Генри Олди - Книга Тьмы Страница 37

Чуть ли не впервые в жизни Вовчик поймал себя на иррациональном ощущении погруженности в безвременный вялотекущий кошмар. Куда ни направишься — всюду ночь, отодвинутая за границу света и тьмы, и глубокое человеческое молчание по ту сторону дыхания и бессмысленной речи. Впрочем, он был слишком большим оптимистом, чтобы лелеять подобные эмоции. Вовчик решил положиться на случай и покатил вниз по улице.

Некоторое время ничего не менялось, за исключением вывесок, рекламных щитов и контуров зданий. Город напоминал дохлого червя — сегменты кварталов были нанизаны на парализованный нерв главной улицы. Чертовски длинный нерв…

Прямая прерывалась пятном центральной и единственной площади. Огромная пустая поляна, мощенная булыжником. Возле мэрии никто не дежурил. На флагштоке болтался флаг. В темноте и при полном безветрии его цвета и рисунок не подлежали определению. Зато двери противостоящей церкви были широко распахнуты; оттуда пробивались лучи теплого золотистого оттенка, образуя зыбкую корону. «Ровер» съехал с брусчатки, на которой ощущалось что-то вроде мелкой дрожи, и площадь осталась позади.

— Куда ты завез меня, паскуда?! — рявкнул знакомый голос.

Вовчик обладал отменными нервами и даже не вздрогнул, хотя старческий скрип раздался возле самого уха. Он демонстративно сунул в это ухо мизинец, на котором тускло поблескивала яшма, и поковырял в раковине, спрыснутой дорогим одеколоном… Хорошо, что Ида сразу не воткнула свои ногти ему в глаза — наверное, просто ждала, когда «ровер» остановится. Старая тварь, а жить тоже хочет!

Он притормозил и обернулся. Мамаше почти удалось высвободить правую руку. Он ее недооценил. Она быстро смекнула, что и как, а запястья у Иды были тоньше, чем у десятилетнего ребенка.

— Что, хочешь погулять? — спросил он, думая о том, что страховка ему, наверное, больше не понадобится.

Против ожидания Ида не ругалась. Она даже пожалела его:

— Ты же был умным мальчиком…

— Поэтому решил сменить климат.

— …Умер бы тихонько, — продолжала мамаша невозмутимо. — Больно не было бы, клянусь. А так всем хлопоты. Тебя достанут, родной. И раньше, чем ты думаешь.

— Это вряд ли.

— Слушай, убрал бы ты жмурика, а? От него воняет.

— Не может быть. Он совсем свежий. Свежее, чем ты думаешь.

Вовчик посмотрел в зеркало заднего вида. В двадцати шагах позади «ровера» сидела собака грязно-белой масти. В зрачках тлели красные точки — скорее всего, отражения габаритных огней автомобиля. Справа от дороги тянулся глухой кирпичный забор; слева находился «Салон ритуальных услуг». Вовчик улыбнулся при мысли о том, что случится, завались он туда с покойником (или с двумя). Возможно, будет весело, но экспериментировать не стоило.

— Чего лыбишься? — спросила Ида подозрительно. Он понял, что, хотя старуха неплохо держится, ей все же не по себе. Это было написано на ее сморщенном лобике. Она гадала, что он сделает с ней в следующую минуту. Ида знала правила, но Вовчик снова обманул ее ожидания.

Он перегнулся через спинку, расстегнул наручники и открыл дверцу.

— Катись.

— Я тебе лично яйца отрежу и заспиртую на память, — пообещала Ида, неуклюже выбираясь на дорогу. Ее затекшие ноги дрожали. Похоже, она все еще не верила в освобождение и опасалась пули в затылок. Правила действительно предписывали убрать бабульку и зарыть поглубже, однако Вовчик подозревал, что с некоторых пор правила сильно изменились. Здесь Ида представляла для него не большую угрозу, чем бродячая собака, а жизнь старухи, абсолютно беспомощной без ее «мальчиков», стоила еще меньше. Кстати, никакого запаха, кроме аромата кожаных чехлов, он не почуял.

Вовчик включил передачу и медленно поехал дальше, наблюдая за тем, как растворяется в полутьме силуэт Иды. Мамаша торопилась слинять, пока он не передумал. Белый пес, наоборот, потрусил за «ровером». Он не приближался, но оставался в пределах видимости.

Похоже, бармен не обманул. В городе не было ни гостиниц, ни мотелей. Более того — Вовчик не видел гаражей или заправочных станций. Так что за бензином придется ехать на ту единственную, которую он встретил по пути сюда. И до сих пор — ни одной припаркованной или движущейся тачки. Может, тут живут одни «зеленые»? Не надышатся перед смертью чистым воздухом. Впрочем, было не похоже, что все обреченные вернулись к природе.

