Томас Лиготти - Услышав пение, ты поймешь, что час настал Страница 2

Несмотря на фиглярство и жеманность, в словах старого истерика был смысл, который перекликался с тем, что я пережил у себя в квартире, а так же с моим ощущением глубинных перемен в городе у северной границы. Поначалу я представлял себе преподобного Корка как дух покойного, кого-то, «исчезнувшего» абсолютно естественным путем. В этом случае я мог считать себя жертвой привидения, обитавшего в пансионе, многие жители которого, так или иначе, расстались со своими жизнями. Подобное метафизическое обрамление прекрасно согласовывалось с моим недавним опытом, и не шло вразрез с тем, что я услышал на той узкой улочке с наступлением темноты. Я действительно был здесь, в городе у северной границы, а не там, в стране мертвых с преподобным Корком, демоническим проповедником.

Но в течение ночи, встречаясь с новыми людьми, прожившими здесь намного дольше, чем я, мне стало ясно, что преподобный Корк, чей проповедующий голос я слышал предыдущей ночью, не был мертв в привычном смысле этого слова, и не был одним из недавно «исчезнувших», многие из которых, как я узнал, не исчезли бесследно, а всего лишь покинули город у северной границы никого об этом не предупредив. По словам некоторых истериков и шарлатанов, с которыми я говорил той ночью, они совершили такой торопливый побег потому, что «видели знаки», так же, как я видел кожистый люк, о существовании которого в полу моей квартиры я раньше даже не подозревал.

Хоть я и не счел его таковым, но этот люк, ведший в подвал пансиона, в котором я жил, был одним из типичнейших «знаков». Все они, как многие истерично признавали, были своего рода порогами — дверями или проходами, в которые ни в коем случае нельзя заходить, или даже приближаться к ним. Большинство знаков принимало форму всевозможных дверей, попадавшихся в самых неожиданных местах, вроде крошечной двери внутри чулана, или дверцы на внутренней стене камина, а иные и вовсе не могли никуда вести, как, например, люк в полу пансиона, в котором нет и никогда не было подвала, куда можно было бы попасть через этот люк. Слышал я и о других «порогах-знаках», вроде оконных рам в самых причудливых местах или лестниц, спускавшихся ниже подпола и уходивших под землю прямо рядом с тротуаром, и даже о новых, ранее неизвестных улицах, заманчиво покачивающих открытыми воротами.

Однако все эти знаки или пороги выдавали себя характерным внешним видом, который, по словам знающих людей, во многом походил на вид усохшего, кожистого люка в полу моей комнаты, и которому были характерны те же неправильные формы и углы, резко выделявшиеся среди окружающих вещей. Тем не менее, еще оставались люди, в силу различных причин игнорирующие знаки, или неспособные противиться соблазну порогов, появившихся за ночь в самых непредвиденных местах города у северной границы. Судя по всему, демонический проповедник преподобный Корк был одним из «исчезнувших» подобным образом. Пока вечер медленно превращался в усыпанную звездами ночь, я понял, что не стал жертвой привидения, а наблюдал феномен совершенно иного толку.

«Преподобный исчез еще в прошлый раз», сказала старая дама, чье лицо я едва различал в свете свечи, горевшей в просторном, гулком холле недействующей гостиницы, где некоторые из нас собрались после полуночи. Кто-то начал спорить со старой женщиной, или, как он ее назвал, «глупой каргой». Проповедник, настаивал этот человек, был, дословно, старым городом. Именно тогда я впервые столкнулся с фразой «старый город», но прежде чем я сумел до конца осознать ее смысл, она претерпела некоторое видоизменение в словах собравшихся в ту полночь в холле недействующей гостиницы. В то время, как человек, назвавший старую женщину глупой каргой, продолжал говорить о «старом городе», откуда, по его словам, преподобный Корк был родом, старая женщина и еще несколько людей, принявших ее сторону, говорили лишь о другом городе. «Никто не может быть родом из другого города», сказала старая женщина, обращаясь к человеку, называвшему ее глупой каргой. «Есть лишь те, кто исчезают в него, и один из них — демонический проповедник преподобный Корк, который, возможно, и был нелепым шарлатаном, но которого никто не назвал бы демоническим, пока он не исчез в люке в полу комнаты, в которой этот джентльмен», сказала она, имея ввиду меня, «слышал прошлой ночью его проповедь».

