Любовь Овсянникова - Нептуну на алтарь Страница 30

К счастью, взрыв не зацепил ни одного из них, а находящиеся там боеприпасы не сдетонировали. Если бы такое случилось, линкор взлетов бы в воздух вместе со всем экипажем, превратившись в щепки. Тогда потерь было бы в десятки раз больше, так как рядом с линкором на бочках стояли другие большие корабли эскадры — пять крейсеров с боекомплектом на борту. Наверное, на то и делался вражеский расчет, но иногда доброе провидение вмешивается-таки в ход событий, спровоцированных дьяволом. Хотя о каком добром провидении можно говорить при таком количестве жертв…

Паники на взорванном линкоре не было, был миг короткой растерянности вахтенного офицера, после которого здесь сначала объявили аварийную, а затем, по приказу помощника командира корабля капитана 2-го ранга Сербулова, и боевую тревогу. Так как не было электричества, тревогу пришлось объявлять с помощью рынды, боцманских дудок и голосами посыльных. Экипаж довольно быстро занял места, предписанные боевым и аварийным расписанием. А через мгновение здесь задраили водонепроницаемые корабельные перегородки, люки и горловины. Некоторые, увидев разбитый нос корабля, подумали, что началась война и на корабль напали с воздуха, что в него попала бомба. Поэтому прозвучали команды усилить наблюдение за воздухом и водой, оглянуться в помещениях, в артпогребах и отсеках. К зенитным пушкам подали боевые патроны. Но, дело, как скоро разобрались, было в другом…

Прошло время, но не проходит боль и не забывается ужас, испытанный теми, кто находился на агонизирующем линкоре, кто костями и сердцем почувствовал тот взрыв, пережил гибель своих товарищей, потерю боевой техники. Их память не покрылась пеплом забвения, она остается такой же острой и теперь, как была тогда. Слушая их, я представляю, что переживал Юрий Артемов. Он все рассказал бы нам сам, если бы ему удалось уцелеть. А возможность у него была!

Рассказов о гибели линкора «Новороссийск» хватает. И когда слушаешь их или читаешь, то диву даешься, что в стуже моря, в мороке ночи, в мазуте и человеческой крови, когда на глазах гибли сотни молодых ребят, живые замечали все, каждую мелочь. Оно врезалось им в память помимо воли. Ведь только миг отделял каждого из них от смерти, один миг. Вот он и не дает покоя их душам: все кажется, что можно было спасти остальных пострадавших, находящихся тогда рядом, что вот же они — протяни руку и вытяни их из небытия, перетяни на свою сторону, на сторону жизни.

«Новороссийцев» и линкор спасали все, находящиеся тогда в севастопольской бухте.

— На шесть часов утра 29-го октября 1955 года у нас был назначен выход в море, — делится Николай Николаевич Сидоренко собственными воспоминаниями об этих событиях. — Перед столь ответственной работой мы должны были хорошо отдохнуть. Вполне понятно, ночью, в момент взрыва, я находился в каюте, спал. Вдруг что-то толкнуло крейсер так, что меня подкинуло на койке. И тут же послышался приглушенный хлопок. Крейсер «Молотов» стоял в Северной бухте на бочке № 3, это на расстоянии двести пятидесяти метров от флагмана, понятно, что взрыв ощутимо сказался на нем. Я проснулся, ловя себя на надежде, что мне приснился дурной сон. Однако помимо надежды в голове зароились недавние картины, припомнился случай, когда в марте нас преследовала вражеская субмарина… И я понял, что враги уничтожают наш флот. Но вот прошло не больше двух-трех минут, и прозвучала команда: «Баркас к правому трапу! Кормовой аварийной партии выстроиться на юте!». Я облегченно вздохнул. Верите? Ведь что-то делать — лучше, чем находиться в неведении. Все команды мы выполняли чрезвычайно быстро, четко. В каждом из нас ощущалась внутренняя напряженность, усиленная страшной догадкой, хоть мы ни о чем не говорили. На юте уже был наш непосредственный руководитель — командир дивизиона живучести Виталий Говоров. В первой аварийной партии нас было 20 человек, и мы везли с собой санитарную группу. Когда мы выстроились, командир крейсера капитан 1-го ранга Каденко поставил задачу: «Отправиться на линкор „Новороссийск“ и оказать помощь». Получилось, что уже через десять минут после взрыва мы вышли на помощь флагману. А после нас с «Молотова» вышла еще одна аварийная партия, чуть поменьше.

