Юлия Шолох - Старая развилка (СИ) Страница 23

— Килька… — к ладони прижимаются чьи-то губы, потом мокрая от слез щека. Из тумана памяти настойчиво вытягивали чужие, ненужные слёзы.

Если бы остался ребенок… Отец Илья винил себя и в этом. Если бы он успел разобраться, как функционирует теперь женская репродуктивная система! Но он не знал, не смог понять. Если бы он успел, то заставил бы ее рожать и в четырнадцать…

Но это прошлое. И как бы не было страшно вспоминать отца Илью и его погасшие глаза, но куда страшнее мысль об Алешке…

Она знала его большую часть своей жизни. Она выросла с ним рядом. А теперь не помнила его лица…

— Прости меня, слышишь? — Галя стояла рядом на коленях, крепко сжимала правую руку, — прости, я не знаю, что это за напасть такая… может в меня бес вселяется? Это как будто вовсе не я… кто-то мерзкий всех ненавидит и постоянно говорит моими губами, моим голосом. Прости меня, слышишь? Ну, хочешь — ударь меня… Правда, ударь! Только не молчи!

— Все нормально, успокойся, — глухо отвечает Килька, а хочется схватить рукой сердце и заставить биться не так сильно. И все-таки Галин голос, ее многословные извинения своей настырностью спугнули, рассеяли тот странный туман, окруживший Кильку. Вместо него перед глазами появился огонь и заглохли в ушах голоса умерших.

Но нормально ничего не было. Как-то все не так пошло, как-то неуловимо сбивалось с проторенной дороги и Килька не могла решить, как и когда это началось.

Но одно знала точно — пускать на самотек все и дальше никак нельзя.

8

Насколько вокруг красиво и спокойно Галя начала замечать только когда они свернули с развилки налево, на запад, и направились по выбранному Килькой маршруту. По дороге, отходящей южнее, по петле, которая захватывала восток и возвращалась обратно к точке ухода — дорожной развязке.

Тарзан остался так далеко, что постепенно истончился, превратился не просто в воспоминание — в обрывки страшного сна, который со временем все-таки забывается. Не осталось ни комнаты, за окнами которой высокий забор с охраной, ни постоянного ожидания, что явится прислуга и заявит, что хозяин желает ее общества. Никого и ничего прежнего.

Разве что внутренняя стерва, которая убеждала, что ничего не пропадает впустую. Нашептывала и подначивала. Что стоит забыть и расслабиться, как тут же окажешься в месте куда страшнее. Только не во власти одного чудовища, а теперь уже во власти многих.

И Галя не могла с ней спорить, потому что когда-то та спасла своим появлением ее рассудок, а может и жизнь. Не могла спорить, да и не хотела.

День и ночь прошли спокойно, разве что Килька молчала, даже на вопросы отвечая односложно. Да. Нет. Не знаю. Степан весь извелся, пытаясь ее разговорить и казалось не замечал, что делает только хуже. В конце концов ППшер остановил его, положил руку на плечо и когда они отстали, что-то тихо сказал на ухо. Степан разозлился, дернулся, вырываясь, но от Кильки все-таки отстал.

Следующим утром путники проснулись очень поздно, потому что негласно решили отдохнуть денёк-другой, тем более место было вполне подходящим — озеро и заросли земляники, скрывающие первые сладкие ягоды. Примерно в полудне пешего хода на запад располагался город, в который они собирались отправиться с утра.

После завтрака, который пришелся почти на обеденное время, Галя принялась зашивать рукав своей рубашки. Вчера она распорола его, споткнувшись о торчавшую из земли железку и свалившись в кусты, где обнаружилось еще несколько подобных острых железных ребер — остов какого-то механизма.

— Хорошо, что пострадала только одежда, — мрачно прокомментировала Килька, косо осмотрев побледневшую Галю и тут же про эту неприятность забыла.

Да уж… куда неприятнее было бы распороть руку или ногу. Или вообще голову.

Галя устроилась в тени под деревом, разложила на широких листьях лопуха выданные Килькой иголку с нитками и принялась за дело, краем глаза поглядывая на остальных. Степан отправился на поиски ягод и вскоре пропал из видимости. Килька пересматривала свои вещи, а после отошла к просвету с низкой травой между ближайшими деревьями и задумчиво принялась разглядывать сквозь ветки небо. Галя не сразу увидела движение слева, к Кильке подходил, или скорее подкрадывался ППшер, который вдруг остановился, наклонился и подобрал короткий обломок толстой ветки.

— Хочу посмотреть, что ты можешь против человека с ножом, — заявил, выставляя огрызок палки перед собой, так, как держат нож перед нападением. Килька мрачно оглянулась на него.