Он устал. Это не значит, что в случае необходимости он не продержался бы еще пару суток без сна. Но он хотел быть в форме, когда начнется игра. А может, игра УЖЕ началась? От этой мысли становилось как-то не по себе. Дождаться бы утра. С местными обычаями лучше знакомиться при дневном свете…

Смирившись с тем, что придется спать в машине, Вовчик выбирал место для стоянки. Даже с этим возникли проблемы. Втиснуться на узкий тротуар удавалось только правыми колесами, что создавало дополнительные неудобства… Небольшая площадка перед каким-то кафе наконец показалась Вовчику подходящей. Днем здесь, наверное, расставляли столики, которые сейчас пылились под полотняным навесом вместе с перевернутыми пластиковыми стульями.

Вовчик развернул «ровер» капотом к дороге и выключил фары. На стеклянной витрине, оказавшейся слева, можно было прочесть: «Кафе-кондитерская „Сладкая Люся“». Закрывая глаза, Вовчик попытался представить себе эту Люсю. Напрасное занятие; очень скоро он узрел ее во плоти.

Что-то глухо стукнуло в боковое стекло. Реакция засыпающего Вовчика была мгновенной. Он отклонился, убирая голову с линии возможного удара; рука метнулась за пушкой и остановилась на полпути.

По ту сторону стекла возникла розовая фигура. Ее можно было принять за привидение, но только спросонья. «Сладкая и вдобавок пышная», — подумал Вовчик, с удовольствием разглядывая рыхлые телеса и лицо, похожее на ком теста с отверстиями, проделанными штопором. Что поделаешь, он западал на мясистых баб.

Нелепые голубоватые букли, венчавшие голову, выглядели как плохой парик, хотя волосы были настоящими. Ночная рубашка почти не скрывала монументальных форм. Два пухлых кулака забарабанили по стеклу.

Вовчик вполне мог представить себе подобный персонаж — например, где-нибудь на тонущей посудине во время шторма, когда одна из пассажирок вдруг обнаруживает, что от борта отвалила последняя шлюпка, в которой ей не хватило места, — но, уж конечно, не глубокой ночью в сонном захудалом городке.

— Откройте! — умоляла «сладкая», растекшись грудью по лобовому стеклу. Еще немного — и она влезла бы на крышку капота. У Вовчика были веские основания полагать, что крышка прогнется. «Ровер» ощутимо покачивался на рессорах. «Танк, а не баба», — вяло заключил Вовчик, проклиная это место, где не нашлось самого элементарного — кроватки в тихой комнатке для одного тихого уставшего человечка.

— Помогите! Откройте!.. — вопила Люська, разевая рот по ту сторону стекла, как аквариумная рыба. — Прошу вас! Скорее! Еще не поздно…

Вовчик не столько слышал эти назойливые заклинания, сколько читал по губам. Вскоре ему наскучило. Он зевнул и потянулся так, что хрустнули суставы. Потом включил CD-чейнджер. Он терпеливо ждал, когда толстуха отлипнет от его машины. По-хорошему. Если же нет, Вовчик собирался отучить ее от дурных привычек и вылечить от бессонницы.

Но тут позади «сладкой» появился плюгавенький мужичок — тоже в исподнем, зато вооруженный черенком от лопаты. Не иначе как Люськин супруг. Он подкрался, размахнулся и без предупреждения перетянул свою благоверную поперек спины. Рыхлое лицо исчезло; осталась только огромная распахнутая глотка, в которой можно было разглядеть гланды.

Вовчик снова наслаждался, вкушая немое кино. В полутьме кино было почти черно-белым. Вместо тапера лабал какой-то джазовый клоун, которого Вовчик обычно включал во время долгих ночных перегонов, чтобы не заснуть.

А мужичонка, похоже, совсем слетел с рельсов. Черенок замелькал с чудовищной частотой. Люська сползла куда-то вниз, оставив на стекле темные следы.

Вовчик ненавидел, когда пачкали его машину. Тем более кровью. Тем более что тут не было автомоек.

Он с трудом распахнул дверцу — для этого пришлось отодвинуть стодвадцатикилограммовую тушу в сторону. Мужик был в исступлении и не обращал на него ни малейшего внимания. Черенок врезáлся в мясо, издавая забавные глухие шлепки. Люська громко и очень эротично стонала. От тяжких телесных повреждений ее надежно защищал толстый жировой слой. Но если тесто может посинеть, это был тот самый случай.

— Я тебе покажу, как убегать, сука! — приговаривал экзекутор, рыча от удовлетворения. — Я тебе покажу «спасение»! Я тебе покажу «еще не поздно»! Прикончу, падла! Все равно недолго осталось!..

— Слушай, мужик, может, хватит? — сказал Вовчик, с отвращением глядя на поцарапанную, а теперь еще и испачканную дверцу. Смазанные отпечатки Люськиных ладоней тянулись до самого низа.