По боевой тревоге Николай Николаевич Сидоренко был записан в состав кормовой аварийной партии. И вот она, боевая тревога, прозвучала на «Молотове». Не учебная, а настоящая. Это казалось диким и невероятным. Если бы не звук взрыва, который услышали все, не ощутимое волнение моря, ни за что не поверил бы, что это происходит в действительности. Но это не было сном, это было страшной явью. Раздумывать было некогда, на крейсере начали разбирать спасательные средства, медицинские группы готовились к отправке по оказанию помощи пострадавшему линкору.

— Оказавшись на воде, мы увидели, что возле борта флагмана уже находится пожарный катер «ПЖК-37» и спасательное судно «Карабах». Позже подошло еще одно спасательное судно, три буксира вспомогательного флота и четыре водолазных бота, — качая низко опущенной головой, говорил Николай Николаевич.

— А что лично вам пришлось делать? — спросила я как можно тише, чтобы не потревожить его состояние, похожее на мысленное пребывание в той ночи, в том месте.

— Меня и Михаила Богданова, еще одного матроса из отделения электриков, которым я руководил, командир дивизиона живучести Виталий Говоров назначил переправлять на берег раненых. «Высадите нас на борт флагмана, а сами спасайте людей», — приказал он, профессиональной интуицией определив ситуацию. Мы так и сделали.

— Так вам пришлось все время возить пострадавших? — переспросила я.

— Именно так. Ставя перед нами такую задачу, Говоров, конечно, отступал от правил. Видимо, пострадавших, находящихся на линкоре и в воде, должны были подбирать другие спасатели. Но то ли они не успевали, то ли задерживались… Не знаю. А между тем вокруг линкора поверхность моря кипела от бессчетного количества беспомощных и оглушенных взрывом людей, барахтающихся и зовущих на помощь. Мы с этим столкнулись сразу же, когда шли к линкору! Мы не смогли пройти мимо них. Это было невозможно! Каждый из нас понимал, что людям в воде грозит неминуемая смерть, ведь они находились во враждебной стихии, с которой не могли сражаться. Они нуждались в немедленной помощи. Кое-кто плыл в сторону суши своими силами, но, забегая наперед скажу, что не все доплывали — сказывались травмы. Вот Говоров и принял такое решение, чтобы мы им помогали. Подбирать и вылавливать людей из воды мы начали сразу как отошли от своего крейсера и увидели эту картину. А когда высадили свою аварийную группу на флагман, то вдвоем с Мишкой Богдановым повезли выловленных людей на сушу, подбирая по дороге новых пострадавших. А на берегу уже работали врачи из военно-морского госпиталя, тоже поднятые по боевой тревоге. Ой, что там творилось! — Николай Николаевич скомкал губы жесткой ладонью и отвернулся, скрывая слезу.

Аварийщики кружили вокруг подорванного корабля, маневрировали среди волн и обломков, поднимались на борт «Новороссийска» и, преодолевая неожиданные препятствия, проникали в затопленные каюты, которые были битком набиты утопленниками, убитыми и ранеными взрывом людьми. Сразу стало понятно, что количество жертв переваливает далеко за сотню.

Тем временем аварийные бригады с крейсера «Молотов», прибывшие на линкор, вели себя героически. Наверное, это были единственные люди на терпящем бедствие флагмане, которые с первых минут не растерялись и действовали четко и слаженно. Хотя увиденные ими картины потрясали. От них просто можно было сойти с ума. Например, они увидели молодого матроса, придавленного восьмисантиметровой вывернутой броней. Матрос еще казался живым, вяло двигался, старался своими силами снять захват загнутого на него металла. Кто-то из спасателей попробовал помочь ему освободиться, а в его руках… осталась только верхняя часть пополам разрезанного тела. Просто тело продолжало двигаться в предсмертных конвульсиях.

Разбираться, кто из пострадавших на «Новороссийске» жив, а кто нет, времени не оставалось, поэтому всех подряд передавали на баркасы, а те везли их на берег и передавали военным медикам.

— Теперь легко говорить: перевозили, передавали… А тогда некоторые умирали по дороге, уже на баркасах — на наших руках, на наших глазах. Это не забывается! Я чувствовал себя не лучше мертвеца, так как умирал не раз и не два, а вместе с каждым из них, — глухим голосом рассказывал участник тех событий с крейсера «Молотов». — Беспощадность смерти и молодость тех, кого она забирала, убивали еще одним взрывом, вспышкой гнева и желанием мести.

От большого количества трупов, поднятых на поверхность из внутренних помещений корабля, на палубе «Новороссийска» скоро не стало свободного места. В стороне сгрудились легкораненые, которые могли самостоятельно держаться на ногах. Судовые медики оказывали им первую помощь, и они ждали отправки на берег.