Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля Страница 19

Люди военные, как правило, парадоксами головы себе не забивают: есть приказ, значит, найдется и компромисс, а о крайностях думать не стоит. Если подойти к задаче изобретательно, тогда и ночью можно действовать почти столь же эффективно, как днем. Тут рецепт прост: свериться с лунным календарем и не забывать о погоде — не вовремя возникшая облачность может подпортить нервы. Вот, правда, найти метеоролога стало непросто.

Впрочем, чтобы чуть-чуть подождать, погодный специалист не нужен. Луна любопытна, она обязательно выберется на черный перкаль неба, щедро посыпанный крупой звезд, и, глядя на землю, засияет молочно-белым, словно фонарь. Подождать — сущая ерунда, любое человеческое умение есть не что иное, как смесь терпения и старания.

И в самом деле, стоило луне появиться, как на пустынной дороге меж двух рядов мертвых автомобилей, словно по волшебству, из тени соткались несколько фигур. У каждой в руках было оружие. Они немного постояли на месте, прислушиваясь, а потом две осторожно приблизились к лежащему на асфальте человеку.

Глаза человека были сомкнуты, на лице застыл покой. Его можно было принять за спящего, если бы не зловещая лужа, в которой он лежал. Она хищно отблескивала черно-красным. В бледном свете луны от защитного костюма лежащего словно бы исходило призрачное сияние, и казалось, что уродливые кровавые разводы, наоборот, поглощают свет.

Один из подошедших опустился перед человеком на колени и принялся нащупывать пульс, второй безмолвно застыл рядом.

— Ну? — раздалось спустя секунду, голос из-под маски прозвучал глухо, словно из могилы.

— Момент… Есть. Но пульс очень слабый. Похоже, — боец опустил взгляд на запятнанный асфальт, — он потерял много крови.

— Так… — командир ненадолго задумался.

Приказ есть приказ. Выполнить его он должен любой ценой и непременно выполнит, но бессмысленно рисковать жизнями — своей и бойцов — не станет. Этот бедняга, словно подарок на Новый год, подвернулся в самое время. Можно взять его и возвращаться, не играя больше с судьбой в опасные игры. Они достаточно долго плели вокруг станции паутину засад и ловушек, чтобы понять: все бесполезно, урки не ходят наверх.

Вот только полезен ли будет пленник?

Командир сдвинул противогаз на лоб и с наслаждением вдохнул полной грудью холодный воздух, потом негромко спросил:

— В сознание привести можешь?

— Попробую, — неуверенно ответил боец. — Но обещать не могу — он почти мертв.

Однако боец ничего не успел сделать. Человек застонал и открыл глаза, лицо исказила гримаса боли. Он протянул руку, будто пытаясь дотянуться до чего-то, лежащего в темноте у соседней машины, но через мгновение бессильно уронил ее на асфальт.

— Командир!.. — воскликнул боец, но командир и сам все прекрасно видел.

— Кто ты? — строго и четко произнес он. — Куда и откуда двигался? С какой целью?

Человек не услышал. Он смотрел прямо на командира, но словно бы сквозь него, не замечая, не видя. Вернее, видя, но — что-то свое, будто присутствовал одновременно в двух местах: здесь и не здесь.

— Можешь что-нибудь сделать? — командир присел рядом с бойцом.

Тот сорвал противогаз, и светлой волной по плечам рассыпались длинные волосы, склонился — склонилась? — ниже, легко ударил — ударила! — по щеке и повернулась к командиру, тихо спросила:

— А нужно?

Тот не стал отвечать.

— Ты пришла меня утешить, милая? — вдруг слабым голосом произнес человек, в упор глядя на девушку.

Та отстранилась. Командир хмыкнул и недоуменно посмотрел сначала на нее, а потом на него. Человек выдержал короткую паузу и с грустью, с болью вдруг выдохнул в холодный ночной воздух:

Все отнято: и сила и любовь.В немилый город брошенное телоНе радо солнцу. Чувствую, что кровьВо мне уже совсем похолодела.

Стихи медленно воспаряли к луне, а слушатели растерянно хранили молчание. Неожиданность их совершенно обезоружила, заставив усомниться в реальности происходящего. Здравый смысл твердил, что такого не может быть — времена поэтов и романтиков давно канули в Лету. Казалось, то ли они попали в сказку, то ли умирающий над ними изощренно издевается. Впрочем, он мог и просто бредить.

Наконец командир, справившись с собой, опять задал свои вопросы:

— Кто такой? Откуда шел? Куда? Зачем?

