Анатолий Киселев - Зеркало треснуло Страница 2

Тут и помер.

А золота мы никакого не нашли.

Проповедник хотел парня-то порешить, чтобы и свидетелей не осталось, да ребята воспротивились. Я-то рассказал о последних словах Сыча, думал — посмеются, а они: нет, отпусти парня, а то проклятие исполнится. Испугались, значит. Говорят ведь, что предсмертные проклятия сбываются… Проповедник ему даже денег немного на дорогу дал, из общих.

Вот так-то…

Да что тут говорить…

Парень рванул от нас — только пыль столбом. Рад был, что живым убрался…

Да никто и не знал-то, как его зовут. Парень — и парень… Может, Проповедник знал, да не у кого спросить теперь, а тогда и не подумали.

Да погоди ты, не гони лошадей! Дай передохнуть…

Пива вот лучше закажи ещё кувшин… Хорошее пиво…

Да сейчас, сейчас…

Причём тут зеркало? Да перестал он стой поры в зеркала смотреть. Как говорит, кто-то глаза отводит… Не могу себя, говорит, заставить на себя же самого смотреть — и всё. Видно, слова Сыча, предсмертные, забыть не мог.

Откуда знаю?

Тише, тише, не пролей…

Да я-то не проливаю, это ты тут руки подставляешь!

Ладно, ладно…

Да оттуда и знаю. Появился парень этот опять недели через три. Уже на коне, сабля вполне себе приличная, в кошельке звенит…

Что говоришь? На место преступления?

Не знаю, не знаю… Тебе виднее, ты — писа-а-атель…

В кошельке звенит, а сам злой, как собака, ничего прежнего не осталось, бородищей зарос, вид — бандит с большой дороги. Да так и есть…

Наливай, наливай, горло сохнет!

Вот я и говорю: в кошельке звенит, заказал всем пиво, пошёл разговор о том, о сём, а он знай себе, отмалчивается. Как будто думает о чём-то. Только одно это и сказал, про зеркало. То на одного взглянет, то на другого, быстро так, как будто боится, что заметят.

Да-а-а… Хорошее пиво.

Да что уж ещё рассказывать-то, это ты писа-а-атель, ты рассказывать умеешь, а я…

Ты меня уважаешь?

Да почти всё уже и рассказал…

Да что ты торопишь, да торопишь!

Ночь на дворе, самое время напиться, да спать завалиться!

Ты не смотри, что я теперь старый, я знаешь, сколько в былое время выпивал?

Да всё уже, можно сказать закончил!

О, правильно, ещё кувшин!

Да, так вот!

Сидим мы, значит, разговоры разговариваем. А корчмарь-то, даром что под оборванца рядился, решил корчму свою обставить так, чтоб не хуже столичных была, чтоб и дамам здесь посидеть не стыдно было, взял, да зеркало из-за границы и выписал. Вон то, в углу которое.

Правильно, тогда ещё кроме рамы там кое-что ещё было…

Наливай, наливай…

Так пока это зеркало тащили — тяжёлое, зараза! — мы как раз сидели и разговаривали, заняты были, не обращали внимания, а парень этот всё поглядывал то на одного, то на другого, тоже занят был…

Наливай, говорю!

А тут кто-то из тащивших зеркало споткнулся, чуть не уронил, так хозяин как рявкнет на него! Что мол, колченогий осёл! Что мол, дурак эдакий! Разобьёшь — не расплатишься!

Постой, дай дух перевести…

Рявкнул хозяин, а парень вдруг круть! — и обернулся, а там — зеркало… Лицо у него мгновенно стало чужое, как будто наизнанку вывернулось, я не заметил даже, как он саблю выхватил и возле зеркала очутился…

Ну что, осколки во все стороны, парень горло рукой зажал, постоял минуту, да и повалился, ни звука не произнёс… Кровью весь пол забрызгал…

К судье нас всех потом возили… Записал судья — разбил, мол, саблей зеркало по пьяни, да осколком ему жилу на горле и перерезало.

Вот.

И всё…

Ишь ты, писа-а-атель…

Правильно говоришь: всё — да не всё.

Я-то видел… До того, как он саблей рубанул, зеркало изнутри треснуло, разлетелось осколками… Да ещё, среди осколков как бы сталь сверкнула… Оттуда, из зеркала.

А может — показалось…

А может — и нет…

Да кто ж о таком расскажет?

Даже судье, даже священнику…

Больше и добавлять почти нечего.

Я после того случая от Проповедника отстал, ушёл в скит, грехи замаливать. Три года на хлебе и воде. И удача от меня отвернулась. Так, перебиваюсь помаленьку — где милостыню, где дров кому нарублю, где ещё чего… Покормят — и ладно. А Проповедник таки недолго прожил. Хотел каких-то купцов потрясти проезжих, да те больно зубастыми оказались, так их всех и положили.

Давно это было…

Уже никого и не осталось-то, один я зажился…

Да хватит мне, я уже трезвый…