Анна Кочубей - Северный ветер Страница 3

— Не трудись, я сам заберу. После.

— Старый развратник!

— Почему я «старый»? В таверне ты назвала меня «интересным».

— Все архонты — старики! Потому, что вас и так не осталось!

— Не «вас», а «нас». А мне всего семьдесят один.

— Ужас!

— У архонта нет возраста, — сказал Моргват, стаскивая с ее плеч платье, — от сорокалетней стервы слышу, — меланхолично добавил он.

— Мне двадцать восемь! — негодующе завопила девица.

— Верю. Молодо выглядите, барышня! Из Дорина, говорите? Пока соседские кумушки вам завидуют, но пройдет еще лет пять, и они начнут перешептываться за спиной: «а почему наша синеглазая не стареет?» еще два — и позовут ариев к вам домой. Считать хорошо умеете? Прибавьте семь лет — и получите срок своей жизни. Короткая!

Архонт порывисто вздохнула, прикрываясь руками.

— Так ты и сама все понимаешь. Зачем тебе деньги?

— Сбежать от дяди.

— Вроде меня дяденька?

— Нет, хуже. Он мой родственник.

— А родители?

— Не знаю, где они! Быстрей делай, что хотел, мне домой пора!

— Договорились.

Моргват методично расстегнул частый ряд крючков на лифе. Она только ежилась и кривила губы. Синий огонь — признак особой одаренности к оружию; металл любит этот цвет, отдавая архонту-воину все свои лучшие качества, но если с самим человеком что-то не так: старые переломы, хрупкое телосложение, а то и просто неспособность тела проводить магию, — посвящение становится бесполезным.

— Дальше раздевать не буду. Положи руки мне на плечи и покажи, что ты архонт, а не жертва насилия.

— Обойдешься, извращенец.

— Полегче, мошенница. Посвящения не всегда удачны, а мы не берем в ученики тех, кто получился «бракованным». Хочу понять, почему не взяли тебя.

— Потому, что все вы сволочи.

— Не надо обобщать. Со мной ты на что рассчитывала? Отлупить, как мальчишку, и забрать деньжата? Такой номер хоть раз прокатывал?

— Еще как!

Моргват покачал головой, провел слабо светящимися ладонями по ее плечам, вызывая ответную реакцию магии. Все в девчонке как надо — и сила, и разворот плеч хороший, и характера с избытком. Первосортный материал, если можно так выразиться о человеке. Ее бы сразу после обращения учить, а не сейчас, когда она сама себя испортила. Самонадеянность и ложная безнаказанность еще доведут синеглазую мошенницу до беды. Если согласится — ох и намучается он с ней!

— Нет в тебе изъяна, барышня, физического, по крайней мере, я не заметил. Пойдем со мной?

— Тебе нужна подстилка в дорогу? Да ни за что!

— Какая ты пошлячка, однако! Если бы твой дар дремал, как спит во многих, могла бы прожить жизнь спокойно, но ты магией пользуешься, я бы точнее сказал — балуешься, а чем чаще это проделываешь — тем она сильнее. Настанет момент — и ты не справишься, выдашь себя. А со мной получишь оружие, станешь настоящим архонтом, разве плохо?

— Получу я от тебя кое-что другое через девять месяцев! Чего ради ты меня с собой потащишь? За глаза красивые?

— Будь ты уродиной — я бы взял тебя в ученики охотнее, — искренне ответил Моргват, поднимаясь, — «товар-деньги-товар», значит? Вот и живи со своей философией дальше, увидишь, куда она тебя приведет. К сведению, у двух архонтов дети не родятся. Да мне и не очень хотелось.

— Это что — все? — удивленно и обрадовано спросила девушка, ожидавшая самого худшего.

— Верни мои деньги, тогда будет все. Или встань лицом к забору и задери юбку, тогда оставишь плату себе. Управлюсь по-быстрому, домой не опоздаешь.

Моргват поднял меч и отвязал лошадь. Вздохнул без сожаления — одному привычнее и проще. Девчонка, вскочив, бросила серебро ему под ноги.

— Не пойдешь?

— Нет!

Архонт невозмутимо собрал монеты, сел в седло и направил Красотку в темень, безошибочно чувствуя, где их ждет дорога. Занятная девушка, но на «нет» и суда нет.

До Дорина недалеко, особенно если напроситься в проезжающую телегу и ехать задом наперед, болтая ногами, забавляя разговорами себя и возницу и чихая от пыли. Это даже весело. Но до города можно дойти и пешком, — дорога сама доведет. Девушка не раз возвращалась поздно, задержавшись то на пристани, то в близлежащих деревушках. Иногда она уходила из лавки дяди под официальным предлогом — продать с лотка что-нибудь мелкое и полезное, а в последнее время все чаще пропадала без спроса.