— Не сейчас.

— Думаю, тому кто захочет на тебя напасть будет плевать, в каком ты настроении, — жестко усмехнулся ППшер и вдруг сделал резкий выпад, целясь ей в живот.

Килька легко увернулась и отпрыгнула. У Гали челюсть отвалилась. Ко всему прочему с другой стороны к Кильке подкрадывался Ронька. Разве честно так, без предупреждения? Резкое движение… Возмущенный крик почему-то замер внутри и не прозвучал.

Ронька молча сделал рывок вперед и замахнулся со спины, правда в его руке ничего не было — только выпрямленные, сложенные вместе пальцы.

Килька уклонилась, разворачиваясь к нему лицом. Теперь она разозлилась, нырнула под руку ППшера, который и не думал останавливаться, отклонилась от пролетевшей над головой руки Роньки, но потом, делая шаг чуть в сторону, запнулась через элементарную подножку, поставленную ППшером и тяжело грохнулась на землю.

— Слабовато, — лениво заявил Ронька, задумчиво смотря на неё сверху вниз.

— Просто позорище, — насмешливо добавил ППшер, становясь рядом и опуская руку с палкой-ножом.

Галя много раз видела, как люди Тарзана устраивают драки. И как победивший изощряется в оскорблениях, на которые побежденный реагирует весьма предсказуемо — впадает в ярость и уже ни о чем не думая бросается в дальнейшею драку. Другие у Тарзана просто не задерживались. Она помнила, в кого способен превратится доведенный до бешенства издевками человек. И замерла, с болью ожидая, что сейчас Килька разозлиться и будет раз за разом бросаться на братьев, только чтобы вбить обидные слова обратно в глотку.

Но та поднялась на ноги и отвернулась. Молча ушла, хотя Галя видела на ее лице злость и судорожные попытки успокоиться.

Ей вдруг стало интересно, и чего же братья добиваются? Ведь каждому из присутствующих совершенно понятно, что в другое время они так легко бы с ней не справились. Просто подстерегли в неудачный момент, когда она была слишком рассеяна и не успела толком собраться. Хотят, чтобы Килька всех бросила и смылась? Понятное дело, им самим нечего бояться, они вполне могут выжить самостоятельно. Найдут какой-нибудь уцелевший городок и смогут подготовиться к зимовке. Не самая шикарная жизнь, но все-таки жизнь. А что делать ей? Возвращаться к привычному положению наложницы, но уже при братьях? Галя криво усмехнулась. Эта мысль сильно бы ее напугала, если бы не полное равнодушие с их стороны. Даже немного странно… Но и на Кильку они не смотрели с похотью, любые оттенки которой Галя различала не только по взгляду, а и по искривлённым губам, и по усиленному по сравнению с обычным дыханию. Безошибочно вычисляла всего за пару мгновений. Правда, они часто за Килькой наблюдали. Усядутся и почти одинаковыми глазам изучают. Вначале Галя боялась увидеть в них тот самый тлеющий жар, после которого их всех ждут большие неприятности, но постепенно успокоилась. Во взглядах был интерес, какое-то ожидание, иногда скользило что-то необычайно светлое и легкое, определения чему Галя не знала, но не больше. И все равно — будь она на месте Кильки, давно бы потеряла терпение и попыталась разобраться, чего им нужно, но той, казалось, было все равно.

А есть еще Степан, который и подавно сам ничего не сможет.

Галины размышления прервались, когда она увидела Кильку, сидящую перед своим мешком. Она вынула из него Галины вещи, переложила в свой рюкзак, а в освободившийся мешок засунула одно свернутое одеяло и фляжку с водой. Галя вдруг поняла, что Килька собирается куда-то идти. Одна. Удивлено ждала пояснений, не решаясь спросить.

— Мне нужно побыть одной, — сказала Килька, смотря куда угодно, кроме в сторону своих спутников. — Я, честно говоря, переоценила свои силы. Я слишком привыкла к одиночеству и что не нужно ни о чём заботиться. Мне тяжело.

Галя судорожно придумывала объяснение этому неожиданному желанию оказаться подальше от остальных. Конечно, доля правды в данном объяснении была, но очень малая.

На миг Галя испугалась, что Килька собирается уйти совсем, оставить их, просто взять да бросить посреди леса, но тут же опомнилась. Хотя не было особых причин слепо верить чьим-то обещаниям, Кильке она верила. Тем более вещи остались здесь, а нужно быть совсем больным на голову, чтобы уйти путешествовать без вещей. А что случилось? Неужели это ее поведение так повлияло на Кильку, что та не хочет больше никого видеть? А если попросить прощения, пообещать больше никогда не терять самоконтроля?