Первым делом (СИ) - Тамбовский Сергей Страница 6

Эге, а ведь это утопленник, подумал я, и тут две половины моего сознания начали интенсивный диалог.

— Вали отсюда, Веничка, со страшной скоростью, — взволнованно сказала одна половина, — ничем хорошим для тебя лично и для всей остальной вашей компании не кончится. Быть свидетелем это очень дурное занятие, и при этом не надо забывать, что из свидетеля тебя запросто в обвиняемые могут переквалифицировать.

— А вдруг он живой ещё? — парировала вторая половина, — ты же советский человек, Веня, как ты можешь бросить другого советского человека в беде?

— Да какой нахер живой, он же раздулся, как дирижабль, — возразила первая половина, — он дохлый уже несколько часов.

— И всё равно негоже убегать, как заяц, от непредвиденных ситуаций, — стояла на своём вторая половина, — карма у тебя испортится напрочь от этого. Будешь потом ходить с кривой кармой.

И убедила таки она меня, вторая позитивная половина, я зашел по колено в воду, зацепил это тело за одежду и вытащил его на песчаную косу. Перевали на спину, попробовал найти пульс на шее и на руке, естественно ничего не нашел, а потом решил проверить, что у него в карманах. Сам не знаю, зачем… ну чтобы координаты какие-то определить, вдруг там документы какие лежат или записная книжка. Проверил фуфайку, он был в неё одет, обычную отечественную фуфайку серого цвета, ничего не нашел, и в этот момент сзади раздался голос, низкий и невежливый:

— Ну ты, чмо — медленно встал и задрал руки кверху!

Я медленно, как и было сказано, обернулся, увидел двух странно одетых граждан, один из которых целился в меня из винтовки тоже очень странного вида, а второй просто стоял рядом и делал суровое лицо. Меня полностью убедила винтовка (Мосинка что ли, всплыло в памяти), а не тон гражданина, поэтому я встал и высоко поднял руки над головой.

— Ты кто такой нах? Что здесь делаешь? — задали одновременно два разных вопроса эти двое.

— Веней меня зовут, студент я, общежитие в Лядах ремонтирую, — ответил я сразу на оба вопроса, но, как видно, нисколько не рассеял опасений суровых граждан.

— Какое общежитие, бля, какие Ляды? — начал тот, что был без винтовки, — сроду там никаких общаг не было.

А второй продолжил: — А утопленника ты нахера шмонал?

— Я не шмонал его, а проверял, есть ли пульс, товарищ… а как вас зовут-то? — решил установить более тесные контакты я.

— Я отделенный командир НКВД Симонов, — представился он, повергнув меня в глубокую прострацию — какое нахрен может быть НКВД в 1986 году? — Документы есть?

Я очень медленно опустил одну руку и проверил карманы, не было там никаких документов.

— Все бумаги в Лядах остались, — сообщил им я, — можно туда пройти и убедиться.

Про НКВД я пока предпочёл ничего не озвучивать, а то ведь эти ребята и шлёпнуть могут меня прямо на берегу Ветлуги, с них станется. Пораскинул мозгами и тут же вспомнил про вчерашнее падение ступени ракеты, может с ним как-то связаны эти странные вещи.

— А какое сегодня число? — задал я наводящий вопрос сразу обоим бойцам.

— Двадцать второе июня, — без задержки сообщил старший.

— А год какой? — продолжил допытываться я.

— Во даёт студент, — развеселился тот, что с винтовкой, — отмечал что ли чего вчера?

— Да, было дело, — признался я, — перебрал чуток.

— 1939 год, — сообщил мне старший. — Ещё вопросы есть?

— Вопросов нет, есть просьба — опустите винтовку, пожалуйста, — обратился я ко второму, — а то нажмёте случайно на спусковой крючок, и не с кем вам больше будет разговаривать.

— Опусти винтовку, — скомандовал старший младшему, — а ты отойди от трупа на два метра и вытаскивай всё из карманов вон на то бревно.

Я сделал, что было сказано, в карманах у меня кроме зажигалки и штопора, которым мы вчера открывали вермут, ничего и не обнаружилось.

— Удочка ещё моя вон там лежит, — показал я на берег, — и банка с червями. Вот и всё.

— Борисов, проверь, что с утопленником, — приказал Симонов, а сам приблизился к моим вещам, взял в руки каждую, а потом продолжил, — значится так, студент Веня, сейчас мы тебя отконвоируем в наш лагерь, дашь там показания под роспись, а дальше на месте решим, что с тобой делать?

