Роберт Вегнер - Красивейшая история всех времен Страница 11

— Может и так, золотце, — лицо блондина искривилось в иронической усмешке. — Но как, в таком случае, ты назовешь себя?

Из тени возникла чья–то фигура. Мариан прервал рассказ и пригляделся.

— Я тебя не знаю. Кто ты такая?

— Она не разговаривает, пан Мариан. Только вчера пришла к нам. Вместе с тем новеньким.

— Ах, с нашим русским приятелем. Как ее зовут?

— Мы не знаем, она ничего не говорит, только лекарства получает.

— По глазам вижу, зрачки как блюдца. Хочешь послушать рассказ?

Девушка пристроилась на каком–то ящике.

— Ну хорошо, рассказываю дальше. Молодой принц воспользовался оказией, чтобы обвинить королеву и первого вассала…

— И у тебя есть нечто большее, чем просто слова?

Якубу пришлось поднять голос, чтобы перекричать нараставший гомон.

— Наши голубки забыли, что вокруг полно камер. У меня все записано. Ты отправляешься спать, а она остается. Подходит к нему, присаживается, прижимается, набрасывает одеяльце, а ручки под ним летают так, что смотреть приятно… — Лукаш все время язвительно усмехался, вот только глаза у него были странные, чужие, не его собственные. — Потом она поднимается и уходит в сторону. Он какое–то время еще сидит, а потом идет за ней. Больше, к сожалению, не имею. И она была крайне усталой после той ночи, не правда ли?

Каська перестала дергаться. Якуб чувствовал, как все глядят то на него, то на нее.

Ну, скажи же что–нибудь, плохая девчонка из колонии, просил он про себя. Скажи, что этого не было, выругайся, плюнь ему в глаза. Он чувствовал, что сжимает ей руку крепко, очень сильно.

Отзовись же, плохая девчонка. Каська молчала. Якуб поглядел на Михала. Солдат стоял рядом, но уже успел отступить на шаг, на два шага, снова чужой. Он глядел на девушку. Только на нее.

Очень медленно, словно это была не его ладонь, Якуб распрямил пальцы и отпустил руку девушки. На коже остались багровые следы.

— Конец собрания, — тихо сказал он. — Можете разойтись.

— И что… что было дальше?

Все глянули на девушку.

— Говорит… По–польски.

— Я чего ты ожидал, Кшись? Рот у нее есть, вот и говорит Майя, тебе интересно?

Та кивнула.

— Так вот, мои дорогие, слова могут ранить сильнее меча и убивать словно разъяренный дракон. Те несколько слов, брошенных в тронном зале, уничтожили мир молодого короля, отобрали желание жить и силу воли. Рыцари, верные королю, сцепились в бою с теми, кто поверил принцу. Очень многие пали на поле боя, другие сбежали. В великой битве на конце времени чудес король, принц и первый вассал поубивали друг друга, королева укрылась в монастыре, а волшебный котел исчез, и никто больше его уже не нашел.

— Но…

— Что, Майя?

— Но, пан Мариан, мы… нам не хочется такого рассказа. И почему все так быстро?

— Милые мои, — мужчина поднялся. — Некоторые истории нужно рассказывать быстро, в противном случае, они теряют смысл. Кроме того, пани Мария наругала бы меня, если бы ей стало известно, как я тут угощаю вас описаниями кровавых битв и резни. Пускай уже все это закончится таким образом…

— Куба! Куба, черт подери! Открывай! — стук в двери казался ему каким–то отдаленным, абсолютно неважным делом. Как будто в его двери никто и не ломился.

Он сидел в пустой комнате на матрасе и пялился в стенку. Где–то в груди, за грудной костью, кто–то, некая сила поместила кусок льда, который никак не желал таять.

Напротив, на стене висело зеркало. В нем он видел худощавого парня в слишком большом, плохо подогнанном мундире, сидящего по–турецки на матрасе и вертящего в руке пистолет глок. Тип этот выглядел совершенно незнакомым.

Разговора с Каськой, собственно говоря, и не было. Это правда? — спросил он, когда они остались одни. Она ничего не сказала, не покачала отрицательно головой, не изрыгнула матов, не расплакалась. В ее глазах… он теперь сам не знал, что было в ее глазах. Боль? Просьба? Признание в вине?

Он не мог вынести того взгляда, развернулся на месте и вышел. Когда уже был на лестнице, показалось, будто бы она позвала его по имени. Всего лишь раз.

А теперь Куба не мог вынести взгляда парня из зеркала, потому вытянул руку и выстрелил в него. Осколки разлетелись во все стороны.

— Выстрел! Курва, стреляет! Выбиваем двери! — что–то грохнуло в дверную коробку раз, другой, третий. На четвертый раз замок не выдержал, в комнату влетели Горячка, Диджей и Карчихо.

