Александр Юрин - "Подгорная" Страница 3

Бориска с трудом устоял на ногах.

— Не двигайся! — скомандовал Юрка. — Они на движение идут!

Бориска невольно попятился.

Шар словно уловил это движение. Дёрнулся к ребятам, но запутался в поникших ветвях и зашипел ещё громче. Кора загорелась. Голодные язычки фиолетового пламени ринулись вверх и вниз, отчего сама берёзка превратилась в гигантскую свечку.

Дунул ветерок.

Юрка медленно наклонился. Зачерпнул в охапку грязный снег, слепил пёстрый снежок. Смерил расстояние от себя до шара.

Бориска покачал головой.

— Не надо…

Юрка размахнулся и кинул снежок в сторону шара, словно заправский метатель ядра. Снаряд угодил точно в цель. Шар вспыхнул ярче прежнего, увеличился в размерах и умчался в небеса хвостатой кометой.

Ребята переглянулись.

— Чего ей надо было? — спросил Бориска.

Юрка пожал плечами.

— Кто её знает. Наблюдает, наверное, просто.

— А чего за нами наблюдать?

— Они за всеми наблюдают. Шмыга из соседнего дома рассказывал, что одна забралась к нему в комнату…

— В комнату?!

— Ну да. Сижу, говорит, вечером за столом, уроки учу и кажется мне весь вечер, что в ухе звенит. А потом оборачиваюсь, невзначай, а эта штука у меня над головой висит и жужжит, этак, вкрадчиво, словно чему учит. Потом по комнатам летать принялась, как будто осматриваясь… В одной комнате пожужжит, в другой — как пить дать, ищет чего!

— А он так за ней и ходил?

— Ага.

— Вот ведь бесстрашный! — Бориска испуганно огляделся. — А дальше что?

— А дальше самое интересное! — Юрка выждал паузу.

— Ну, не томи!

— Она к иконке в углу подлетела, а стекло возьми и лопни — видимо от жара…

— И?

— Внутри всё запотело, так что ничего не разобрать, а она запульсировала, раздулась больше прежнего и зарычала, будто зверь! Повисела так над иконой с минуту, а потом резко дёрнулась к окну — и в форточку, сквозь стекло!

— Разбила?

— В том-то и дело и что нет. Даже трещинки не осталось!

— А как же в иконе стекло?

— А кто его знает… Страшнее другое. То, что осталось от Христа.

— Что осталось?..

— Изуродованное тело на кресте — по словам Шмыги, обгрызенное, — а всё что под стеклом было… кровью забрызгано.

— Мамочки!

— Вот тебе и мамочки. Ребята из старших классов говорят, что так у всех по деревне… Просто никто ничего не говорит в открытую. Боятся. А у тебя разве ничего не было?

Бориска отрицательно качнул головой. Отвёл глаза.

Юрка сделал вид, что не заметил этого жеста.

— Идём, пока заново не прилетела.

— Идём. — Бориска затравленно покосился на догорающую берёзку. — А ты откуда узнал, что надо вот так, снежком?

— Блаженный Игнат рассказал. Я ему ещё то лето велосипед помогал чинить — он ведь без него, всё равно, что без ног. Ходить-то толком не может — болезнь какая-то…

Бориска кивнул.

— Так вот, Игнат говорил, что по ночам они стаями вьются вокруг его дома. Однако внутрь не суются, потому что побаиваются.

— Побаиваются?

— Ага. Он одну из них прижучил. Газетой, как таракана! Вытянул перед собой лист, когда она на него полетела, потому что больше ничего под руками не оказалось, и поймал. Она словно прилипла к газете — ни ближе подлететь не может, ни отлететь, от греха подальше! Так Игнат с ней весь вечер и просидел. Говорит, что она что-то шептала. Только не по-нашему. А потом принялась показывать мрак.

— Мрак?

— Так Игнат сказал.

— И что он увидел?

— Этого он не сказал. Но говорит, что посидел именно тогда. Хотя врачи считают, что посидел он просто из-за её близости. Испугался не на шутку, бедняга.

— А что было потом?

— Потом треснула ваза на столе и капли воды попали на шар. Тот просто погас, как испорченная лампочка.

— Ничего себе!

— Куда интереснее, что именно Игнат увидел. Жаль, он так ничего и не рассказал.

— Наверное, что-нибудь очень страшное…

— Как знать.

Они осторожно спустились на дно оврага. Здесь заново огляделись по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, двинули вверх по руслу, в сторону Лысой горы.

Друзья уже толком и не помнили, в чьей голове родился этот жуткий план: обследовать окрестности Лысой горы на предмет потустороннего. Казалось бы, все те необъяснимые вещи, что происходили, да и происходят в этих местах поныне, должны были отпугнуть прочь даже взрослого человека, что уж говорить о двух пятиклассниках, утративших страх. Однако тяга к обретению истины, словно блокировала отдел мозга, отвечающий за чувство страха. Хотя, возможно, ребята просто увлеклись игрой и не верили, что всё происходящее с ними — часть суровой реальности, от которой никуда не деться.

