Районы (СИ) - Билик Дмитрий Александрович Страница 12

Давай, мели Емеля, твоя неделя. Хотя, это вранье Федя явно сочинил заранее. Чешет как по бумажке, будто Первый канал смотрю. Но прерывать я Натюрморта, естественно, не стал. Самому интересно, куда все это приведет.

— Ну, сами понимаете. О том, что здесь произошло, никто не должен знать.

— Федя, я тебе зуб даю, буду молчать, как рыба об лед, — заявил тот самый зэк, с которым я разговаривал в квартале.

— В тебе Шнур я вообще не сомневался, — протянул ему руку Натюрморт для рукопожатия.

Я едва удержался, чтобы не улыбнуться. Ну да, ну да, вот вам и все понятия, вот и воровская честь. АУЕ в чистом виде, как оно есть. На словах они красивые, благородные — не надо ссучиваться, не ложиться под ментов, вести себя по жизни ровно. А на деле, чуть что и: «Алло, полиция, это рецидивист Федорчук, у меня украли коллекцию резиновых членов». Жалко, не все молодые пацаны это понимают, увлекаясь воровской романтикой.

— Сиплый, Бледный, что скажете? — обратился Федя к остальным пленникам, когда Шнур в прямом смысле перешел на его сторону.

— Натюрморт, ты же знаешь, внатуре, мы всегда за тебя были, — заявил тот, что повыше, действительно хрипловатым и немного дрожащим голосом.

— Век воли не видать, — по-мальчишески пропищал Бледный.

— Значит, за слова и ответить сможете, — кивнул Федя и вытащил приготовленные «для меня» АК. — Кончаете этих двоих и все. Только в голову не шмаляйте. И без порожняка.

Спутники Феди Натюрморта как бы ненавязчиво навели оружие на пленников, давая понять, что если они начнут «гнать порожняк», то этого им не простят.

А что, все грамотно. Я даже догадался, на кого спишут трупы. На нас. Мол, завалили бедных и несчастных «пацанов». Беспредельщики. Потому и в голову нельзя стрелять, мы же не снайперы какие.

Я был более чем уверен, что в результате избавления от Сивого, следующим на очереди станет Святой. Власть — та же самая зависимость. В разы опаснее водки. Сколько она талантливых людей сгубила! Чем больше у тебя в руках власти, тем еще больше хочется. И уж тем более не возникает никакого желания ее делить. Держу пари, со Святым в ближайшее время случится какое-нибудь несчастье. А потом…

Потом Федя вернется за нами. Ведь зэки будут жаждать крови. Мы же, как никак, убили Сивого и его людей, намеренно, жестоко и вероломно. Держу пари, на этот счет у Натюрморта есть еще несколько заготовленных речей. Языкастый чертяка оказался.

Вот только до момента, когда Федя решит нагнуть Шипастого и его группу — надо дожить. А вот с этим могут возникнуть серьезные проблемы. Которые я и постараюсь обеспечить.

Недавние пленники, впрочем, о тонкостях в политической игре двух лидеров не особо разбирались. Они выполнили приказ без всяких раздумий и ненужных размышлений. Сняли с предохранителя, передернули затвор и двумя очередями вспороли бесчувственные тела своих «корешей». Потому что здесь выбор стоял предельно четкий — либо они, либо их.

— Добро, — заключил Федя, — автоматы оставьте у себя. И соберите с них вещи. Камни мне.

Да, теперь они у него на крепком крючке. Таким можно и оружие оставить. Ребята повязаны кровью и отступать им некуда. На Кавказе так иногда поступали с попавшими в плен милиционерами или военными, которые после были вынуждены сотрудничать с боевиками. Вот только соглашались единицы. Потому что даже у наших девятнадцатилетних пацанов было кое-что, что отсутствовало у сидельцев. Честь!

Я сжал кулаки, впившись себе ногтями в кожу до крови. Не хватало еще сейчас улететь на каком-нибудь вьетнамском вертолете в очередной флэшбек. А что-то мне подсказывало, что история в руку в моем загашнике существовала.

— Что, Шипастый, не одобряешь? — заметил Федя, что я сжался до состояния пружины.

— Это ваше дело, — пожал плечами я, стараясь говорить, как можно более ровно. — Ты свою часть сделки выполнил. У меня к тебе никаких претензий.

— У меня к тебе тоже, — протянул руку Натюрморт.