Но человек по-прежнему его не видел, он смотрел только на девушку:

Веселой Музы нрав не узнаю:Она глядит и слова не проронит,А голову в веночке темном клонит,Изнеможенная, на грудь мою.

Лицо девушки потемнело, в глазах мелькнули молнии. Пожалуй, будь незнакомец не ранен, заработал бы сейчас пощечину.

Командир негромко спросил:

— Вы что, знакомы?

— Первый раз его вижу, — мрачно отозвалась девушка.

— А он, по-видимому, тебя знает.

— Только кажется.

Командир вдруг подмигнул ей:

— Не молчи.

Она вопросительно изогнула бровь, и командир повторил:

— Отвечай.

Девушка сделалась еще мрачнее, подняла глаза к небу, вспоминая все стихи, что знала когда-то, вздохнула и тихо промолвила:

— О тебе вспоминаю я редко…

Человек попытался приподняться и застонал, а она вдруг с неожиданным чувством продолжила:

Я не знала, ты жив или умер, —На земле тебя можно искатьИли только в вечерней думеПо усопшем светло горевать…

Замолчала, поднялась и отошла в сторону, отвернулась, глядя во тьму.

Командир, немного повысив голос, в третий раз с нажимом повторил:

— Кто? Откуда и куда? Зачем?

На лице раненого тенью мелькнуло удивление, казалось, он только сейчас заметил, что тут есть и другие люди, и тускло ответил:

— Я уже мертв. Откуда у мертвеца имя? Имена бывают у живых. Шел с Третьяковской. Сюда. А зачем?.. — он умолк, пристально глядя на тонкий девичий профиль в водопаде лунного света.

Пусть она — другая, пусть не ее он ждал на этом месте целую вечность назад, — пусть. У нее своя печальная история, которую хочется забыть, у него — своя. Но он все равно благодарен надежде и памяти за их ложь, за то, что привели сюда. Все эти пустые неуютные годы, все опасности и унижения — все ради этого момента. Все не напрасно.

— Потому что не могу по-другому, — закончил он.

— Дурак, — прошептала она, но ветер тут же унес слова.

— Ладно, достаточно, — командир решительно поднялся: сказанного и впрямь было достаточно.

Он подошел к девушке, коротко спросил:

— Донесем?

Та пожала плечами.

— Должны!

А раненый впал в странное состояние. Он не слышал и не чувствовал больше ничего: ни как его перекладывали на плащ-палатку, ни как подсовывали под руку гитару. Он видел только девичий силуэт, красиво подсвеченный луной, — облако волос, словно нимб.

Командир негромко, но энергично скомандовал:

— Взялись! — и бойцы подхватили импровизированные носилки.

Девушка повернулась. Свет блеснул на ее щеках, прикоснувшись к дорожкам соленой влаги, и он, внезапно уже не мертвец, а вновь музыкант, утонул в глубине ее глаз.

Артем Степанов

Прошедший день

В который раз ему приходилось бежать. Убегать от новой жизни уже порядком надоело, но что поделаешь: когда на кону твоя жизнь, побежишь как миленький. Впрочем, сегодня обстоятельства складывались вообще не в его пользу. Одно дело — убегать одному, сколько раз приходилось, но когда рядом с тобой еще один человек… Казалось бы — напарник, все проще, но даже тут фортуна обломала его. Напарник, как же! Напарница. Кто бы мог подумать. Ребята у костра долго бы смеялись. Романтик хренов. Вот и пожинай теперь…

Собаки увязались за ними давно. Словно поджидали. Самое смешное, что напали, по традиции, внезапно и в самом неподходящем месте. Ну а дальше как по маслу — назад путь отрезан, не отступишь, для прорыва боеприпасов не взял, глупец, а вперед — ну вот они бегут сколько времени, да только у новых хозяев мира всяко сил побольше будет, сколько не угощай их подземными подарками в металлической оболочке.

Сколько раз он успел пожалеть об этой затее. Да практически весь этот марафон в голове крутилась одна и та же мысль. Забавно, конечно, думать об этом, когда за тобой гонится свора мутантов, но что поделать. Бежишь, задыхаешься, поглядываешь за своим горем, бегущим рядом, а думаешь о том, какого черта тебя сюда занесло вообще. Как будто впервые на поверхности. Но чего не сделаешь ради нее. Нет, точно, не зря его прозвали Романтиком. Главное, история возникновения прозвища совершенно другая, а тут выходит, что оно подходит как нельзя кстати. Главное — не подохнуть теперь, аки Ромео да Джульетта. Поговаривали, нет повести печальнее на свете — это они еще по радиационной поверхности тридцать третьего года не бегали, клоуны.