Виктория Виноградова - Апокриф Страница 7

И аплодируйте мне там, на небесах, вы, все шестеро! Гордитесь мной, я не уронил достоинства Третьего Ангела! Вы ведь этого хотели, да? Он вздохнул и начал говорить то, что потом будет зафиксировано в книге, как:

— «Не скрою от вас ничего: тайну цареву прилично хранить, а о делах Божиих объявлять похвально. Когда молился ты и невестка твоя Сара, я возносил память молитвы вашей пред Святаго, и когда ты хоронил мертвых, я также был с тобою. И когда ты не обленился встать и оставить обед свой, чтобы пойти и убрать мертвого, твоя благотворительность не утаилась от меня, но я был с тобою. И ныне Бог послал меня уврачевать тебя и невестку твою Сару…»

Люди упали на колени, пряча лица. Страх… ну, да, чего и следовало ожидать. Нет! Товий, даже опустившись на колени, продолжал смотреть на него, и что-то было в его взгляде… целая гамма противоречивых чувств, как будто он что-то хотел сказать, но понимал, что сначала должен выслушать официальное послание. А ты гордый и смелый, юный человек, я это давно понял.

— «Не бойтесь, мир будет вам. Благословляйте Бога вовек. Ибо я пришел не по своему произволению, а по воле Бога нашего; потому и благословляйте Его вовек. Все дни я был видим вами; но я не ел и не пил, — только взорам вашим представлялось это. Итак, прославляйте теперь Бога, потому что я восхожу к Пославшему меня, и напишите все совершившееся в книгу».

Все. Задание выполнено. Ангел опустил голову. Вообще-то, самое время исчезнуть. «И встали они и более уже не видели его».

— Прощай, — прошептал Рафаил Товию, — Спасибо тебе за все, — и, повернувшись, легко и бесшумно пошел прочь.

Насмотреться напоследок на свое человеческое отражение в колодце ему не дали.

— Так значит, ты и есть Третий Ангел, — и смуглая ладонь легла на край колодца рядом с его рукой. Рафаил сам от себя не ожидал, что так обрадуется этому голосу.

— Как ты нашел меня?

— Просто пошел туда, где тебя впервые встретил. Подумал, что ты захочешь туда вернуться.

— Я рад, что ты пришел.

— Будем прощаться? Вообще-то, то, что я хочу тебе сказать, наверно, покажется тебе глупостью. Как и все, что я успел наговорить тебе за время нашего путешествия. Но пусть ты, как Ангел, вправе наказать меня за дерзость, я скажу: я не жалею о том, что встретил тебя. И могу ответить за все, что я говорил и делал.

— В переводе с твоего языка это означает примерно следующее: ты любишь меня даже таким, и не сердишься на меня за то, что я скрыл от тебя, что я — Ангел?

— Ох… — Товий отвел глаза, — Ну, что ж, зато честно. Да. Это я о первой части, — Рафаил улыбнулся. — Но остальное… А разве я вправе сердиться на тебя за что бы то ни было, Посланник Неба?

— Конечно. Я на Земле, которую Он создал для людей. Я никогда не видел людей, не говорил с ними. С людьми общался Гавриил, иногда — Михаил. А я всегда работал с ангелами и демонами, а в отношении людей просто выполнял Долг. А теперь я встретил тебя и узнал, какими могут быть люди. Я притворился человеком ради этого, обманул тебя.

— А обманул ли ты меня? — вдруг улыбнулся Товий, — Мне кажется, ты и стал человеком…

— Я… не могу этого сделать. Физически — в чем-то да, но…

— Душа человека — в этом все дело? Но полюбить ты все же способен.

— Конечно. Не только способен, но и должен. Я для этого создан, — немного удивленно посмотрел на него Рафаил.

— Я не совсем об этом. Я хотел сказать… А, впрочем, в Рай я при любом раскладе уже не попадаю! — усмехнулся он, стремительно развернулся и встал напротив Ангела, — Так что я собираюсь сейчас сделать то, что давно хотел. А потом ты можешь испепелить меня на месте.

— А что ты… — меньше всего Рафаил ожидал того, что случилось. Что темные глаза с золотыми искорками на дне окажутся совсем близко, а теплые губы накроют его собственные. Стука сердца рядом с его сердцем, остановившегося дыхания и чувства какой-то всепоглощающей нежности. Своего нежелания прервать этот контакт, слишком близкий, слишком глубокий, слишком странный. И сразу вслед за этим — прикосновение губ к русой пряди у виска и шепот:

— И как это будет? Удар молнии?

— Ты о чем? — чуть слышно произнес он в ответ.

— О наказании за то, что я сделал. За то, что люблю тебя, Аза… Рафаил.

— Я не знаю, имею ли право наказывать за это, — Рафаил коснулся его ресниц кончиками пальцев.

