Инквизитор и ведьмак (СИ) - "Mrs. Lady Night" Страница 2

Вот и стоит суровый Инквизитор на коленях и молится всем святым, понимая, что никто и ничто ему уже не помогут, ибо он… страшно подумать, а уж в слух произнести вообще постыдно… он… ЛЮБИТ ВЕДЬМАКА!

Et ne nos indūcas in tentatiōnem,

sed libĕra nos a malo.

Amen.***

_______

* Я есть закон и правда (название 1 главы)

** Генри Чарльз Ли. История инквизиции в средние века. Т. 1. — СПб., 1911

*** «Pater noster» («Отче наш», или «Молитва Господня») — основная молитва в христианской традиции. Она содержится в Евангелии от Матвея (6:9–13) и в Евангелии от Луки (11:2–4). Это единственная молитва, которую предложил сам Иисус.

Синодальный перевод

Отче наш, сущий на небесах!

Да святится имя Твоё;

Да приидет Царствие Твоё;

Да будет воля Твоя

и на земле, как на небе;

Хлеб наш насущный дай нам на сей день;

и прости нам долги наши,

как и мы прощаем должникам нашим;

и не введи нас в искушение,

но избавь нас от лукавого.

Аминь.

**** Х. А. Льоренте. Критическая история испанской инквизиции (Histoire critique de l’Inquisition espagnole. Paris, 1818). Том I

========== Audio vocem de mirabili futuro… ==========

Audio vocem de mirabili futuro,

Matutinam vocem, rore humidam.

Audio vocem, et pericula ventura

Turbant mentem, sicut puero cuidam.*

POV Юри от лица его внутреннего я

Я не знаю, кто мои родители, были ли и есть ли у меня родственники, кому я обязан тем, чем или кем являюсь. Я ничего не знаю или не помню. Со мной остались только мои странно-ужасные, загадочно-яркие сны (или фрагменты забытых воспоминаний?).

В этих снах я вижу Золотой Храм, заполненный до отказа людьми всех возрастов. Кто-то кричит, словно безумный, кто-то плачет, кто-то молится, кто-то непристойно ругается, кто-то целуется или занимается сексом, кто-то молча прижимает к себе двухлетнего черноволосого мальчика. Меня?

— Мамочка! Почему мы здесь? Мне очень, очень страшно!!!

Вот на помост, возвышающийся над людьми так сильно, что всем приходится задирать голову вверх, чтобы хоть что-то увидеть, поднимается старик. Да, он очень стар, но в каждом движении его рук, ног, головы чувствуются скрытая мощь, сила и какая-то упёрто маниакальная одержимость. Все замолкают. Старик простирает руки над толпой, сначала рассказывает ужасные вещи, а потом начинает петь:

Mirabile futurum, ne esto mihi durum,

Ne esto mihi durum, ne esto durum.

Origine ex pura ad optimum futurum,

Ad optimum futurum iam nunc egressus sum.*

Сначала он поёт один, и его сочный низкий гипнотический голос плывёт над дико-безумно-бешеной и напуганной толпой, успокаивая людей. Потом взмывает ввысь к сводчатому потолку, в котором открывается люк, и на стены, иконы и людей начинает литься золотой свет. Чего? Солнца? Луны? Нескольких солнц или лун?

Толпа было начинает ему подпевать, но голосов становится всё меньше и меньше, так как, как только золотые лучи попадают на человека, тот исчезает. Навсегда.

Кто-то… (мама?) пытается спрятать черноволосого малыша (меня?) в тени огромной мраморной колонны. Но люк открывается всё сильнее и сильнее, и золотой луч неуклонно и неизбежно приближается к этим двоим. Женщина, осознавая, что спасения нет и не будет, застёгивает у мальчика на шее цепочку с синим жуком из бирюзы и нажимает на одно из крылышек:

— Юри! Ты должен выжить даже в тех страшных условиях. Прости меня и прощай! Я люблю тебя.