— Жив, — удовлетворенно сообщила девушка. — Только зеркало расхайдакал.

— Хорошо, что не лоб. Двигай задницей, Куба. Ты нам нужен.

Якуб медленно обвел каждого из них взглядом. Все было каким–то странным, нереальным, чужим; он чувствовал шум в ушах, не мог сконцентрировать взгляда, как будто вот–вот его свалил грипп, словно пришла горячка и первые судороги.

— Лукаш забрал проц с Т-бота и смылся. С ним пошли Дикий, Бодек и полтора десятка других. Каська у них.

— Что это значит, — сглотнул он слюну. — Что это значит: «Каська у них»?

— В качестве заложницы. Старуха Вертыкова видела, как вели ее под угрозой оружия. Они направились к расположению американцев. Это им придется пройти через развалины вокзала, через старый парк и мимо пруда.

— Ага. — Все так же мысли его окутаны туманом; он чувствовал, что следует собрать всех людей и броситься в погоню, встать против Лукаша и заплатить ему за измену. Чувствовал, что должна пролиться кровь. Много крови.

— Якуб, — Карчихо пожошла к нему, наклонилась, схватила за подбородок и осторожно повернула к себе. — Якуб, уже три часа прошло, а все здесь уже идет ко всем чертям. Люди не знают, что им думать, что им делать, все ожидают приказов. Мы не знаем, нужно ли отправляться за Лукашем, чтобы отобрать процессор или отбивать Каську. Нужно ли эвакуировать женщин и детей? Будем ли мы стрелять друг в друга? В Лукаша? Будека? В парней? Ты нам нужен, комендант.

Кровь, повсюду столько крови, он практически чувствовал ее запах. Карчихо, с головой отстреленной бронебойной пулей. Горячка, разорванный на клочки разрывом гранаты. Диджей, кричащий что–то высоким голосом, что совсем уже сюрреалистично, потому что вместо лица у него кровавая каша. Пришпиленный очередью из калаша к стене Дикий; Бодек с оторванными руками, Лукаш…

Лукаш прямо перед ним, держащийся руками за ствол винтовки, остановленный на полушаге, на бегу; та винтовка — это его винтовка, Якуб держит ее в руках и знает, что двадцатисантиметровый штык, вонзенный в живот Лукаша, должен доставлять адскую боль. Боль должна быть адской, тем не менее, блондин тянется к кобуре, вытаскивает пистолет и…

Он захлопал глазами. Парк, пруд, ну да, именно над прудом, неподалеку от воды. Они подождут. И почти что слышал в ушах плеск волн, бьющихся о берег… озера?

Вчетвером они уселись посреди пустой комнаты. Уже долгое время никто не обращал на них внимания. Дом заполнился криками, беготней и хаосом. Случилось что–то плохое, а про них, явно, все позабыли.

— Не хочу я, чтобы тот рассказ закончился именно так. Никогда я уже не стану просить рассказать какую–нибудь историю!

Для своего возраста Вероника была весьма решительной особой.

— Я тоже не попрошу.

— Ну…

— А вы хотите узнать другое окончание той истории?

Одновременно они поглядели в сторону двери. То была она, девушка Михала. Никто из них не имел желания знакомиться с кем–то настолько старшим. Тем не менее, было что–то в ее глазах и голосе, какая–то наполовину высказанная просьба, так что, после нескольких секунд колебаний все четверо согласно кивнули головами.

— А ты знаешь другое окончание?

Марек подвинулся и дал ей место.

— Да. Только это вы сами должны его рассказать, — она присела между двумя девочками. — Окончание будет таким, каким вы сами его выдумаете.

— Правда?

— Конечно.

— Пускай они все помирятся, — Вероника расцвела широкой улыбкой.

— Да. Пускай королева вернется к королю, а вассал влюбится в какую–нибудь другую девушку!

— Ага. И принц тоже с ними помирится.

Девушка слегка улыбнулась, одними уголками губ. В ее глазах, за завесой расширенных зрачков на мгновение что- то вспыхнуло.

— Ну хорошо, я рассказываю…

— Якуб! Да очнись же ты, блин! — Карчихо бесцеремонно тряхнула его. — Русак исчез. Он что, пошел к своим? Продаст ли он информацию про проц? Может, следует пойти за ним? Мы не знаем, что делать! Это же ты здесь командуешь, черт подери!

Видение исчезло. Снова он был у себя в комнате, сидел на матрасе и сжимал в руке глок. Снова он был собой.

— Нет. К своим он не вернется. Если он желает уйти, такое право у него имеется. Карчихо и Г орячка, соберите группы, отправляемся за Лукашем.