— Да почему конвоировать-то, товарищ отделенный командир, — счёл нужным включить слезу в голосе я, — что я сделал-то такого? Нарушил что-нибудь?

— Ты находился в режимной зоне без разрешения, это раз, — начал перечислять Симонов, — и пытался обшарить утонувшего гражданина, а это мародёрство, это два. Борисов, что там у тебя?

— Это Пасечник из четвёртого барака, неживой, — сообщил тот, — далеко не убежал.

— Оттащи его подальше от воды, надо будет телегу прислать, а мы идём в лагерь. Удочку можешь взять с собой.

— Может сразу в Ляды? — предложил я, — там и напарники мои подтвердят все мои слова.

— Поговори ещё у меня, сука, — грубо сказал тот, что с оружием, и я почувствовал довольно сильный тычок в спину, дулом ведь тыкает, гад, подумал я.

Лагерь, как я и предполагал, оказался совсем не таким приветливым, как вчера, а оказался он таким, как его Виталик описывал — колючая проволока, вышки с охранниками, лай собачек и запах чего-то протухшего. Меня остановили около ворот, старший, который отделенный командир Симонов, поговорил вполголоса с дежурным на входе, ворота со страшным скрипом отворились, и я оказался внутри.

— В БУР его сразу веди, там у нас дознаватель сидит, — услышал я обрывок разговора.

Что такое БУР, я тут же вспомнил — это Барак Усиленного Режима, а по-простому карцер. Он был сложен из кирпичей в отличие от всех остальных строений в лагере. Что-то никто нам по дорогу в этот барак не встретился, я ещё подумал, что наверно все на работу ушли.

— Стоять, — громко скомандовал мне старший, — лицом к стене, руки за спину. Борисов присмотри за ним.

А сам он скрылся внутри здания… вернулся он не один, а с целым офицером… хотя стой, офицеров же пока нет, они только в середине войны появятся, сейчас же сплошные красные командиры. А за «офицера» можно запросто статью какую-нибудь поиметь, так что будь осторожнее, Веничка.

Так вот, это самый командир с тремя квадратами в петлице (сколько я ни силился, вспомнить, что это за звание, так и не смог, пусть будет лейтенантом что ли) хмуро оглядел меня с головы до ног и спросил:

— Этот что ли? А что это за надпись у него на рубашке?

А я и забыл, что у меня там какая-то надпись есть… глянул — и точно, Адидас там было написано.

— Это название компании, которая делает такие рубашки, — ответил я. — Адидас называется.

— И где же у нас такая компания в Советской России притаилась? — продолжил допрос лейтенант.

— А она не в Советской России расположена, — отвечал я, — а в Германии. Её основателя зовут Ади Дасслер, сокращённо, значит, Адидас выходит.

— Тут другое выходит, — сокрушённо покрутил головой лейтенант, — выходит, что ты ко всему прочему ещё и немецкий шпион.

Я промолчал, потому что как комментировать этот бред, не придумал.

— Ну лады, пошли поговорим, — вздохнул он и открыл дверь в барак, — а вы берите телегу и езжайте за Пасечником, — это он Симонову с Борисовым сказал.

Он завёл меня в тесное помещение со столом и двумя стульями по разные стороны стола, сказал мне сесть и предложил папиросу.

— Спасибо, товарищ… командир, — отказался я, — но не курю я, бросил еще несколько лет как.

— А я пока не бросил, — отвечал он, доставая из ящика стола чистый лист бумаги, — поехали. Фамилия-имя-отчество, дата и место рождения, где живёшь, где работаешь?

Я уже смекнул, пока меня вели в лагерь, что сообщать о себе действительные сведения выйдет себе дороже, поэтому начал врать как сивый мерин, надеясь, что кривая куда-нибудь да вывезет.

— Вениамин Павлович Сокольников, — начал я с чистой правды, но начальник сразу меня перебил.

— У нас в первом бараке есть один Сокольников — не родственник он тебе?

— Вряд ли, — не стал я углубляться в скользкую тему, — у меня одна мать из родственников осталась, братьев-сестёр нет. — И я продолжил по программе, — родился 12 апреля 1920 года в селе Дальнее Борисово Горьковской области, живу в городе Горьком на Школьной улице, дом 12, квартира 3 (хотел было назвать Кирова или Челюскинцев, но не решился — хрен его знает, переименовали уже улицы в их честь или ещё нет). Учусь в автомеханическом техникуме при ГАЗе, ещё год осталось учиться.