Стив Альтен - Эпидемия. Начало конца Страница 7

Раздается мужской голос.

Топот удаляющихся шагов.

Канализационный люк поднимается.

Патрик Шеперд смотрит на ангела, склонившегося над ним на фоне голубого августовского неба.

Девочке, вероятно, столько же лет, сколько и ему, но она выглядит значительно взрослее. Длинные, шелковистые светлые волосы локонами спадают на плечи. Зеленые глаза буравят мальчика.

— Ты там весь день собираешься прохлаждаться?

Мужчина в рубашке, без пиджака, но в темно-бордовом галстуке, помог Патрику выбраться из канализации. Через плечо мужчины перекинута легкая серая спортивная шерстяная куртка.

— Без обид, сынок, но тебе следует подыскать себе других друзей.

— Они… не мои друзья…

Патрик кашляет, стараясь не заплакать.

— Кстати, ты классно бьешь… — говорит мужчина, — очень профессионально отводишь запястья назад… Только старайся, чтобы подачи не долетали до зоны страйка.

— Как они бросают, так я и бью. Если мяч летит выше зоны, я смогу ударить и сильнее, но тогда мы теряем много мячей… Вообще-то, я питчер, только парни не любят, когда я бросаю…

— Оттого, что ты их всегда побеждаешь? — ухмыляется девочка.

— Как тебя зовут, сынок? — спрашивает мужчина.

— Патрик Райан Шеперд.

— Хорошо, Патрик Райан Шеперд. Мы сейчас возвращаемся из синагоги домой, а потом идем на стадион средней школы имени Рузвельта. Бери свою перчатку и ступай туда. Я буду тебя тренировать.

— Тренировать?.. — удивляется мальчик. — Вы новый тренер по бейсболу?

— Меня зовут Мори Сигал, а это моя дочь…

— Пет. Не подходи ко мне близко. От тебя плохо пахнет. Лучше сходи домой, Шеп, и прими душ.

— Шеп.

— Это твое новое прозвище. Папа разрешает мне придумывать прозвища всем его игрокам. А теперь иди, а то я передумаю и назову тебя Вонючим Питом.

Тренер Сигал подмигивает Патрику, берет дочь за руку и идет своей дорогой.

Небо утопает в голубизне. Чудесный августовский день.

Это день изменил судьбу Патрика Шеперда. В этот день он влюбился.

Человек без левой руки открыл глаза. Фантомные боли больше его не мучили, но легче от этого не стало.

Прошло одиннадцать лет с тех пор, как он в последний раз целовал и обнимал единственную женщину, которую любил всей душой, одиннадцать долгих лет минуло с тех пор, как он наблюдал за тем, как его жена играет с их маленькой дочуркой. Сожаления о потерянном рвали на части его сердце. Иногда ему казалось, что оно вот-вот взорвется и обнажит накопившиеся в нем горе и разочарование в жизни.

Патрик Шеперд ненавидел свое прошлое. Каждая его мысль была отравлена. Каждое принятое им за последние одиннадцать лет решение несло тень проклятия. Днем он страдал от осознания того, что стал инвалидом. Ночью он превращался в головореза. Воспоминания о боевых действиях, в которых он принимал участие, превратились в кошмары с леденящими душу подробностями и чувствами, которые не в состоянии донести до зрителя ни один фильм ужасов. Он презирал самого себя и ненавидел Бога за то, что Создатель, словно вор, проникал в его сознание по ночам и стирал из его памяти все воспоминания о семье. Мужчина старался заполнить чем-нибудь эту зияющую пустоту, но не мог. От отчаяния он закипал — его разъедала ярость. Такая ненависть разрушительна для любого человека.

Пальцы босых ног коснулись бетонной кромки крыши. Странное чувство умиротворения заполнило все его существо. Патрик в последний раз взглянул в чистое голубое небо августовского дня. Из груди рвался пронзительный, звериный крик, объявляющий миру о его смерти, и…

— Нет.

Он замер с приподнятой ногой, с трудом сохраняя равновесие. Голос принадлежал мужчине и был Патрику отдаленно знаком. Он звучал в мозгу больного подобно камертону. Патрик Шеперд резко обернулся.

— Кто это?

На площадке для взлета и посадки вертолетов — ни души. Ведущая на крышу дверь с грохотом отворилась, и оттуда выбежала красивая темноволосая женщина, ее белый халат трепетал на ветру.

— Сержант Шеперд!

— Не называйте меня так! Никогда больше не называйте меня сержантом!

