Aniri Yamada - Личный фотограф смерти (СИ) Страница 4

Женщина повернулась спиной к фотографу и направилась к метро. Луису хотелось побежать за ней, вопросов было ещё море, но ноги словно приросли к земле. В недоумении он опустил взгляд вниз, а когда ничего там не обнаружив, вновь поднял голову, она пропала. До метро было далеко, припаркованных на обочине машин не было, но среди мчащихся по своим делам людей, Луис её так и не нашёл, хотя высматривал до боли в глазах.

С тех пор прошло пять лет, и Луис действительно научился жить со своим Даром.

И если разговор с женщиной, которую он прозвал потом Ведьмой, Луис вспоминал частенько, то, как он учился пользоваться её подарком, старался не вспоминать.

Ему не хотелось помнить свои первые вызовы, свои впечатления. Своего первого самоубийцу, мысли которого вторглись в его голову и не покидали до самого вечера, ровно до тех пор, пока он не бросился под грузовик, а Луис не сделал снимки.

Постепенно Луис привык к ежемесячным «отчётам», когда он собирал накопившиеся за месяц фотографии с вызовов, и сжигал на сковороде возле окна. Не стоит и говорить, что на ней он больше не готовил.

Первое время он забывал об «отчётах», но дикие головные боли, хаотично нападающие на него в течение следующего месяца, вплоть до тринадцатого числа, быстро приучили его к пунктуальности.

Потом к Луису пришли кошмары. Просыпаться от собственного крика стало для него обычным делом. Необходимым атрибутом для сна стало снотворное, помогающее быстро заснуть и хотя бы большую часть ночи проспать спокойно.

Но и к этому он быстро привык. Гораздо труднее было совладать с совестью. Которая, правда, после первых полученных гонораров, немного отступила. Оказалось, что газеты и журналы готовы платить хорошие деньги за эксклюзивные снимки. За такие, которых не у кого больше нет, без врачей и полицейских, без заградительных лент и тряпок, прячущих тела от объектива. Это называется чистая работа, и Луис стал в ней признанным профессионалом. Редакторы готовы были ему ноги целовать, едва заслышав его голос по телефону.

Через три года он полностью привык к дару, ему стало почти всё равно, что он снимает. Самому Луису казалось, что он не изменился, он не замечал, что перестал выходить из дома просто так, а не в случае крайней необходимости, что почти не общается с людьми, постоянно курит, пьёт виски и питается полуфабрикатами. То, что он редко моется, бреется и стрижётся Луис и вовсе не замечал.

На данный момент он и сам не знал зачем всё это делает, деньги, получаемые за работу, скопились на банковском счёте в довольно приличную сумму, которой он почти не касался. Но он с упорством маньяка срывался в путь, чуть почувствовав отголоски будущего происшествия. Делал фотографии, продавал их и снова принимался за ожидание.

Иногда он вспоминал слова Ведьмы о том, как отказаться от дара, и на его лице появлялась горькая улыбка. Продержаться целый год, изо дня в день, чувствуя, как дар тянет куда-то, где скоро прольются слёзы, завоют полицейские сирены, и где будут перемигиваться сигнальные маячки, было бы выше его сил.

Ведьма знала что говорила, отказаться от дара было практически нереально. Да Луис и не собирался, он уже сроднился со своим образом жизни, вот только получать от него удовольствие так и не научился.

Луис ещё раз просмотрел сделанные сегодня снимки самоубийцы и, выбрав один, отправил его в папку к остальным уже хранящимся там. Эта папка носила название «Отчёт» и снимки эти предназначались для ежемесячного сожжения. Первое время Луис сам проявлял фотографии. А потом, подумав, что Ведьма не уточнила, в каком качестве они должны быть, распечатал их через принтер на простой бумаге. Мигрень после их сожжения не налетела, а значит, отчёт был принят. С тех пор Луис не заморачивался, печатая их на принтере, и не задыхался, сжигая пропитанные реактивом глянцевые фотки. Сейчас в папке было уже двенадцать снимков, а до «отчётного» дня оставалось целых десять дней. Этот месяц был для него довольно плодотворным. Три дня назад ему пришлось ездить на вызовы целых два раза за сутки. Такого давненько не было, тут Ведьма не соврала, процент перепадающих на Луиса происшествий в городе за день и правда был невелик. Иногда по несколько дней было полное затишье, заставляющее Луиса нервничать и метаться по квартире. В такие моменты он сразу начинал думать, что каким-то образом потерял дар. Такие выходные он терпеть не мог.

Пройдя в кухню, Луис открыл холодильник и осмотрел его недра. Недра не впечатляли. Скорее даже удручали полным отсутствием съестного. Хотя нет, в уголке сиротливо притулилась открытая пачка молока.

