Майя Илиш - Комната кукол Страница 27

Я кивнула, чувствуя себя глупо и не зная, как выпутаться из этой истории. Что, если он спросит, куда я иду?

— Тогда удачи, — слабым голосом ответила я. — Все лучше, чем ночные горшки чистить.

— Ты действительно плохо выглядишь. Бледная такая. Ты не заболела? Если тебе плохо, обратись к миссис Арден. Она тебя быстро на ноги поставит. Лекарства у нее мерзкие, но нам, работникам Холлихока, тут так просто поболеть не дадут.

Мне показалось или я услышала упрек в его голосе? Может, дело в том, что я ношу белое платье и он еще никогда не видел, чтобы я работала?

— Я тут тоже, знаешь ли, не бездельничаю, — отрезала я. — Я просто занимаюсь работой, о которой ты не знаешь.

— Вот как? — удивленно переспросил Алан. — И что же это за работа?

Ну вот. Мне нравился Алан, и я не хотела его обманывать. Я сама виновата, что он задал этот вопрос. Мне хотелось отвести его в мою комнату, показать ему куклу и зеркало, но я не могла промолвить ни слова, хотя секрет так и рвался наружу.

— Я… я читаю мисс Молинье. Я очень хорошо умею читать вслух. — В каком-то смысле это было правдой, по крайней мере вторая моя фраза. Но если Алан начнет задавать уточняющие вопросы… — Она меня ждет, я и так уже опаздываю. Спасибо за совет насчет миссис Арден, я подойду ней попозже.

Я попыталась пройти мимо него, но Алан стоял посреди коридора, и я боялась, что, если случайно его задену, он сразу же заметит проклятую куклу у меня в панталонах. Поэтому я отступила на шаг и прижалась к стене.

— Вчера у тебя не было на меня времени, — твердо сказала я. — А сегодня времени нет у меня.

— Это из-за той девочки, да? — спросил Алан. — Это как-то связано с племянницей хозяев, которая вскоре приедет?

Естественно, слухи распространялись быстро. Но я покачала головой, чтобы не ввязываться в разговор.

— Нет, мне правда нужно к мисс Молинье, почитать.

Наконец-то он меня пропустил. Меня мучили угрызения совести, что я солгала: Алан так хорошо относился ко мне, он не заслуживал лжи. Но юноша, ничего не подозревая, улыбнулся.

— Завтра у меня свободный вечер. Три часа свободного времени. Может, ты бы хотела… — Он покраснел. — Хотела бы провести это время со мной? Я знаю, мне нельзя общаться с девушками-служанками, но ты ведь не прислуга, так?

Я поспешно кивнула. Эта мысль мне нравилась. Может быть, мне удастся отвлечься, забыть о мире кукол. Заняться чем-то совершенно нормальным. Человеческим. Этого мне очень не хватало. А приятно провести время в компании Алана — это же вообще замечательно!

— Чем займемся?

— Я что-нибудь придумаю. Я обо всем позабочусь, а ты разберись с мисс Молинье.

— Спасибо.

Я спустилась по лестнице и направилась в Комнату кукол, по-прежнему прижимая руку к животу, чтобы никто не увидел, что я несу, так сказать, «во чреве». И вдруг я поняла, что с нетерпением жду завтрашнего вечера. Безусловно, в этом доме были ужасные куклы, от которых у меня волосы становились дыбом. Но были и такие люди, как Алан. Или Люси.

На следующее утро за завтраком я старалась не смотреть на Руфуса и Вайолет. Хоть куклы и казались жуткими, брат и сестра пугали меня куда больше — я боялась смотреть им в глаза, опасаясь, что стоит им взглянуть на меня, как они сразу поймут, что у меня есть от них секреты — о куклах и об Алане… Я подозревала, что Руфус и Вайолет не одобрят мое намерение провести время с Аланом, но в крайнем случае неприятности будут у него, а не у меня. Я не сводила взгляда с чашки чая и отчаянно старалась не заливаться краской. Я уже сама себя не понимала. Всякий раз, когда я думала об Алане, кровь приливала к лицу, что-то заставляло меня глупо хихикать и ухмыляться, хотя я и пыталась подавить в себе это желание. А я много думала об Алане. Я могла думать либо об Алане, либо о куклах, и выбор был очевиден. Иногда я думала и о Люси, но… иначе.

— Что с тобой, Флоранс? — спросила Вайолет. — У тебя сегодня такое хорошее настроение.

— Я очень рада. С тех пор как вы сказали, что скоро приедет ваша племянница, я все думаю о том, какая она и сможем ли мы подружиться. Будет замечательно наконец-то пообщаться с другой девочкой. — Я сглотнула, радуясь, что Люси этого не слышит.

— То есть, — Руфус уставился на меня, — ты скучаешь по сиротам из приюта? Разве ты не должна радоваться, что эти необразованные девицы остались в прошлом?

Я покачала головой.