«Ты — глупая карга», ответил ей тот человек, «старый город существовал на том же самом месте, где сейчас стоит город у северной границы… до тех пор, пока не исчез вместе со всеми, кто жил в нем, включая демонического проповедника преподобного Корка».

Потом этот человек, лежавший в мягких подушках старого дивана, стоявшего в холле, добавил: «Это был город демонов, населенный всевозможными демоническими сущностями, скрывавшими его от глаз. А теперь они разбросали эти пороги, чтобы заманить очередных людей, которые хотят жить в городе у северной границы, а не в каком-то там городе демонов».

Но старая женщина и ее сторонники продолжали говорить не о старом городе и не о городе демонов, а о другом городе, который, по их общему мнению, не существовал как таковой, но был лишь метафизической декорацией города у северной границы, который был всем нам хорошо знаком, и где многие из нас рьяно желали закончить свои жизни. Не важно, кто из них был прав, в мою голову запала мысль, что никакого покоя быть не может, как бы ты ни прятался. Даже в городе у северной границы, полном чрезвычайно-хаотичных странностей и разложения, возможен еще больший хаос, еще большее безумие, чем можно надеяться или вообразить, и пока будет существовать хоть что-то, хаос и безумие примут такие масштабы, что с ними невозможно будет мириться, и рано или поздно твой мир, как бы ты к нему ни относился, будет подточен, если не опустошен, другим миром.

На протяжении нескольких поздних ночных часов продолжались споры и построения теорий о призрачных городах и материальных порогах, сокращавших численность населения города у северной границы, соблазняя людей зайти в необычную дверь или окно, спуститься по спиральной лестнице, свернуть на незнакомую улицу или вынуждая их покинуть город оттого, что он стал или показался им изменившимся и непохожим на город, который они давно знали. Не знаю, пришли ли они к какому-то заключению, или нет, потому что когда я ушел из старой гостиницы их спор еще не закончился. Но направился я не в свою маленькую квартирку в одном из старейших районов города. Вместо этого я пошел на кладбище на вершине холма, где стоял среди могил, пока меня не застал рассвет следующего дня, такого же пасмурного и холодного, как и предыдущий. И тогда я понял, что мне не суждено умереть в городе у северной границы: ни по жестокой случайности, ни от изнурительной болезни, ни даже от собственной руки, а значит, меня не похоронят на кладбище на холме, где я стоял в то утро глядя на место, где прожил так долго. Последний раз я прошел по улицам города у северной границы и заметил, что они каким-то образом, изменились. И это было единственное, в чем я был уверен в тот момент. На мгновение я подумал вернуться в город, чтобы найти один из появившихся порогов и переступить его, пока все они вновь таинственным образом не исчезли, чтобы пропасть вместе с ними в другой город, или в старый город где, быть может, я смог бы вновь обрести то, что потерял в городе у северной границы. Возможно там, на другой стороне города было какое-то место, на вроде тупиковой улицы, где, как говорят, «услышав пение, ты поймешь, что час настал». И хотя, возможно, я никогда не умру в городе у северной границы, я так же никогда его не покину. Конечно, думать подобным образом, значило поддаться хаосу и безумию. Но я не спал уже две ночи. Возможно, однажды я найду другой город, в другой стране, где и встречу свою кончину, или, хотя бы, буду ждать ее в фаталистическом исступлении. Теперь же настало время просто молча уйти.

Спустя годы я услышал о движении, целью которого было «очистить» город у северной границы от его «зараженных» элементов. Но, прибыв на место, следователи обнаружили город в полном запустении, а единственные оставшиеся жители, истерики да шарлатаны, бесконечно болтали что-то о «других городах» или «городах демонов» или даже о «старом городе». Среди них была и высокая, пестро одетая женщина, называвшая себя владелицей пансиона и некоторой другой недвижимости. По ее словам, эти и многие другие места во всем городе сделались необитаемыми и бесполезными для каких-либо целей. Ее показания хорошо резюмировали находки следователей, составивших, в итоге, отчет, где отмечалось отсутствие какой-либо угрозы со стороны города у северной границы, который, чем бы он ни был или ни казался, всегда оставался мастером самых коварных иллюзий.