Луис вытащил ее и потряс. По крайней мере внутри булькала, а не шуршала странная субстанция. Он понятия не имел, когда открыл эту пачку, и сколько она уже так стоит.

Пожав плечами, фотограф взял стакан и вылил туда молоко. Оно давно прокисло, и в стакан полилась масса довольно неприглядного вида. Луис с подозрением понюхал жидкость, потом попробовал и остался весьма доволен результатом. Вкус был как у кефира, а то что вид не слишком эстетичный, так ведь можно глаза закрыть. Он медленно выпил молоко, сунул стакан в прореху среди другой посуды в раковине и направился в комнату. С обедом было покончено и Луис собирался немного поспать.

Первым делом после пробуждения он представил пустой, от стенки к стенке перекатывается эхо, холодильник, и со стоном поднялся с дивана.

Нужно было сходить в магазин и купить еды. Луис редко ходил за покупками, обычно растягивая продукты до последнего, порой доедая то, к чему бы ни притронулся если бы у него был выбор.

Вот и сейчас уже проснулся голод, и собирающийся в супермаркет Луис, обыскал все шкафчики в поисках съестного. Единственным что он нашел, была банка с микроскопическими огурчиками, которые тут же были наполовину съедены. К сожалению, заглушить голод не удалось, а значит с надеждой оттянуть поход на завтра, пришлось распрощаться. То, что Луис шёл в магазин голодным, было даже хорошо. Так он покупал полно всякой дребедени, валяющейся потом на полках, но порой помогающей в трудную минуту перекусом, и возможностью отказаться от похода за едой ещё на один день.

Затарившись под завязку, недели на две вперёд, не меньше, Луис едва тащил два огромных пакета. Поднявшись на нужный этаж, он поплёлся по коридору к своей квартире.

Едва выйдя с лестницы, он увидел, что возле его двери кто-то сидит. Луис напрягся, раздумывая, кто это может быть, но подойдя поближе, понял, что это не его дверь оккупирована. Прямо на коврике около соседской двери сидел мальчик лет двенадцати. Он обхватил колени руками и, уткнувшись в них подбородком, угрюмо смотрел в стенку напротив. Рядом с ним лежал чёрный рюкзак с жёлтыми кармашками. Из-за двери доносилось тихое и грустное мяуканье.

Луис, сдвинув брови, прошёл мимо него, и уже оказавшись рядом со своей квартирой, оглянулся.

— Эй, приятель, ты откуда здесь? – слетел с его губ вопрос. Он пребывал в легком недоумении, так как квартира справа от Луиса пустовала уже несколько лет, и он привык к отсутствию соседей и тишине.

— Я здесь живу, — пробурчал мальчик, не поднимая головы. Из-за двери раздалось вопросительное мяу.

— И давно?

— Месяц уже почти, — мальчик наконец взглянул на Луиса. У него были потрясающие голубые глаза, почти как у Луиса, только в них был какой-то внутренний свет, в то время как у Луиса они перестали светиться уже давно. Сейчас в глазах мальчика сквозила печаль и тревога.

— Месяц? – видимо у него было довольно глупое выражение на лице, потому что мальчик улыбнулся. Фотографу было чему удивиться, у него за стеной целый месяц жили люди, а он и понятия не имел. Или это соседи такие тихие попались?

— Ну да. Мы с мамой и Лами сюда переехали. Мама всё время на работе, а мне нельзя шуметь, — мальчик вздохнул.

— Поэтому ты на лестнице сидишь? – неуклюже пошутил Луис.

— Я ключ потерял, а мама только в восемь придёт. А там Лами сидит голодный, — мальчик удручённо покачал головой и прислушался к звукам в квартире.

— А Лами это…

— Мой кот, он очень умный, — глаза у ребенка загорелись. Луис выслушал длинную тираду о достоинствах кота и кое-как отговорившись, сбежал домой. Разговоры с детьми вообще не входили в его список любимых дел, так ещё и беседы о кошках, которых он не то что терпеть не мог, а просто недолюбливал.

Разбирая на кухне продукты, Луис думал о мальчишке и сам не понимал, почему тот не выходит у него из головы. В конце концов, он бросил продукты и снова вышел в коридор. Мальчик по-прежнему сидел там, даже поза не изменилась.

— Э…приятель…У тебя имя то есть? А то я и кота твоего знаю как зовут, а тебя нет. Сосед все-таки, — сказал Луис, прислонившись к косяку.

— Я Деннис, — ответил мальчик и вздохнул. По коридору разносился аппетитный аромат, кто-то из соседей готовил ужин.