Майя Илиш - Комната кукол Страница 25

И я проснулась. Но сон еще не развеялся, он был таким ярким и отчетливым, будто прорвался в явь и не отпустит меня просто так. Мне даже показалось, что я чувствую крылья за спиной, и я уже хотела повернуться и проверить, какого же они все-таки цвета, но тут поняла, что это не может быть правдой. Жаль. Я бы на самом деле не отказалась от пары крыльев…

Вот только заснуть больше не получалось. Встав, я подошла к окну, раздосадованная внезапным пробуждением. Да, я с удовольствием прогулялась по ночному Холлихоку один раз, потому что мне больше нечем было заняться. Но повторять этот опыт? Нет уж, увольте. Впустив в комнату свежий воздух, я улеглась в постель, глядя, как покачиваются на ветру занавески. Снаружи шел дождь, и я с наслаждением вдохнула его аромат. Дождь меня немного успокаивал. Я уже опасалась, что в Холлихоке всегда царит хорошая погода. Мир без дождя — это как-то пугающе. Под перестук капель я точно усну…

Но я ворочалась на кровати. Как бы я ни укладывалась, мне все время казалось, что я помну свои крылья, и чем чаще я повторяла, что никаких крыльев у меня нет, тем дальше убегал от меня сон. Не знаю, как мне в итоге удалось успокоиться. Может быть, я смирилась с тем, что у меня все-таки выросли крылья, хотя бы на эту ночь. Хотелось вылететь из окна, опробовать их, но я противилась этому желанию. Место сновидений — во сне, а не в яви. Проснулась я в холодном поту, что неудивительно. Я бы с удовольствием приняла ванну, повалялась в горячей воде — вот было бы замечательно. Я бы даже не отказалась от ванны, в которой до меня купалось семь человек и вода уже остыла. Интересно, есть ли в Холлихоке ванна? Если так, то я знаю, что сделаю, когда в следующий раз не смогу уснуть. Разрешение «можешь делать, что хочешь» я могла бы истолковать достаточно широко…

Когда я утром пришла на завтрак, Руфус уже вернулся, словно бы и не уезжал никуда. Может быть, это из-за его приезда я проснулась ночью — скажем, лошадь заржала или дверь заскрипела. Когда я вошла в Утреннюю комнату, он так пристально посмотрел на меня, что я потупилась, и на мгновение у меня в голове промелькнула мысль, что он обратил внимание на мои крылья.

— Вот и она. — Естественно, он обращался не ко мне, а к Вайолет. — Как она все восприняла?

— Она очень понятливая, — ответила Вайолет, и я сочла ее слова за комплимент. — И отлично справляется.

— Она смогла дать кукле имя?

Вайолет покачала головой:

— Мы слишком многого от нее требуем. Она берет имена из своей детской фантазии, не понимая их истинного значения.

— Извините, — громко сказала я. — Если хотите, я подожду за дверью.

— Нет, Флоранс, дорогая, присаживайся, — приветливо улыбнулась Вайолет. — Я лишь рассказывала брату о твоих успехах и наблюдениях. Его интересуют и твои записи.

Судя по взгляду Руфуса, записи его нисколько не интересовали.

— Вскоре твой распорядок дня немного изменится. — Руфус говорил, отвернувшись от меня и от Вайолет, но я поняла, что его слова обращены ко мне. — В имение приедет наша племянница. Она совсем еще юная девушка, твоего возраста. — Да, точно, он говорил со мной. — И мы будем рады, если ты составишь ей компанию.

Я машинально кивнула. Мне срочно нужна была подруга, которая помогла бы понять все окружающие меня странности. После смерти Элис подруг у меня не было — и я не хотела их заводить, но сейчас такое желание опять появилось. Впрочем, я уже выбрала, с кем хочу дружить. Люси. Люси, а не какая-то избалованная девчонка, миниатюрная копия Вайолет, которая сразу решит, что я нищая сиротка, поэтому мной можно помыкать.

— Это замечательно. Вы скажете, когда она приедет, или мне все время нужно быть готовой встретить ее?

Руфус едва заметно покачал головой.

— Мы поставим тебя в известность. Она сирота, и, как понимаешь, мы хотим избавить ее от выпавшей на твою долю участи. Именно поэтому мы решили взять ее в имение.

Я попыталась осознать, что за всем этим кроется. Руфус и Вайолет — брат и сестра. Раз девочка — племянница их обоих, значит, у них есть еще брат или сестра. И раз они заговорили об этой девочке только сейчас, значит, именно из-за нее Руфус ездил в Лондон, поскольку узнал, что семью Молинье после смерти мисс Лаванды постигла новая трагедия. Может быть, нужно выразить им свои соболезнования? Или это будет неуместно?

— Я буду рада компании, — наконец сказала я. — Куклы не очень-то разговорчивы.

Никто даже не улыбнулся, услышав эту шутку.

