди туда, -… Страница 2

Убежать, бросив мать, дети не могли, — это егерю было ясно без оговорок. Заблудиться или утонуть — тоже: мальчишки, выросшие в лесу, на его озёрах и реках, хорошо умели плавать, и знали его, как свои пять пальцев. Что-то произошло в доме — это было несомненно! И произошло что-то страшное! Но что?!

Егерь вдруг пожалел о том, что не осмотрел дом Марии хотя бы мельком. Он только вспомнил слабый запах серы в избе лесничего, точно женщина выкуривала из нор крыс. И ещё в доме не было следов борьбы — это сразу бросилось бы в глаза.

Получалась странная картина: Мария покалечена, её дети пропали… И никаких следов! И всегда заряженное ружьё висит на стене — это егерь заметил, потому что сразу подумал о возможной самозащите. Видимо, всё произошло настолько быстро, что Мария ничего не успела предпринять…

Егерь нигде не стал задерживаться в деревне и сразу поехал к поселковой больнице. Врача там ночью наверняка не было, но оставалась обязательная дежурная медсестра, о чём говорило светящееся окно во флигеле.

Егерь слез с лошади, открыл калитку, пересёк газон и подошёл к этому светящемуся окну, на всякий случай придерживая вздрагивавшую лошадь под уздцы.

Он заглянул в окно. Дежурная сидела за столом и, склонив голову, читала книгу.

Егерь требовательно постучал в стекло. Дежурная подняла голову и обернулась на стук.

Видимо, в лице егеря было что-то пугающее, потому что женщина вскочила со стола, и стремительно выбежала из комнаты, забыв прикрыть за собой дверь. Она выскочила из здания, подлетела к нему, и, увидев женскую фигуру, безвольно лежащую на холке его лошади, резко остановилась, точно натолкнувшись на стену.

— Кто?.. — не спросила, а выдохнула она.

— Мария… — тихо ответил егерь.

— Какая Мария?! — испугалась дежурная. — Из заказника, что ли?.. Жена лесника?..

— Да, она…

— Как, и её — тоже?!. — женщина испуганно прижала сжатые кулаки к своей груди в белом халате, и с ужасом посмотрела на бессильно висевшую на лошади фигуру.

Егерь вздрогну, точно она прочла его мысли.

— Не голоси! — грубо осадил он дежурную. — Живая она! Только покалечена. Без памяти…

Он развязал верёвку и почти нежно снял Марию с лошади. Та, освободившись, наконец, от пугавшего её седока, прянула в сторону и захрапела.

Егерь осторожно внёс Марию в больницу, досадуя на суетившуюся вокруг, и причитавшую дежурную. Когда он положил Марию на топчан, медсестра ахнула, увидев её лицо, и сама побледнела.

— Кто же её так?.. — спросила она срывающимся голосом.

— Не ведаю, но обязательно узнаю… — в голосе егеря было столько ненависти, что дежурной стало чуть жутковато. И, вместе с тем, этот властный голос уверенного в себе, сильного мужчины, вернул ей самой некоторое спокойствие.

— Отойди! — сказала она, оттеснив егеря в сторону рукой. — Ты своё дело сделал, теперь не мешай мне!

Она села на топчан рядом с Марией и взяла её безвольно свисавшую к полу руку за запястье. Егерь стоял рядом и нервно крутил в руках кнут.

Дежурная бережно положила руку Марии ей на грудь, и на секунду приподняла пальцами её впавшее закрытое веко.

— Ну, чего стоишь, как истукан?! — обернулась она к маявшемуся егерю, который столбом стоял у окна. — Скачи мигом к врачу! А я тут пока сделаю, что смогу. Ничего страшного, травмы лёгкие. Просто она сильно ободрала лицо и находится в посттравматическом или психологическом шоке. Но её нужно из него вывести. Вези сюда врача!

Стараясь поменьше шуметь, точно он этим мог побеспокоить Марию, егерь вышел на улицу.

Лошадь его паслась на больничной клумбе. Егерь по-молодому вскочил в седло и погнал лошадь по засыпающей деревне.

Августовский день давно кончился, и ночь уже сгоняла к деревне холодный туман с близкой реки. Егерь скакал по улице, хронически думая о Марии. Он чувствовал, что прошедший день что-то серьёзно изменил в их отношениях. Мария уже не была для него, как прежде, чужим человеком, просто женой коллеги по работе, убитого бандитами, и теперь он думал о ней, как о своей дочери, которой у него никогда не было, и о которой он при ещё живой жене всегда мечтал. Думал уже с отеческой любовью, и чётко понимал, что отныне так и будет.

Задумавшись, егерь проскочил обитель врача, и так осадил лошадь, что она чуть не встала на дыбы. Когда он подъехал к нужному дому, в его окнах горел свет, и ворота были ещё не заперты.