…Как-то раз после школы — ещё зимой, — Юрка предложил своему другу Бориске покататься с горок в овраге недалеко от дома. Бориска согласился и, позабыв о домашнем задании, ребята двинули к лесу.

Зимний овраг зачаровывал своим белоснежным убранством. Запорошённые снегом деревца пребывали в зимнем летаргическом забвении. С лап исполинских сосен оседали снежные хлопья — они словно звенели в лучах низкого зимнего солнца. Под ногами вкрадчиво скрипел снег.

Катались до алого заката. Солнце нависло огромным диском над полями, словно в раздумьях. Окрепший морозец щипал носы. Промокшие варежки совсем не грели, а одежда буквально смёрзлась от пота и стояла колом — ни шагнуть толком, ни наклонится, ни повернуться.

Когда сообразили, что пора двигать к дому, окончательно стемнело. На небо высыпали яркие звёзды и разлетелись во всех направлениях, будто далёкие светлячки. Они оседали на внутренней части чёрной сферы, сучили задними лапками и то и дело расправляли крылышки, отчего казалось, будто далёкий огонёк еле заметно пульсирует.

Затем началась чертовщина.

Ребята двигались, как и сейчас, по дну оврага. А краем берега, параллельным им курсом, двигался кто-то ещё. Причём делал это так, чтобы, по возможности, не выдать своего присутствия. Шагал синхронно с ребятами, замирая всякий раз, как замирают они, в попытке определить, откуда доносится хруст снега.

Сказать, что было страшно — это ничего не сказать. Бориска и вовсе попрощался с жизнью. Особенно в тот момент, когда провалился в непонятно откуда взявшуюся на пути яму.

Юрка, не задумываясь, сиганул следом. Отыскал в темноте друга, успокоил. Когда Бориска совладал с болью в ушибленном колене, стали думать, как выбраться из подлой ловушки.

Юрка задрал голову вверх, а там мерцал тусклый свет, излучаемый неведомо чем. И на его фоне раскачивается фигура человека, только неимоверно высокая и сутулая, с длинными, как плети руками. Тут уже обмер и сам Юрка. Стало понятно, что через этот проход им не выбраться. Точнее попытаться-то можно, но только вот на встречу чему они вскарабкаются, неизвестно.

Тогда ребята принялись озираться по сторонам, в поисках других ходов. Поначалу ничего не было видно, однако когда глаза привыкли к абсолютной темноте, сделалось понятно, что не такая уж эта темнота и абсолютная. От выступивших из мрака стен исходило еле заметное голубоватое свечение — словно от медуз за стеклом аквариума.

Юрка потрогал мерцающую поверхность. Та оказалась неимоверно гладкой и тёплой.

Они провалились вовсе не в яму, как показалось вначале, а в большую подземную пещеру со сводчатым потолком и бетонным основанием. В воздухе витал неприятный запах меди. На полу под отверстием, через которое свалились ребята, лежала круглая решётка с герметичной крышкой, как на подводной лодке или в космическом корабле.

Бориска хотел было что-то спросить, но Юрка, тычком, вовремя предостерёг друга от столь необдуманного поступка.

Ребята, молча, пошли вдоль одной из стен. Потом свернули в подвернувшийся на пути коридор. Тот полого уходил вниз. Стены продолжали излучать свет, а потолок заметно снизился. Коридор привёл в огромную сфероидальную залу, в центре которой возвышалось нечто, похожее на алтарь или трибуну. Ребята подошли ближе. Странный предмет оказался креслом, только значительно больше и шире обычного. К массивным подлокотникам были приделаны металлические скобы. Точно такие же, но большего диаметра, находились и на ножках. Из-за спинки выглядывал металлический колпак, отдалённо напоминающий дуршлаг.

Походило на электрический стул.

Бориска, естественно, так и сказал… Хотя Юрку, в большей степени, интересовало нечто другое: кого сажали в это кресло и за что?

Чуть в стороне стоял столик, обычный, под человеческий рост, без стула. На нём лежали запылённые таблички с непонятной геральдикой. Юрка взял одну. Подивился тому, насколько невесомым оказалась пластина — на вид, должна быть тяжелее. Переплетающиеся символы ничего не значили… по крайней мере, для ребят. Но Бориска нашёл такие таблички, на которых вместо письменного текста располагались чёткие рисунки и чертежи. На одной, график каких-то зависимостей… Причём не в трёх координатах, как приятно в школе, а в пяти! На другой — человек с разведёнными в разные стороны руками и ногами, распятый внутри зубчатого колеса. Лицо человека скрывала маска боли. По обе стороны от него, две двери: одна приоткрыта, а другая закрыта на навесной замок. В верхней части таблички изображена стайка курсоров — они словно вьются над человеком. Внизу — многочисленные ямы, из которых тянуться острые, словно лезвия стебли, силясь ухватить человека за ногу…