Сон прерывается на некоторое время, чтобы в следующую ночь продолжиться снова…

Малыш (я?), уже четырёхлетний, сидит на залитом солнцем, пахнущем травой, мёдом и лёгкой горечью золотисто-зелёном лугу и нежно гладит головки ромашек, колокольчиков, васильков, зверобоя и клевера. Природа разговаривает с ним нежным пением жаворонка в голубом небе, хрустальным журчанием ледяной воды родников, прохладным ветром, запутавшимся в кронах мохнато-лохматых дубов. Какая-то призрачно-сиреневатая женщина (а такие вообще бывают?) протягивает ему горбушку тёплого хлеба и кружку парного молока и говорит мягко: — Это твоя еда на сегодня. Съешь и выпей всё без остатка. Неизвестно, когда придётся поесть снова.

Опять сон прерывается, чтобы жестокая действительность в виде потасканной женщины постучалась в дом двенадцатилетнего Знахаря. Он ожидал её прихода, как предчувствует и другие события, и знает, что ей надо: снадобье для вытравливания плода грешной любви. Она приходит за этим не в первый раз и берёт зелье для себя и своих товарок, причём, постоянно расплачивается золотом или драгоценностями. Юри осознаёт, что совершает грех… в каждый её приход… но опять протягивает женщине склянку со смертью. Чтобы потом погрузиться в сон, в котором он счастлив, спокоен, в котором кто-то обучает его иноземной речи и вкладывает знания о целительстве.

Юри — четырнадцать, но слава о великом лекаре бежит впереди него. Он ни в чём не знает недостатка: в печи всегда свежий румяный хлеб, в кувшинах — молоко, свежие мёд или соты, в подвале — овощи и фрукты, на полках и под потолком — пучки лекарственных трав, в единственном сундуке, стоящем около лавки, на которой он спит, слитки золота, драгоценные камни и украшения. Но… он по-прежнему одинок, грустен и, как это не парадоксально, несчастен.

Парню — шестнадцать, и тут вспыхивает эпидемия чумы в близ лежащем селе. Юри во сне кто-то нашёптывает лекарство от Чёрной Смерти и обещает, что его самого болезнь не коснётся, так как он привит (что это такое?) от всех известных человечеству инфекционных (ещё одно непонятное слово!) болезней. В голове звучит песня, и ему хочется проснуться и подпеть её в полный голос:

Audio vocem de mirabili futuro,

Illa vocat me in loca divina.

Audio vocem semper interrogaturam:

Quid iam fecerim pro die crastina? *

В восемнадцать Юри — знаменитый Ведьмак (и кто его так назвал?). Его боятся, но и от помощи не отказываются. Наоборот, он — нарасхват. Только теперь к нему приходят по ночам, тайно, завернувшись в плотные тёмные плащи, так как боятся святую инквизицию, и больше всего Виктора Среброволосого.

По всей округе день и ночь пылают костры, пахнет жареным человеческим мясом, кровью, потом и испражнениями. Собаки и кошки таскают туда-сюда обгоревшие человеческие кости. Юри всё чаще обзывают колдуном, и если его лечение не помогает (а такое тоже случается, если человек сам затянул с лечением, или родные поздно пригласили лекаря), то его проклинают в лицо, и ему вслед летят плевки, камни и угрозы, мол, вот ужё Виктор доберётся до тебя!!!

И приходит тот судьбоносный день, когда, придя за помощью, один из местных жителей случайно видит содержимое сундука Юри. А этот убогий, обиженный жизнью, по его разумению, помнит, что двадцать пять процентов имущества колдуна отдаётся донёсшему на него.

И… вот уже у двери — она, собственной персоной, святая инквизиция.

Юри не сопротивляется. А смысл? Он не рыцарь, не спортсмен (опять странное слово выскочило из закромов памяти!), даже не очень сильный по жизни человек. Он спокойно позволяет связать себе руки и провести себя через весь город в замок самого страшного, жестокого убийцы, злодея и насильника — Пса Господня, Виктора.