Невидимые нити, что связывают нас с домом, могут быть прочнее канатов, но только в том случае, если под родную крышу приятно возвращаться. Так случилось, что синеглазую мошенницу держали на привязи не любящие объятия родных, а только сами стены и здравый смысл. Бродяг она повидала немало, чтобы понять, что путь в никуда прекрасен при полном кармане, а когда от голода сводит желудок и некуда забиться в дурную погоду, — свобода оборачивается не боком, а задом. Что будет делать девушка, когда ее нарядное платье обтреплется и прохудится обувь? «Меня за стол не пустят и перестанут доверять, как бы ловко я не играла. Буду походить на попрошайку — ей и стану», — мрачно думала она, шагая по пустому ночному тракту.

Сегодняшний день преподнес болезненный урок: дяденька только поиздевался, но мог и изнасиловать, и побить. А она считала себя такой непобедимой! От предложения Моргвата на душе было неспокойно. Сколько раз она представляла в своих мечтах, как архонт, ее обративший, вернется и заберет с собой, а еще и извинится, а, быть может, объяснит, почему ожидание оказалось таким долгим! Девушка ждала его одиннадцать лет, но с каждым годом — все меньше, а время стирало из памяти страшное лето 3213 года, когда в Дорин пришла скверна. Зародилось ли проклятие в чьем-то подполе или бочком проскользнуло в ворота ночью — никто не знает, но за одну неделю город упал на колени. Одержимых было так много, словно Дорин подарили демонам на растерзание. Ворота закрыли, опасаясь, что зараза расползется дальше; начался голод, не хватало воды, жизнь мог отнять кто угодно — существо, изуродованное скверной, или человек, охваченный безумием страха.

В тот вечер солнце палило в окна с настойчивостью очага, вздумавшего сжечь на плите сковородку. Откуда-то тянуло дымом — черным, тяжелым, — он вызывал приступы мучительной жажды, а обметанные коркой губы противно кровили от каждого слова. Молодая девушка вышла на пустынную улицу. Держась в тени зданий, спустилась на несколько кварталов, добралась до колодца, привязала фляжку к веревке и сбросила вниз. Тишина. А еще два дня назад здесь можно было набрать грязной теплой воды, вскипятить и выпить… Невиданная жара, длившаяся месяц, высушила все источники, а деревянные дома города превратила в дрова, готовые вспыхнуть от малейшей искры.

Внезапно по щиколоткам ударило горячей пылью. Девушка обернулась и похолодела: на нее шла стена пламени. Жадно поглощая соседнюю улицу, огонь приближался с гулом, сравнимым с воем печной трубы при хорошей тяге. Так в город пришла магия.

Аверна объявила перемирие в войне, обратившись за помощью к северу, и ворота Дорина открылись для архонтов из регулярной армии королевы Амаранты и ариев, посланных королем Родериком, чтобы совместными усилиями, огнем и мечом, уничтожить заразу. Но девушка, как и многие другие, не знала об этом. Она бросилась бежать, и бежала со всех ног, пока пламя не загнало ее в один из задымленных переулков. Вскрикнув, она попятилась от человека с мечом. Его оружие в правой руке медленно гасло бледно-зеленым, а у ног валялось чудовище, некогда бывшее ювелиром с ремесленного квартала. Она помнила этого мастера, работавшего у окна своего дома на первом этаже, частенько останавливаясь, с интересом наблюдала, как из серебряной проволоки получается колечко или цепочка, перебрасывалась с хозяином парой слов…

— Не надо! Отпусти! — закричала девушка, но архонт поймал ее и потащил, как мешок, а потом втолкнул в дверь незнакомого, покинутого дома. Здесь стояла полутьма, закрытые, переломанные ставни пропускали мало света. Воняло пожаром и чем-то гадко-сладковатым.

— Откуда ты взялась? — спросил архонт, — в квартале мастеров больше нет людей. Мы уничтожаем все, что шевелится, а арии сжигают то, что осталось.

— Я из торгового. Это на холме. Я здоровая! Я — нормальная!

— Вы все так говорите, пока говорить можете, — спокойно сказал архонт, — и даже если так, ты человеком отсюда не выберешься, — вокруг полно одержимых, огонь их выгнал.

Его глаза посветлели, приобрели оттенок полыни, а девушка вжалась в простенок между окнами, не сводя взгляда с меча со следами темной крови. Архонт положил оружие на стол. Хочет убить голыми руками?

— Ты их слышишь? Голоса? Ночью, когда тихо, они приходят как твои собственные мысли, а к утру ты чувствуешь себя мудрее, — странно спросил он и подошел вплотную.