Андрей Гребенщиков - Голоса выжженных земель Страница 27

Прихожая заканчивалась просторной гостиной, ярко освещенной набирающим силу солнцем. Его лучи облизывали кости сразу нескольких скелетов, лежащих на полу вокруг обеденного стола, — Апокалипсис застал семью за едой. Почему они не попытались укрыться в подвале, ведь сирены противовоздушной обороны подарили обреченному городу несколько минут?

Последний скелет обнаружился в углу комнаты, и он явно принадлежал человеку эпохи После — стандартный защитный костюм, противогаз и зажатый в кисти пистолет сомнений не оставляли. Причина смерти сталкера тоже была иной: он не сгорел в ядерном зареве, зато на правом виске виднелось небольшое пулевое отверстие, а левая часть черепа напрочь отсутствовала. Современник Живчика и Вани застрелился…

Костя проверил ПМ самоубийцы, тот был пуст. «Значит, последним патроном…»

Федотов слышал легенду про «уралмашевца», прошедшего все метро насквозь, лишь бы еще раз побывать у себя дома. Именной жетон с ничего не значащей фамилией, висящий на шее скелета, имел гравировку с символом Проспекта Космонавтов. Значит, легенда переврала только станцию — несчастному пришлось преодолеть всю старую ветку, от одной конечной до другой, чтобы найти смерть среди своей семьи…

«Почему несчастному? — Живчик тяжело вздохнул. — Он хотя бы умер у себя дома…»

Устроились ребята в большой ванной комнате без окон. Здесь царил густой, непрозрачный полумрак, и Мальгину наконец-то можно было снять с глаз опостылевшую повязку.

— Что так чернота, что так. Скоро совсем видеть разучусь… — проворчал он, а потом тихо попросил: — Рассказывай, Костик.

Пересказ разговора, подслушанного Живчиком в безымянном подземелье, успокоения не принес никому. Мальгин скрипел сквозь зубы, насылая на чкаловцев страшные проклятья, самого же Федотова трясло от воспоминаний о тайном убежище вероломных и таких непонятных захватчиков.

— Что нам делать? — без особой надежды спросил Иван, когда все было сказано.

— На Боту и Чеку нельзя… По крайней мере, мне: чкалыши с большим удовольствием повесят сына диктатора. Впрочем, не сомневайся, «добрые люди» нашепчут, кому надо, что ты — друг семьи диктатора, так что на твоем месте я бы рисковать тоже не стал.

Ванька мрачно кивнул:

— Конечно, донесут. Да и что мне теперь там… Думаешь, буду работать на гадов, которые Светку убили?

Костя пожал плечами:

— Выбора у нас, если честно, никакого: все варианты один поганей другого. Только и остается, что пробиваться к Большому Метро.

Ваня недоверчиво рассмеялся:

— Чем нам мертвые станции помогут? Да ты и сам говорил, что мы какой-то фигней от всех остальных веток отрезаны…

— Говорил, пока не встретил человека с той стороны.

Установилось напряженное молчание — слова друга шокировали дозорного. Предвосхищая кучу вопросов, Живчик сразу же заявил:

— Я не знаю, кто он, не знаю, как прошел через Пояс Щорса. Все, что мне известно, — незнакомец интересовался местностью, где мы позже обнаружили подземелье. Ну и то, что носил он жетон Геологической…

— Врешь! — немедленно взвился Иван. — Все знают, Геологическая погибла во время Апокалипсиса и у нее не может быть никакого символа! Да и жетона быть не может.

— Я про символ ничего и не утверждал, — спокойно возразил Федотов. — А металлический медальон с надписью «ГЕО» видел собственными глазами.

Что представляет из себя Пояс Щорса, не знал никто. Ходили слухи о какой-то непроходимой для человека зоны, протянувшейся с востока — на запад вдоль улицы этого самого сказочного героя древней братоубийственной войны. Многие смельчаки пытались исследовать запретную территорию, однако успеха не достиг ни один, зато многие поплатились жизнью. Пришлось смириться с тем, что «сухопутного» коридора между южной оконечностью первой ветки, а также прибившейся к ней станции Волгоградская со второй ветки и Большим Метро не существует. Все коммуникации с внешним миром осуществлялись через необитаемую Бажовскую.

После Первой войны «дорога жизни» совсем прекратила свое существование. Бажовская, как это называли сталкеры, «схлопнулась»: южные караваны застревали в туннелях по пути к станции, а самые бесстрашные и отчаянные, покусившиеся на тайну этого места, домой так никогда не вернулись.