— Извините, — осторожно приближаясь к больному, сказала доктор Нельсон. — Если хотите, я буду звать вас Патриком.

— Кто вы?

— Меня зовут Ли Нельсон. Я ваш лечащий врач.

— Вы кардиолог?

Вопрос застал женщину врасплох.

— А вам нужен кардиолог? — вдруг спросила она, увидев слезы на искаженном мукой лице инвалида. — Послушайте! Я знаю одно правило: если кто-то хочет покончить жизнь самоубийством, то лучше подождать до среды.

Выражение лица Патрика изменилось. На смену боли и злости пришло удивление.

— Почему подождать до среды?

— Среда — переломный день. Дожив до среды, вы захотите дожить до пятницы, а после пятницы начинается уик-энд. А кто захочет кончать жизнь самоубийством, не увидев очередную игру «Янки»?

Губы Патрика скривились в полуулыбке.

— Мне следует ненавидеть «Янки».

— Понимаю. Это необычно: паренек из Бруклина, играющий питчером за «Ред сокс». Неудивительно, что вы хотите спрыгнуть с крыши. Вы можете звать меня доктор Нельсон или Ли… Как пожелаете. А мне как вас называть?

Красивая брюнетка произвела на него впечатление. Пустота в его душе больше не казалась такой уж непереносимой.

— Шеп. Мои друзья называют меня Шепом.

— Хорошо, Шеп, я как раз собиралась выпить кофе с пончиком. Думаю взять шоколадный с кремом. Понедельник начался неудачно. Почему бы нам не выпить кофе вместе? Мы сможем все обсудить.

Обдумав предложение женщины, Патрик Шеперд тяжело вздохнул и отошел от края крыши.

— Я не пью кофе. От кофеина у меня сильные головные боли.

— Хорошо. Мы закажем что-нибудь другое.

Взяв мужчину под руку, Ли Нельсон повела своего нового пациента к лестнице, ведущей внутрь здания.

Сентябрь

Самым абсурдным и чудовищным на войне есть то, что человека, который лично не имеет ничего против своего ближнего, учат хладнокровно его убивать.

Сенатский юридический комитет, здание Харта

14:11

— Назовите для протокола свое имя и род занятий.

Крепкий пятидесятисемилетний мужчина пригладил каштановые волосы на бородке и сказал в микрофон, выговаривая слова с сильным бруклинским акцентом:

— Барри Киссин. Я атторней. В настоящее время я проживаю и работаю в округе Фредерик, штат Мэриленд, близ форта Детрик.

Председатель комитета Роберт Гиббонс, сенатор-демократ от Мэриленда, нагнувшись к микрофону, обратился к свидетелю:

— Мистер Киссин! Опишите, пожалуйста, вкратце, чем вы занимаетесь, и какое отношение это имеет к сегодняшним слушаниям.

— На протяжении последних десяти лет я расследую проводимые в США работы, связанные с производством биологического оружия. В частности меня интересует, почему ФБР утаивает от общественности информацию о том, что в сентябре и октябре 2001 года два сенатора, а также некоторые представители средств массовой информации получили письма, содержащие споры сибирской язвы.

— Мистер Киссин! Только что вы сказали об утаивании информации. Вы действительно считаете, что ФБР умышленно вводит в заблуждение нашу комиссию?

— Сенатор! Доказательств предостаточно. Так, на предварительных слушаниях, состоявшихся семнадцатого сентября две тысячи восьмого года, конгрессмен Надлер особо подчеркнул, что знает во всем мире лишь два места, где есть оборудование и квалифицированный персонал для изготовления покрытого кристалликами кварца порошка, содержащего споры сибирской язвы, как тот, который нашли в конвертах, адресованных сенаторам Дэшли и Лихи. Обе организации находятся в Соединенных Штатах. Это принадлежащий армии Дагвейский испытательный полигон, штат Юта, и Баттельский мемориальный институт в Вест-Джефферсоне, штат Огайо, который является частным подрядчиком ЦРУ. Был сделан ряд запросов, но ФБР отказывается провести проверку данных учреждений.

— Мистер Киссин! Эймсовский штамм сибирской язвы был получен в тысяча девятьсот восемьдесят первом году от мертвой коровы в штате Техас. Главный подозреваемый ФБР, покойный Брюс Айвис экспериментировал с эймсовским штаммом в лаборатории четвертого уровня бактериологической угрозы в форте Детрик.

— Вы совершенно правы, но Брюс Айвис послал штамм в Баттельский мемориальный институт, где из жидкой формы сделали порошок, который и был впоследствии найден в письмах, присланных сенаторам.