Кирстен Миллер - Вечные Страница 6

Словом, социальной жизни у Хейвен, можно сказать, не было никакой, и она с головой ушла в то дело, которое они затеяли с Бью. К их изумлению и радости, их маленький бизнес сразу начал приносить доход. Своей хворой матери Бью дал обещание поступить в университет в Вандербилте, но на учебу ему были нужны деньги. У Хейвен имелись свои причины трудиться засучив рукава. Она сказала Имоджин, что хочет внести свои деньги в качестве части оплаты за обучение в колледже в Нью-Йорке. Но на самом деле Хейвен давно подспудно чувствовала, что в тот день, когда ее судьба предстанет перед ней, деньги ей не помешают.

А когда видения вернулись, Хейвен поняла, что ждать осталось совсем недолго. С почтой принесли выписку с банковского счета. Скопленные Хейвен двенадцать тысяч долларов благополучно покоились в сейфах банка «First Citizen’s». И вот теперь, благодаря Имоджин, этим деньгам предстояло пролежать там немного дольше.

ГЛАВА 9

Дверь спальни приоткрылась, послышались робкие шаги.

— У меня есть кое-что для тебя, Хейвен.

Хейвен распласталась на кровати, крепко зажмурившись. Она не желала ни с кем разговаривать. Она могла не открывать глаза — настолько отчетливо она представляла себе понурую фигуру матери, ее беспомощную улыбку. Добрым людям сразу хотелось защитить ее, а злым — ударить.

— Я знаю, ты расстроилась из-за колледжа и всего остального. Но я думаю, тебе стоит взглянуть на это, — сказала Мэй Мур шепотом.

Хейвен приоткрыла один глаз и увидела, что мать прижимает к груди обувную коробку.

— Что это? — спросила Хейвен, проворно села и свесила ноги с кровати.

Мать села рядом с ней. Ее впалые щеки покраснели, глаза лихорадочно сверкали. Впервые за несколько лет она казалась живой. Она гладила коробку, словно кожу человека.

— Это то, что сделал Эрнест. Очень давно. Я взяла это с собой, когда мы перебрались сюда. Мать не знает об этом. Но я решила, что тебе пора это увидеть.

Руки Хейвен покрылись пупырышками гусиной кожи. С тех пор, как погиб ее отец, мать очень редко о нем упоминала. Услышать его имя, произнесенное вслух, — это было, как если бы кто-то принялся вызывать духа.

Когда Хейвен была маленькая, мать рассказывала ей уйму историй — в то время, когда отец был на работе. О том, как они познакомились с Эрнестом — в самый первый день, как только он появился в городе. Как она убежала с ним три недели спустя. Какие они были молодые, бедные и без ума от любви. Как Эрнест батрачил по пятнадцать часов в день, чтобы скопить денег и открыть лавку. Удивительно, но Хейвен почему-то без труда верила в то, что герой рассказов матери — крючконосый мужчина с неряшливой копной курчавых волос, живущий в их доме. Если смотреть на Эрнеста Мура глазами его жены, то получалось, что он просто-таки образец совершенства. Сказочный принц, спасший Мэй от старой ведьмы. Принц, с которым ей суждено было жить долго и умереть в один день.

После гибели Эрнеста Мура рассказы прекратились, но Хейвен порой гадала, не рассказывает ли ее мать себе эти сказки поздно ночью, когда ей кажется, что никто не слышит ее плача.

Мэй Мур бережно положила коробку на колени дочери. В первый момент Хейвен было страшновато прикасаться к коробке. Она была тяжелая, как кусок гранита. Снаружи коробка была обшарпанная и грязная, но когда Хейвен приподняла крышку, она увидела, что внутри полным-полно бумажек. Листки, вырванные из тетрадок. Обрывки копировальной бумаги, сложенные в маленькие квадратики. Слова, нацарапанные на чеках с бензозаправочной станции. Хейвен сунула руку в коробку и вытащила книжку с квитанциями оплаты за газ. На оборотной стороне квитанций ее отец написал черновик письма. Хейвен пробежала глазами первую страничку, и ей бросилась в глаза строчка: «Этан — не кукла. Он настоящий».

— О Господи…

Хейвен встретилась взглядом с матерью. Она сразу поняла, как отчаянно рискует Мэй Мур.