Врач ни о чём не стал спрашивать егеря, а только посмотрел на него, и сразу начал одеваться. И снова егерь поразился тому, что в уходящий день люди что-то читают на его лице и понимают без слов.

Одевшись, врач выкатил со двора свой велосипед и только теперь обратился к егерю.

— Что стряслось, Николай?..

— Беда, Сергеич, — тихо ответил егерь. — В сторожке лесника беда… С Марией Плотниковой… Она сейчас в больнице… Дежурная говорит, что ничего страшного… Но она без памяти… Ты уж помоги ей… А я пока поскачу в сельсовет: нужно позвонить в райцентр и в их милицию…

Врач не стал больше задавать вопросов. Он сел на свой велосипед и исчез в темноте. Егерь подождал, пока не затих шорох шин, потом сел в седло, и галопом погнал лошадь к сельсовету.

Сторож, давно привыкший к тому, что егерь никогда зря не приезжает, открыл сельсовет, как только узнал его.

Николай долго объяснял по телефону дежурному лейтенанту городской милиции, всё, что он видел в лесу, и всё, что он сам об этом думает. Лейтенант пообещал, что через два часа оперативная группа будет в деревне, и попросил егеря её подождать — нужно было вместе провести предварительный осмотр места происшествия по горячим следам, и переговорить с ним как с единственным свидетелем.

Когда Николай вышел со сторожем из сельсовета, было уже за полночь. Сторож повесил на дверь замок, они сели рядышком на высоком крыльце и закурили.

— А дети-то у неё как там?.. — спросил сторож после долгого обоюдного молчания.

— Не знаю… — тихо ответил Николай. — Куда-то делись… Я их звал, но они не пришли

— Охо-хо, горюшко-то… — сторож помотал головой. — Мало им родителей, уже и за детишек взялись… Хуже всяких зверей люди стали… Из-за поганого зайчишки готовы человека порешить… И что жадность с людьми делает… — он опять надолго замолчал.

Николай курил и напряжённо думал о том, что где-то там, за рекой, в гуще леса, стоит опустевший дом с распахнутой дверью. Он безуспешно пытался не думать о пропавших детях, и о том, что с ними могло случиться — слишком чудовищно было всё это.

Сторож погасил окурок и с кряхтением встал с крыльца, поправляя на плече ружьё.

— Будешь ждать здесь? — спросил он.

— Нет, я съезжу в больницу, к Марии. Если вовремя не вернусь, скажешь им, где я.

Николай бросил окурок в темноту, проследив траекторию полёта красного огонька, и тоже поднялся.

— Съезди… Мало ли что… — согласился с ним сторож. — А я им всё объясню с дорогой.

В больнице егеря ждали.

— Значит, так, Николай… — обратился к нему врач, вытирая полотенцем, очевидно, только что вымытые руки. — Серьёзные травмы у неё на теле отсутствуют. Лицо и руки ободраны и в мелких занозах. Или её ударили доской, или она сама упала на что-то деревянное и ободралась. Второе вернее, потому что ссадины скользящие. Колени у неё тоже ободраны и в занозах. Такое впечатление, что она бежала и упала. Упала со всего размаху, совершенно не оберегаясь от удара. Очевидно, она упала, уже потеряв сознание.

Врач наконец вытер руки и отдал полотенце дежурной медсестре.

— Садись… — показал он егерю рукой на стул и сам сел рядом. — Тут ещё такое дело… — невнятно проговорил он.

Николай непроизвольно подался вперёд, ожидая услышать что-то, ещё худшее.

Врач уловил это инстинктивное движение.

— Да нет, ты особо не пугайся, — попытался он успокоить егеря. — Ничего, угрожающего её жизни, нет. Мы вывели её из посттравматического шока, но она молчит… И ни на что не реагирует… По моему, она ничего не видит и не слышит вокруг себя…

Врач помолчал.

— И не понимает… — добавил он и нервным движением поправил очки. — Находится как бы в столбняке. Мне кажется, она чего-то очень сильно испугалась, хотя я не представляю, чем это можно напугать взрослую женщину до такой степени… Это уже серьёзный психологический шок, из которого её сможет вывести только специалист-профессионал. Или она в непредсказуемый момент выйдет из него сама…

Врач вздохнул.

— Мне её можно увидеть?.. — тихо спросил егерь.

— Да, конечно, Николай, только надень халат. Она лежит в палате.

Егерь накинул поверх своей куртки белоснежный халат и, осторожно ступая своими большими сапогами на скрипучие доски больничного пола, вошёл в ярко освещённую палату.

…Мария лежала у окна, вытянувшись в струнку, с безвольными, красивыми руками, уложенными медсестрой поверх одеяла. Глаза Марии были открыты; казалось, она смотрит в потолок.