— В надлежащее время мы поставим тебя в известность, — повторил Руфус. — Тогда мы и сообщим тебе подробности. В любом случае, ты должна осторожно вести себя с нашей племянницей. Она хрупкая девочка, долго болела и теперь вынуждена заново привыкать к жизни. А ты вечно шумишь, несдержанна и невоспитанна.

Серьезно?

— В какой-то мере эти твои особенности пойдут ей на пользу. Но в остальном — избавь от них и ее, и нас.

Руфус в своем репертуаре. Детей нужно видеть, но не слышать. Я не стала задавать вопросы, вертевшиеся на языке. Зато вскоре у меня будет возможность расспросить эту девочку о ее семье — и я уверена, что племянница Молинье окажется такой же любопытной, как я сама, и многое знает. Значит, мои сегодняшние мучения за завтраком не пройдут даром.

После этого и Руфус, и Вайолет полностью меня игнорировали. О куклах разговор больше не заходил. Но когда я позже вошла в тайную комнату, то сразу увидела, что за время моего отсутствия что-то изменилось. Кукла, которую я назвала Дженет, исчезла.

После этого я решила не сообщать Вайолет, если замечу что-то странное. Почему-то я чувствовала себя в ответе за этих кукол и теперь не знала, что случилось с Дженет. Вайолет, должно быть, забрала ее, и мне не понравилось, что она поступила так за моей спиной, — хотя еще вчера я была бы рада отделаться от этой куклы. Безусловно, куклы принадлежали ей, она в своем праве. Вайолет может делать с ними все, что угодно, не спрашивая у меня разрешения. Но что-то тут было не так, и с тех пор, как я поговорила с Вайолет, она знала, что я это знаю. Каким-то образом это делало меня уязвимее.

То, что я слышала в Комнате кукол детский смех, было не единственной странностью этих кукол. И не последним, что меня испугало. Напротив, потом случилось такое, после чего я могла бы лишь улыбнуться своему прежнему испугу: подумаешь, услышала смех, ну и что? Но в том, что произошло, во многом была моя вина. Нельзя было воровать ту куклу.

Все началось через пару дней после исчезновения Дженет. Мне бросилась в глаза кукла, чье белое платьице очень напоминало мое. Мне нравилось выбирать кукол по каким-то внешним признакам — тогда у меня не было ощущения, что это кукла сделала этот выбор, а не я. Я взяла ее на руки и заметила, что и ее волосы похожи на мои. В Холлихоке никто не указывал мне, какую прическу носить, и эпоха косичек и чепчиков осталась в прошлом. Так как у меня не было камеристки, которая укладывала бы мои волосы, — и вообще, я чувствовала себя еще маленькой для таких причесок — я носила волосы распущенными. Они немного вились, даже после того, как я перестала их заплетать, и теперь я наконец-то узнала, каково это — морщить лоб и шевелить ушами. Только от челки пока пришлось отказаться. Прямой пробор придавал мне вид красотки с картин прерафаэлитов, и мне это нравилось. И именно такая прическа была у этой куклы.

Удивившись, я присмотрелась к лицу этой куклы. В целом, с моей точки зрения, все эти куклы были очень похожи друг на друга: те же пухлые щечки (сразу становилось ясно, что они не сироты, а хорошо откормленные детки), румянец, широкие брови, рты обычно приоткрыты и в них видны зубы. Отличались куклы только одеждой, цветом глаз и волос.

Но эта кукла, как мне показалось, чем-то напоминала меня. Безусловно, невзирая на высокое кулинарное мастерство миссис Дойл, щеки у меня не были такими пухлыми, но, с другой стороны, эта кукла казалась чуть стройнее остальных. Ее глаза, рот — все было как у меня. Или мне это только мнилось. Я же никак не могла это проверить, для этого нужно было зеркало, а в Комнате кукол зеркало убрали. Собственно, еще было заметно, где оно висело, — на стене над камином белело пятно на обоях. Может быть, там когда-то красовалась картина, но мысль о том, что кто-то намеренно унес из этой комнаты зеркало, представлялась достаточно жуткой, чтобы укладываться в общий порядок вещей.

А вот в комнате у меня зеркало было. Старое, тусклое, зато настоящее зеркало, и по утрам, умывшись, я могла смотреться в него сколько вздумается, точно вдруг увлеклась самолюбованием, чего явно не могло случиться со мной в приюте Св. Маргариты. Зеркало было прикручено к стене над миской для умывания, и так просто его оттуда не унесешь. Значит, нужно было как-то принести эту куклу к зеркалу.

Разумеется, я знала, что кукол нельзя отсюда выносить. Я не могла просто взять куклу под мышку и пройти с ней по дому. Таким образом, у меня оставалось два варианта: отказаться от этой идеи и больше не думать об этом или же тайком пронести куклу на третий этаж. Я выбрала второе. Я слышала, как когда-то проворачивали подобное контрабандисты, и сейчас настало время последовать их примеру. Никто не заподозрит, что я что-то прячу под юбкой, и, закрепив куклу резинкой чулка, я спокойно могла пронести ее в комнату.