— Он все записывал, — прошептала Мэй. — Каждое твое слово. Он никогда не верил, что с тобой что-то не в порядке.

— А ты? — прищурившись, спросила Хейвен. — Ты думаешь, что со мной не все в порядке?

Мэй Мур уставилась на собственные руки, которыми она судорожно обхватила колени.

— Нет, — призналась она. — Я так не думаю. И ты не будешь так думать, когда все это просмотришь.

С этими словами мать Хейвен встала и направилась к двери.

— Прости меня, Хейвен, — сказала она, обернувшись. — Я не должна была так долго это прятать от тебя.

Хейвен принялась читать листок за листком, и все, что она так старательно пыталась забыть, начало к ней возвращаться.

ГЛАВА 10

(Черновик письма, датированный 7 декабря 1999 года)

Куда: Общество «Уроборос» [3]

17, Южный Грамерси-парк,

Нью-Йорк, 10003.

Кому: Всем, кого это заинтересует.

Начну с того, что меня воспитывали в христианском духе, но первые двадцать восемь лет моей жизни я не слишком задумывался о жизни после смерти. И все же я — не из тех, кто отворачивается от того, что видит собственными глазами.

Мой дочери девять лет, и с самого раннего детства она говорит о ком-то по имени Этан. В первый раз я услышал, как она говорит о нем, когда проходил мимо ее комнаты. Дверь была приоткрыта, и я услышал, как дочка шепчет. Помнится, она сидела на полу, рассадив вокруг себя кукол, и разговаривала с кем-то невидимым. Глаза у нее были какие-то стеклянные, будто она впала в транс. Она сказала:

— Помнишь, как ты поцеловал меня у фонтана?

— Ты что такое говоришь? — спросил я, а Хейвен вздрогнула, словно я застал ее за чем-то нехорошим. — С кем ты разговариваешь?

— С Этаном.

— Кто тут Этан? — спросил я, подумав, что она разговаривает с какой-то из своих кукол. Она рассмеялась.

— Этан — не кукла. Он настоящий.

— Ну, если он настоящий, где же он?

— Он умер,— ответила моя дочь.

Вы можете себе представить, как обескуражил меня такой ответ дочки. Но Хейвен всегда была необычным ребенком, и я решил, что она просто придумала себе друга. Спустя какое-то время я решился задать дочери несколько вопросов. Сначала она мне сказала, что ей очень нужно разыскать этого Этана. Я спросил, где она собирается его разыскивать, и она ответила, что в Нью-Йорке. Сказала, что он будет там ждать ее. Она говорила и говорила, и я вдруг понял, что она знает о многом таком, о чем знать не должна и не может. Например, она отлично знала названия различных районов на Манхэттене. В Нью-Йорке никто из нашей семьи не бывал, но я не поленился, поискал в Интернете те названия, которые произносила моя дочка, и обнаружил, что она права. «Наверное, она слишком много смотрит телевизор», — подумал я. Но некоторых магазинов и ресторанов, которые она упоминала, с двадцатых годов уже не существует, поэтому она никак не могла увидеть их в какой-нибудь телевизионной программе.

И вот тогда я начал думать о том, что Хейвен как бы вспоминает другую жизнь. Я старался записывать все мои разговоры с ней. Разговоров пока что было не так много. Хейвен всегда была замкнутым ребенком, и на мои вопросы она отвечает не всегда. Но я начал…

Свободное место на страничке закончилось. Остаток письма был утрачен.

(Написано на обороте счета на 9 долларов с бензозаправки Коупа и из мини-маркета)

— Когда ты познакомилась со своим другом Этаном?

— Давно, когда была большая.

— В смысле — взрослая?

— Ну да.

— А где ты познакомилась с Этаном?

— На Пьяцца Навона.

— Это где-то в Италии?

— Это в Риме. Я заблудилась. Мы с мамой любовались фонтанами, а потом она куда-то делась, а я никак не могла найти обратную дорогу до гостиницы.

— Твою маму звали Мэй?

— Да нет же! Какой ты глупенький! То была другая мама. Раньшая.

— И как ее звали?

— Элизабет.

— Элизабет? А фамилия?

Хейвен нахмурилась. Вид у нее стал такой обескураженный, что я побоялся, как бы она не перестала со мной разговаривать.

— Не могу сейчас вспомнить.