Короткую, волосатую руку, без мозолей и натертостей. Руку, которая точно не знала за свою жизнь физического труда. И только и делала, что наливала чифирок, мяла сигареты, воровала, а теперь и убивала. Сжал зубы, стараясь подавить все эмоции, и пожал ее. Потому что не важно, как я к нему отношусь и что думаю. Главное — довести дело до конца. А именно сейчас за нами наблюдали.

— Приятно иметь с тобой дело, Шипастый, — усмехнулся Федя.

— Взаимно, — сдержанно ответил я.

— Бледный, Сиплый, поднимите этих двоих, уберите к себе в инвентарь. Шнур, ты возьми Сивого. Надо их похоронить нормально.

Или, если быть точнее, остальным зэкам нужны доказательства смерти их товарищей. Все как по книжке «Ложь в военное время», которую я читал пылким вьюношей. Но еще тогда она оказала на меня сильное влияние. Там, задолго до Геббельса и компании был изложен ряд принципов, которым необходимо следовать для достижения цели. Если тезисно:

— «Мы не хотим войны». То есть, что существуют засранцы, которые спят и видят, как бы убить побольше невинных зэков. Тут поднимется первый конфликт с людьми Сивого. Который Федя, при его-то способностях, повернет в нужное русло.

— «Только противоположная сторона виновна в войне». Собственно, тоже все понятно. Это именно люди Шипастого начали войну. А Федя Натюрморт, известный гуманист, даже пошел на немыслимое, чтобы освободить заложников. Но и тут я проявил свою гнилую натуру.

— «Враг по своей сути злой и похож на дьявола». Здесь и ходить далеко не придется. Как много зэки знают людей в Городе, которые после смертельного ранения способны выжить?

— «Мы защищаем благородное дело, а не свои собственные интересы». Ага, мстим за павших товарищей. И вообще, за все хорошее и против всего плохого. Еще сигареты, чай, халву и прочий грев на выходные в детские дома возим.

В общем, в книге было около десяти принципов, всех не упомню, но вот этих четверых хватит с головой. А судя по тому, как развернулся Федя, ничуть не стесняясь моего присутствия, он значительно расширит возможности старой книжки. Мог бы, если бы успел.

Я смотрел на уходящих зэков, разглядывал следы крови на асфальте и пытался успокоить бешено стучащее сердце. Переговоры прошли именно так, как я задумывал. Хотя меня бы не удивило, если бы Федя порешил всех пленников. С другой стороны, я его понимаю, уж слишком подозрительно.

— Что скажешь, Псих? — повернулся к соседу я.

— Чудовищно, — признался тот.

— Эй, комитет по этике, раздуплись. Я о другом.

— А, — спохватился Псих, вытягивая челюсть.

Манипуляции заняли несколько секунд, после чего сосед выдал.

— Троицы нет. Тоже ушли.

— Более того, могу поклясться, что сейчас Святой со своей свитой бегут в лагерь зэков, сломя ноги, чтобы успеть раньше Феди.

В этом и заключался мой тупой и незатейливый план. Рассказать о наших с Натюрмортом переговорах тому, кому эта беседа без галстуков будет наиболее интересна. Для чего? Ну, тут ответ очевиден. Зачем бороться с группировкой, которая превосходит тебя в численности и вооружении, если можно разрушить ее изнутри. Подстроить все так, чтобы в лагере зэков началась гражданская война. Кто уж там одержит верх — Святой или Федя Натюрморт — дело совсем десятое. Главное, что во время выяснения отношений погибнет много противников. Что и сказать, кое-что из стареньких книжек, прочитанных в армии, я тоже усвоил.

Теперь лишь оставалось немного подождать и пожать плоды от семян войны, которые я посеял.

— Домой, — махнул я рукой, как только зэки окончательно скрылись из виду.

Вопреки опасениям, наш квартал никто не пытался захватить. У Феди Натюрморта план был иного свойства. Мне наши переговоры напоминали рынок, где продавец и покупатель расходятся довольные собой, считая, что обманули друг друга. Вот только в нашем случае, я знал истинную ценность договоренностям и иллюзий не питал.

В честь успешно прошедшего дипломатического раута я даже разрешил открыть консервированного цыпленка — в крохотных жестяных банках — и гусиный паштет. Вкусноту необыкновенную, жалко, мы взяли с собой не так много этого деликатеса. Кто же знал…