Марионеточник - Татьяна Владимировна Корсакова Страница 22

– Ты не виновата, – сказал Стэф. – Никто не виноват.

– Ты так думаешь? – Всхлипы прекратились.

– Я знаю. Ты маленькая. И ты не виновата в том, что… утонула.

Он хотел добавить, что виновата её мама. И в том, что взяла такую кроху с собой на болото. И в том, что бросила её одну и не вернулась. Может быть, она не желала такой страшной доли своему ребёнку, но она его бросила.

– Она меня любила. – Всхлипы перешли в тихий безутешный плач.

– Конечно, она тебя любила, но ты всё равно не виновата. Ты вообще ни в чём не виновата. Не плачь.

– Ты так думаешь, Стёпочка?

– Я знаю.

– А выйдешь к нам?

Он усмехнулся.

– Нет.

– Боишься?

– Не хочу обижать таких славных малышей.

Из-за двери донёсся звонкий смех.

– Смешной ты, Стёпочка! – сказала девочка.

– Ты боишься, Стёпа, – вторил ей мальчик.

– Она сказала, что тебя убивать нельзя. – Девочка перестала смеяться. – Того Степу нельзя было. И тебя тоже нельзя.

– Кто? Кто запретил меня убивать?

– А свет от тебя идёт такой красивый, такой вкусный! И воспоминаний у тебя много. Плохих тоже. А хочешь, Стёпа, мы их заберём? Мы не будем тебя убивать, мы просто заберём то, что причиняет тебе боль.

– Спасибо, мне и так хорошо.

– Она тебя оставила. Твоя мама. – В дверь с той стороны поскреблись. – Она знала, что тебе будет больно, но всё равно бросила тебя. Она тебя не любила, Стёпочка.

– Я знаю, – сказал он и сам удивился тому, с какой лёгкостью признал эту страшную правду. Марёвка неожиданно оказалась лучшим в мире психотерапевтом. К тому же совершенно бесплатным. – Она любила искусство.

– Что такое искусство?

– Искусство – это когда красиво.

– Марь – это искусство?

– Если ты считаешь, что она красивая, значит, так и есть. – Он встал на ноги.

– Ты хороший, – послышалось с той стороны. – Ты светишься. И ты хороший. Наверное, я не стала бы тебя убивать, даже если бы мне не запретили.

– Спасибо, – сказал Стэф, положив ладонь на дверь.

– Жалко, что ты уже вырос и стал взрослым. Но ты же всё равно придёшь, Стёпочка?

– Я приду, – пообещал он.

– Хорошо. Она тебя ждёт.

С той стороны наступила тишина, не оставляющая сомнений в том, что снаружи больше никого нет. Марёвки ушли. До рассвета оставалось ещё несколько часов, но Стэф не вернулся в кабинет. Он уселся за стол в передней комнате и положил голову на скрещённые поверх столешницы руки. Жизнь приучила его спать в любых позах и при любых обстоятельствах.

Второй раз в дверь деликатно постучали на излёте ночи. Арес беспокойно заворочался, но не проснулся. Стэф зевнул, потянулся, выглянул в окно, а после направился в сени.

С той стороны стояла Анюта. К своей пышной груди она прижимала охапку какой-то травы.

– Эй, хозяева! Есть кто живой? – спросила она громким шёпотом, словно боялась разбудить этих самых хозяев.

– Есть, Анюта, – сказал Стэф и открыл дверь. – В дом не приглашаю, ты уж прости.

Она смущённо зарделась, посмотрела на порог, а потом ответила:

– Больно мне к тебе ходить, Стёпочка.

– Ты моё имя выучила, Анютка? Смотрю, популярный я персонаж у вашего брата.

– Не выучила. – Она покачала головой, а потом провела руками по волосам. – Просто откуда-то помню. Я сейчас мало что помню. Пусто тут. – Указательным пальцем она постучала себе по виску. – Как будто болотный туман вместо мозгов.

– Это потому, что ты умерла, Анюта, – сказал Стэф с жалостью. – Ты умерла. Поэтому и туман.

– Неправда! – Она вскинулась, замахнулась на него пуком травы, а потом вдруг затихла, опустила руку. По пухлым щекам покатились горючие слёзы. – Померла, говоришь?

Стэф молча кивнул.

– А… давно?

– Больше десяти лет назад.

Она ахнула, спрятала мокрое от слёз лицо в ладонях.

– Как же мамка моя? Я ж у неё одна. Как же она без меня?..

– У неё всё хорошо. Не плачь, Анюта, – сказал Стэф.

– Хорошо? – Она убрала руки от лица. – Живая она хоть, мамочка моя?

– Живая. Три года назад переехала из Марьино в Змеиный лог к своему… другу.

– К дядьке Игнату, что ли? – Анюта улыбнулась. – Давно надо было. Он ещё со школы за ней увивался. К нему? – Она вопросительно посмотрела на Стэфа.

– К нему. Занялись мелким бизнесом. – Стэф улыбнулся. – Заготавливают и продают иван-чай.

Полное Анютино лицо тоже расплылось в улыбке.

– Узнаю дядьку Игната! Он тот ещё коммерсант. Идёт хоть бизнес у них?

– На жизнь хватает.

– Хорошо. – Анюта перестала улыбаться, положила пук принесённой травы на крыльцо между собой и Стэфом, сказала: – Это беспамятник. Редкая травка. Растёт только на торфяниках. Помогает.

– От чего помогает, Анюта? – спросил он, не рискуя брать траву в руки.

– От памяти. Если нужно что-то или кого-то… забыть. – Анюта шмыгнула носом. – Завари травку и выпей. На следующее утро уже отпустит.

– Что отпустит?

– Всё. Не будет воспоминаний, не будет боли. Вернёшься в свой город. Красиво там у тебя, да? Северное сияние… – Анюта мечтательно вздохнула, а потом обхватила себя за плечи. – Только холодно очень.

Стэф не стал спрашивать, откуда мёртвая санитарка Анюта знает про Хивус. Он спросил другое:

– Кто тебя прислал?

Она отступила на шаг, покачала головой, а потом сказала с искренним недоумением:

– Я не знаю, Стёпочка… Я просто знаю, что нужно отнести вам гостинец, пока не рассвело. Чтобы ты не мучился, чтобы уезжал отсюда, пока не поздно. Чтобы сам уехал и друга своего увёз. Вот такой вам обоим подарок…

Да что ж такое-то! Все хотят лишить их с Аресом памяти! И все якобы из благих побуждений. А на деле – чтобы не совались не в своё дело и не лезли на чужую территорию.

– Спасибо за подарок. Только мне не нужно. – Он покачал головой. – Со своей болью я как-нибудь сам разберусь.

– А друг твой? Ему ж сейчас ой как плохо! Зачем же ему страдать, когда можно не страдать? Если бы я могла беспамятников мамке передать, думаешь, не передала бы? Передала бы! Потому что никто не должен страдать по тем, кого оно забрало.

– Болото?

– Не знаю, Стёпочка. – Над верхушками елей забрезжил рассвет. Рука Анюты потянулась к щеке. Стэф вздохнул. Она тоже вздохнула, сказала со смирением: – Пойду я, наверное. Не хочу, чтобы как в прошлый раз… Не хочу, чтобы ты видел… Больно это…

– Иди. Спасибо за подарок.

– Я другой принесу… – Ногти Анюты впились в кожу, по щеке покатились первые кровавые капли. – Не тебе, а