Елена Ершова - Царство медное Страница 26

Ян утвердительно кивнул и сказал:

— Я запоминаю информацию с первого раза. В Даре не повторяют дважды.

— Ну тогда, — сказал ученый, — запомни еще вот что: не привлекай к себе внимание. И не ввязывайся ни во что без надобности.

Ян снова согласно кивнул и вышел из машины.

Виктор еще несколько минут понаблюдал, как его фигура движется сквозь толпу. Думал о том, как должно быть неуютно чувствует себя существо, всю жизнь прожившее в глухих лесах и вдруг попавшее в суету большого города.

И, хотя на Яне теперь не было его мундира, и никто из людей не догадывался, кто находится рядом с ними, Виктор все равно замечал, как они неосознанно отходят, отодвигаются в сторону, освобождая Яну дорогу. Будто чувствовали движение некой силы, одно появление которой могло разрушить весь привычный уклад их жизни.

«Оса в муравейнике», — почему-то пришло на ум.

Виктор подождал, пока Ян не скроется в дверях центра, развернул машину и двинулся на запад. До похорон оставалось около получаса.

15. Letum non omnia finit

Он все же немного опоздал к началу.

Когда Виктор подъехал к кладбищу, священник уже начал отпевание. По воздуху разносился тяжелый запах ладана. С телами погибших пришло проститься довольно много народу, и Виктору пришлось аккуратно протискиваться в толпе, выставляя перед собой венок, будто щит. Люди пропускали его молча, и ученый неуместно вспомнил, как также молчаливо и аккуратно расступалась толпа перед Яном.

«А они мертвы, — подумал Виктор. — Все мои товарищи… Зато их убийца каких-то полчаса назад преспокойно заходил в информационный центр. И привез его сюда я…»

В глазах снова защипало, не то от ветра, не то от пронзительных звуков молитвы, не то от нахлынувшей вновь ненависти к Яну, к себе, ко всей этой чертовой экспедиции.

Две старушки в черных платках тихонько перешептывались за спиной Виктора.

— В закрытых гробах хоронят, — услышал он. — Говорят, везти нечего было: звери поели.

— Да и что говорить, — поддакнула вторая. — Места гиблые. Найди, попробуй.

Виктор протиснулся еще ближе.

Четыре гроба стояли в ряд. Облака расползались дымными клочьями, пропуская сквозь прорехи медные языки солнца: они жарко облизывали полированные бока гробов. Виктору вдруг вспомнилось, как хоронили его жену — тогда гроб тоже был закрытым (разбитое лицо едва удалось собрать по кусочкам), и тучи, будто еще одна гробовая крышка, низко нависали над кладбищем. Виктор помнил, как порывистый ветер швырял ему за ворот пригоршни снежинок и подумал, что непогода больше пристала бы такому печальному мероприятию. Тогда бы казалось, что природа вместе с родными скорбит по погибшим, укрывает их стылым саваном. И так было бы всем легче.

Гораздо легче, чем слушать, как молитвы и плач вплетаются в веселый гомон грачей, в сухой шелест осенней листвы, и поднимаются выше золоченых макушек тополей, где в прозрачной белизне вертит свои жернова рыжее солнце.

И это создавало в сознании Виктора некий специфический контраст: черный траур — на земле, золото и медь — вверху. Полосатый мир.

Священник закончил отпевание. Приглашенные на церемонию военные выступили вперед и дали три залпа в воздух. Настало время прощания с покойными.

Муж Мириам, прямой и строгий, подошел к гробу одним стремительным рывком — как в омут головой. Быстро и сухо приложился губами к нагретой солнцем крышке, и также быстро отошел, словно этим стремительным рывком больно и быстро разрывал оставшиеся нити, связывающие его с погибшей женой. Сына Мириам на похоронах не было — мал еще.

Жена Монгола, Айгуль, пришла вместе с двумя мальчиками-близнецами, обоим было лет по четырнадцать, оба — в одинаково строгих костюмчиках. Во время отпевания они не плакали, только угрюмо смотрели в землю. Подошли к гробу отца, погладили бока. Один из них утер красные глаза рукавом. Айгуль положила на гроб венок «От семьи», заплакала и отошла к стоявшим поодаль родителям мужа.

У Савелия, самого молодого в группе, жены еще не было, но пришли его родители и брат. Пожилая мама долго плакала над гробом, обняв обеими руками, а брат гладил ее по плечам и говорил:

— Не надо, ма… пойдем… не надо…

К Дереку пришла проститься целая семья — и его родители, и родители жены, и многочисленные родственники. Каждый из них счел необходимым отдать последний долг усопшему. Хотя Виктор слышал, что от Дерека совсем мало что осталось, и не хотел вспоминать, по какой причине это произошло.