— Мне было там нелегко, но мне нравилось проводить время с остальными девочками в приюте Св. Мар…

— Молчи! — перебил меня Руфус. — Мы не желаем, чтобы ты произносила название этого приюта. И в твоих же интересах забыть его поскорее. Приют остался в прошлом, и тебе никогда не вернуться в тот мир. Не думай о нем больше. Те времена миновали.

Я прищурилась, мысленно добавив имя «Маргарита» к имени «Дженет» в списке нежелательных для Молинье имен. Правда, может, их раздражало, что мой приют назван в честь святой, а в Холлихоке не принято молиться. «Посмотрим, пойдем ли мы в воскресенье в церковь», — подумала я. Но потом я подсчитала дни, проведенные в Холлихоке, и поняла, что уже пропустила воскресенье, и каждый день тут напоминал предыдущий. Мы не ходили на службу. От этой мысли мне стало не по себе, но потом я поняла, что до сих пор жива, Господь не наказал меня и, видимо, ничуть не огорчился из-за того, что я не пришла в церковь.

— Пройдет еще какое-то время, прежде чем наша племянница приедет. А до тех пор будь терпелива и занимайся своей работой. — Вайолет, видимо, была рада сменить тему.

Я кивнула.

— Непременно, — вежливо ответила я.

На этом разговор за столом завершился. Я постепенно привыкала к молчаливым трапезам. И ужинать в молчании со слугами мне нравилось куда больше, чем постоянно выносить пристальный взгляд Руфуса. Он мало говорил и обычно обращался не ко мне, но от его взгляда у меня на душе кошки скребли. Я не доверяла Вайолет, при этом общаться с ней было куда легче, и слащавость ее речей сглаживала неприятный смысл ее слов. Однако Руфус…

Я была рада, когда он не обращал на меня внимания. Войдя в библиотеку и увидев его там, я всегда находила какую-то отговорку, чтобы уйти. Я уже выработала в себе эту привычку, эти отговорки стали частью моей жизни и значимо все упрощали. Правда, мне все-таки нужно было обратиться к Руфусу: оставался еще вопрос, могу ли я выходить в сад. Последние дни шел проливной дождь, поэтому выходить наружу мне не хотелось, да и мысли мои были заняты загадкой кукол. Но какой бы плохой ни была погода, меня грела мысль, что сегодня вечером мы с Аланом выберемся на прогулку. Может, даже сходим в соседнюю деревню. Я не знала, как Алан захочет провести свои свободные три часа, но он обещал что-то придумать, и мне очень хотелось узнать, чем же мы займемся.

До этого нужно было выполнить мою работу на день. Нужно поторопиться, но, в целом, это будет не так уж трудно. Я могла несколько часов возиться с одной куклой, чтобы убить время, но сейчас, когда нужно расправиться с заданием поскорее, можно сделать все тяп-ляп. Моими записями все равно никто не интересовался. Мне все больше казалось, что моя так называемая работа была лишь поводом для того, чтобы я брала кукол в руки и потом могла показать, какие именно показались мне странными. Серьезно, Вайолет и Руфус могли бы мне так и сказать! Я же не дура. А раз мне все равно никому нельзя рассказывать о том, что я увижу и услышу в Комнате кукол, то почему бы сразу не объяснить, что от меня требуется?

Итак, сегодня я не стала тратить время на выбор куклы и схватила первую попавшуюся. Но стоило мне взять ее в руки — и я сразу поняла, что с ней что-то не так. Чувство было настолько же сильным, как и в случае с Дженет, но при этом полностью противоположным. По руке пополз холодок, добрался до моего сердца… Мне хотелось поскорее усадить куклу на пол и больше не прикасаться к ней. Кукла ничем не отличалась от остальных — такая же милая маленькая девочка с белокурыми косами, красивая, бледная, с голубыми стеклянными глазами. Однако от нее исходило ощущение зла, невероятного зла. Я в жизни не встречала ничего настолько злого. Я сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Меня переполняли страх и одиночество. Я была маленькой, беспомощной, всеми покинутой в этом холодном мире. Я попыталась подумать об Алане, порадоваться предстоящему вечеру, но на ум мне приходили только самые ужасные случаи из моего прошлого.

При этом все годы в сиротском приюте я провела без слез — я не могла иначе и всегда была довольна тем, что имею. Я научилась смеяться над своими самыми горькими разочарованиями и не помню ни дня, когда была бы по-настоящему несчастна, — во всяком случае, с тех пор, как я приучила себя смотреть в будущее и оставлять печаль в прошлом. Но вся эта грусть, все страдания, должно быть, просто спрятались в укромном уголке моего сердца, и стоило мне взять эту куклу в руки, как она потянулась к моей душе и вытащила на поверхность спрятанную в глубине боль — внезапно, как гром среди ясного неба. Я даже плакать не могла, только сидела там, дрожала и чувствовала, каким черным и враждебным стал мир.