Если бы его спросили, что он сейчас чувствует, он ответил бы, что счастлив. А потом он ушел.

7

— Странно, но я рад тебя видеть, — подвел Рафаил итог своему молчаливому стоянию среди виноградных лоз, заплетавших вход в беседку.

Все это время он созерцал невозмутимо пишущего знатока Закона, облаченного в тусклое золото одежд. К его изумлению, при звуке его голоса летавшие над столиком в отблесках огня пальцы замерли, и Уриил порывисто развернулся к нему всем корпусом.

— Слава Ему… — негромко проговорил он, окидывая Рафаила взглядом с головы до ног, и улыбнулся, оценив перемену в нем, — О! Это… неожиданно. Я думал…

— Что ты думал? — Рафаил вошел в беседку и присел у ног Четвертого Ангела.

— Я не ожидал, что ты решишься на такое. Почти человек.

Рафаил усмехнулся.

— Ну-ну. Стоит остричь волосы и чуточку загореть… А успех миссии тебя не удивляет?

— В нем я был уверен.

— Отчего тогда такая реакция?

Четвертый Ангел улыбнулся и провел тонкой рукой над его головой, не коснувшись.

— Я тоже рад тебя видеть. Хоть и не могу определить сейчас даже то, зачем ты пришел. Слишком слабо тебя чувствую, — он помедлил, — Я даже не совсем уверен, что это ты.

— Я. А пришел я, как обычно, за ответом. Объясни мне, что такое любовь?

— О! — Уриил откинулся на спинку каменного сиденья и негромко рассмеялся, — Это действительно ты.

Короткий жест — и в воздухе едва уловимо задрожало видение бесконечного ряда переплетов — книги.

— Какая любовь тебя интересует? — спросил Уриил, не опуская руки, — Божественная, жертвенная, плотская, любовь к людям, к делу, к детям, к родителям, иная любовь? Любовь к Родине?

Почему-то Рафаилу показалось, что он слегка издевается. Самую малость, но… что ж, сам напросился.

— Про любовь к людям я все знаю сам. Это из области Долга. А вот то, что меня интересует, затрудняюсь сформулировать четко. Разве что…

Он с нечеловеческой стремительностью привстал, узкая ладонь легла на скрытое шелковистым золотом плечо, и он коснулся губами полуоткрытых в улыбке губ Четвертого Ангела. Тот на мгновение напрягся, но страх был ему неведом, а любопытство слишком сильно, и поэтому он позволил почти человеческому сейчас телу Третьего Ангела во всей полноте ощутить нежность теплых мягких губ, пока тот не отстранился сам.

— Хм… Ближе к плотской, — спокойно заметил Уриил, улыбаясь Третьему Ангелу, с трудом выравнивавшему дыхание, — Однако, какая полнота ощущений! — он отвел глаза, — Зачем ты приблизил свое тело к человеческому так сильно?

Рафаил пожал плечами.

— Захотел понять, что чувствуют люди.

— Теперь уже не «смертные», а «люди»?

— Да. Теперь и всегда.

— О… — Уриил, помолчав, кивнул, — Да, ну так вот. Во-первых, ближе к плотской. А во-вторых, насколько я помню… а мне ли не помнить… это — грех.

— Даже так? — Третий Ангел коснулся губ кончиками пальцев, и у Четвертого непроизвольно поднялась рука — повторить жест. — Поясни, почему.

— Плотская любовь имеет только одну закрепленную Законом форму — брак. Цель брака — рождение потомства, поскольку жизнь должна продолжаться. Для этого партнеры по браку должны быть разнополы. Иные варианты — грех.

Он умолк, ожидая реакции Рафаила. Пришелец с Земли сидел неподвижно, опустив глаза в пол. Четвертый ангел поймал себя на мысли, что глаза эти по глубине и цвету сравнимы разве что с земным драгоценным камнем — сапфиром, а ресницы длинны настолько, что бросают тень на щеку. Раньше он никогда не пытался оценить их физическое совершенство, он просто не замечал его.

— Хм. — Третий Ангел шевельнулся, — Но браки бывают бездетными. Такой брак — тоже грех?

— Нет, если он таков по не зависящим от людей причинам. Обычно люди молят о потомстве, а услышать и донести их молитвы — уже наше с тобой дело… разумеется, не в том состоянии, в котором ты сейчас находишься, — добавил он с ноткой укоризны, и Рафаил, улыбнувшись, согласно кивнул. — А, заключая брачный союз, это-то как раз возможно… однополые партнеры не предполагают наличие потомков, следовательно, совершают грех.

— Логично, — кивнул Третий Ангел и посмотрел на него снизу вверх, — То есть, брак как форма любви — грех, если цель его — не потомки, а… удовольствие?

— Тут возникает вопрос, что есть удовольствие… но в целом ты прав.

— Тогда я чего-то не понимаю. Мне казалось, под плотской любовью подразумевается…