— Костя, пойдем к Волгоградской! — жарко спорил Иван, не желающий даже слышать о Большом Метро. — Я знаю, что ворота там закрыты со времен войны, но прошло столько лет, вдруг что-то изменилось? Должны же «волгари» когда-нибудь на белый свет выползти.

— Я ходил туда… Волга запечатана, как и прежде. Может, мне и показалось, только «печать» эта нанесена снаружи. Кто-то замуровал наших соседей…

У Мальгина отвисла челюсть:

— Игнат Москвич и там поработал?! Но ведь на Волгоградской жили вполне нормальные люди, не чета упырям из подземелья!

— Не знаю я, Ваня. Почерк, вроде, другой: на воротах сталкерский знак… — И по своему дурному обыкновению Живчик замолчал.

— Какой?! — взмолился юноша.

— Крест с тремя горизонтальными перекладинами… — Снова пауза.

— Господи, Живчик, ну что за манера тянуть кота за хвост?

— Крайне редко используемый символ. Неопределенная угроза высшей категории. — На этот раз Константин уточняющего вопроса ждать не стал. — «Волгарей» изолировали, потому что они представляли опасность для всего Метро.

Крест с тремя перекладинами несколько охладил пыл Ивана — такими знаками в новом мире разбрасываться не принято. К вящему неудовольствию юноши, всезнайка Федотов понятия не имел, что случилось с закрытой «Волгой». Версий, конечно, выдвигалась масса — от эпидемии неизвестной болезни до массового помешательства ее обитателей. Однако если даже неизвестные сталкеры, перекрывшие выходы станции, не могли точно идентифицировать характер опасности, то истина навеки сокрыта глубоко в недрах Волгоградской, и лучше бы никому не покушаться на ее обреченный покой.

Сняв вопрос по отступлению на запад, Живчик уперся в ожесточенное сопротивление друга по северному направлению. «Я через Пояс не пойду, хоть ты режь, — твердил тот. — Лучше сдохнуть от вражеской пули, чем…»

Чем что, Мальгин не представлял, потому как сказки о запретной территории ни определенностью, ни конкретикой не отличались. Лишь стандартный набор страшилок: нехорошее место. Гиблое. Проклятое.

Неприступный бастион чужого упрямства пришлось брать, как обычно, хитростью — ведь, как известно, на каждую пугающую сказку найдется своя волшебная история.

— А ты знаешь, уважаемый Иван Александрович, — елейным начал голосом Костя, — что нередко такие вот истеричные настроения создаются искусственно? Конечно, с Щорсой не все так просто, и крупицы правды в потоке небылиц встречаются, однако…

Федотов выдержал многозначительную паузу и нанес «удар»:

— Почему эту зону называют поясом? Подумай, ведь пояс обязан что-то опоясывать. И он опоясывает! Умные люди уверены: внутри аномалии находится Зеркало для Героя… Вот его-то и скрывают тщательно от чужих глаз, плодя ужастики для доверчивых и трусливых обывателей.

Иван пропустил подколку мимо ушей, настолько потрясла его новость о легендарном Зеркале.

— Но я всегда считал это мифом, романтической выдумкой для детишек…

— Может, и выдумка, сам не видел, спорить не стану, — поспешно согласился прячущий улыбку Костик. — Тогда нам остается последний вариант — выбираться туннелями Бажовской.

При последних словах дозорный ощутимо содрогнулся всем телом. Федотов же мысленно похвалил себя за удачно выбранную тактику. Пряник и кнут — проверенный временем дуэт.

— Ты при мне это название даже не упоминай. — Ванька испуганно замахал руками. — Лучше наври чего-нибудь интересного про Зеркало, все помирать потом легче будет.

Но, несмотря на все уговоры, Живчик был непреклонен. «Нужно выспаться, — заявил он. — Переход предстоит очень тяжелый. А байки потравить мы всегда успеем».

Спать решили по очереди — один располагается в ванной, второй стоит на часах. Взбудораженный Иван ложиться первым наотрез отказался, поэтому Костик, как мог, устроился на ночлег, и вскоре донеслось его мерное посапывание, периодически переходящее в молодецкий храп.

Ивану не хотелось оставаться с собственными мыслями наедине. Спор с умником хоть немного отвлек его, дав отдых воспаленному разуму. Теперь все возвращалось на круги своя: тишина, темнота, одиночество. Некоторые время он слушал беспокойное бормотание Живчика, тот во сне звал отца… Значит, и друг не обрел столь желанной и необходимой передышки. «Надолго нас так не хватит…»