Потом настала очередь сослуживцев, коллег и просто друзей. Виктор подошел тоже, поставил венок к подножию памятника — было решено сделать братскую могилу, с высеченной в граните эпитафией, которую Виктор перечитал дважды, но смысл все равно ускользал от его сознания. Лишь только солнечные искры плясали на медной табличке с именами. Глаза снова отяжелели слезами, и Виктор отошел, моргая и растирая пальцами щиплющие веки. От жары и духоты толпы на его лбу выступили капли пота, и Виктор махнул рукой, отгоняя назойливо вьющуюся муху. Краем зрения он увидел, как поджал губы брат Савелия и шагнул навстречу.

Он что-то сказал Виктору, но ученый не расслышал, а потому просто сказал:

— Я соболезную…

— Засунь соболезнования себе… — с ненавистью выдохнул парень и плюнул Виктору под ноги.

Ученый остановился, отстраненно глядя в побелевшее лицо юноши. Но перед глазами все еще плавали солнечные круги, и жужжала над ухом муха. Виктор отмахнулся снова.

— Подонок! — сказал тогда парень. — Что ты с ними сделал, гад?

Виктор моргнул, стряхивая оцепенение, разлепил пересохшие губы.

— Я… это был несчастный случай…

— Лжец! — выкрикнул парень. — Ты один выжил, и ни царапины на тебе нет! Как это получилось, скажи? Мерзавец!

Он замахнулся кулаком, но ударить не успел — сзади навалились мужики, скрутили парню руки.

— Ну, тихо! Тихо, тихо… — примирительно и настойчиво заговорил кто-то и крикнул в сторону:

— Водки там налейте! Не видите, человеку плохо?

Парень отбивался, но потом ослаб и повис в руках мужчин безвольной марионеткой. Его плечи затряслись от рыданий.

— Уходите пока поскорее, — посоветовал незнакомый Виктору усатый мужчина. — И не сердитесь, такое горе у человека…

— Да… я понимаю, — ошеломленно пробормотал Виктор и скользнул обратно в толпу.

Ему казалось, что все смотрят на него с болезненным любопытством, и пот снова заструился по шее.

Они знают?

Виктор отмахнулся от этой мысли, как от насекомого, снова усевшегося на отворот его пиджака. Но теперь увидел, что это не муха, а оса. Она взлетела над его плечом, и Виктор отшатнулся, ударил по ней ладонью наотмашь. Она спикировала вниз и упала куда-то в траву. Ученого почему-то затрясло от омерзения. Он несколько раз вытер ладонь о брюки.

Гробы опустили в могилу. Родные покойных снова заплакали, когда комья земли застучали о крышки, и этот глухой звук вызвал в памяти стук падающих камней, когда рушился Улей.

Виктор подумал, что куда более справедливым было, если бы Ян убил и его тоже. Так было бы проще. Теперь же ему предстоит жить с этим чувством вины, жить с клеймом «единственный, выживший», со знаком зверя на ладони…

Ученый поежился. Пот теперь сполз за воротник, под рубашку, неприятной струйкой стек между лопатками. Это вызвало волну какого-то щемящего чувства, словно кто-то стоит за спиной и пристально смотрит в затылок. Но никто на Виктора не глядел, одни были погружены в собственные мысли, другие тихо переговаривались друг с другом. Тем не менее, ощущение преследования не проходило.

Печальная церемония завершилась. Люди начали понемногу расходиться, и Виктор тоже побрел прочь. Он подумал, что надо бы заглянуть на могилу Линды, и свернул к кладбищенским воротам, где всегда стояли бабульки с живыми цветами. Ритуальные услуги во все времена пользовались спросом — будь то похороны, рождение или свадьба.

Виктор размышлял между гвоздиками и хризантемами, когда чувство преследования появилось у него снова. Это было похоже на ледяные иголочки, покалывающие его лопатки и бегущие вверх, к затылку. В это же время знакомый женский голос произнес рядом:

— Возьмите хризантемы…

Виктор обернулся, и волна настороженности схлынула с него, как и появилась, а вместо нее пришло чувство облегчения. Потому что рядом стоял никакой не тайный преследователь, а Лиза Гутник, аспирантка из Славена.

— Добрый день, — улыбнулся ей Виктор. — Значит, хризантемы?

— Они красивые, — смущенно пояснила девушка и слегка покраснела.

— Ой, берите, молодой человек! — прошамкала старуха-продавщица, будто продавала букет на любовное свидание. А, может, ей было все равно, кому и для каких целей продавать цветы. — Смотрите, какие пушистые, где еще такие найдете!