Творя божественное зло (СИ) - Сапожников Борис Владимирович Страница 3

А следом началась бойня.

Как всегда, нечто непонятное очень быстро переросло в нечто весьма неприятное. Все пять роботов надвигались на машину беглянки, которая, кажется, была даже лишена пилота, и лейтенант уже готов был отдать приказ открыть огонь. На дисплее мигали цветными отметками маркеры цели, распределённые между бойцами. С идеальной дистанции поразить цель специальными снарядами, которые не повредят броню, но прикрепившись к ней надёжно вырубят всю электронику робота, и дело сделано. Можно вызывать транспорт, утерев нос этим позёрам из спецназа.

— Огонь! — успел скомандовать Гостегард, но на гашетку нажать уже не успел.

Робот беглянки сорвался с места, в одно мгновение оказавшись рядом с машинами Онхарда и Гернера. Так близко, что не могли стрелять навскидку, не рискуя попасть друг по другу. Робот беглянки не имел ни навесного, ни ручного вооружения, он дрался как кулачный боец, и весьма успешно. Стальные пальцы сомкнулись на запястье машины Онхарда, легко раздавив композитную броню. Провернувшись вокруг своей оси, робот беглянки швырнул Онхарда прямо на стоящего рядом, и не успевшему никак отреагировать Гернера. Боевыми машины с треском врезались друг в друга, повалившись на землю. Подняв тучу жирного пепла.

Беглянка на миг замерла, и вахмистр Рамер просипел в эфир.

— Господин лейтенант, да это же…

— Без тебя вижу, — оборвал его Гостегард.

Омнибот — боевой робот, превосходящий других на порядок. А всё потому, что пилот управляет им без помощи рукояток и дисплеев. Он сливается с машиной в единое целое — его разум и душа меняют тело из плоти и крови на прочную конструкцию из стали с огненным сердцем плазменного реактора.

Теперь Гостегард понял почему за беглянкой отправили спецназ, а его отряд должен был только выследить её и затравить, будто загонщики, предоставляя другим пожинать плоды победы и славу. Его взводу ни за что не справиться с омниботом, остаётся лишь подать условный сигнал и надеяться продержаться подольше. Не до подхода бойцов спецназа — на такое чудо Гостегард не рассчитывал. Они могли драться и умирать, и скорость их гибели зависела лишь от ловкости пилотирования и гордости, заставляющей раз за разом подниматься из жирного пепла, в который вахмистр Рамер обратил деревушку Тертер.

Изменивший цвет с тёмно-стального на багровый, будто свежей кровью облился, омнибот ринулся в атаку.

Гостегард вскинул винтовку, не успев сменить магазин с парализующими патронами на боевые, зато дважды надавил на гашетку. Шесть снарядов с убойной дистанции должны были если не остановить, так хотя бы замедлить омнибота. Но тот стремительно изменил направление атаки, и вместо Гостегарда обрушился на державшегося в стороне Рамера. Все снаряды прошли мимо, как и те, что успел выпустить Гисрек. И всё же как бы стремительно ни двигался омнибот, он оставался девятнадцатиметровой боевой машиной, и стоявший на месте Рамер успел вскинуть огнемёт, окатив его волной жидкого пламени. Однако омнибот словно и не заметил её, прорвавшись через завесу огня прежде, чем Рамер успел поднять паровой молот. В считанные мгновений багровый робот оторвал правую руку машины Рамера, отшвырнув в сторону. Огнесмесь полилась на бок и ноги робота Рамера, воспламеняясь на воздухе.

В силе духа вахмистру было не отказать — он сумел-таки вскинуть руку с молотом, но омнибот перехватил её, поймав в захват, и подсёк ноги врагу. Багровый робот дрался с ловкостью опытного рукопашного бойца. Машина Рамера с грохотом рухнула наземь, окутавшись клубами пара. Сочетание молота и огнемёта было далеко не лучшим, хотя и эффективным решением. Паровой котёл, нагнетающий давление в руке робота, взорвался, разбросав на десятки метров стальные обломки и струи плазмы из рванувшего следом реактора.

Гостегард с Гисреком попятились от этого огненного ада, в котором, был уверен лейтенант, никто не может выжить. Даже омниботу, какие бы небылицы про них не говорили, такое не под силу.

Когда кулак омнибота пробил нагрудную бронепластину робота Гисрека и вышел из спины, лейтенант вынужден был изменить своё мнение. Омнибот вырвался из сгустка пламени и пара, оставшегося от машины Рамера, и одним стремительным ударом уничтожил робота Гисрека, прикончив заодно и пилота. Гостегард замер, глядя на стекающие со стальных пальцем омнибота капли плазмы, крови реактора. Одним ударом тот пробил боевую машину насквозь. А о таком не говорили даже самые записные болтуны. Омниботов, как багровый убийца, стоящий перед ним, просто не бывает.

Но вот он освободил руку, и обернулся к лейтенанту. Красная щель визора почти не видна на багровом забрале омнибота, однако Гостегард мог поклясться на чём угодно, что тот смотрит сейчас прямо на него. Пилот и машина омнибота единое целое, и в их взгляде Гостегард читал лишь одно — свою смерть.

Он успел дать короткую очередь, но нервы сдали — снаряды из винтовки летели куда угодно, только не во вражескую машину. А тот сократил дистанцию привычным скачком, и вырвал оружие из рук робота Гостегарда. Лейтенант попытался защищаться — он и сам неплохо владел приёмами рукопашного боя. Как и всех кадетов Югенда его учили не только стрелять, но и драться — в том числе и без оружия. Но на его слабую попытку противник ответил привычно быстро и жестоко.

Через минуту дисплей в кабине робота был разбит, сама машина почти не слушалась рукояток управления, на треснувшей панели мигали почти все аварийные маячки, а те, что не горели были попросту разбиты. Сам лейтенант висел на ремнях пристёгнутый к креслу. По лицу его стекала кровь из разбитой брови. И всё равно он нашёл силы поднять робота и встать в боевую стойку.

Три стремительных удара — в грудь, в живот, снова в грудь — заставили его покачнуться. От четвёртого он закрылся скрещёнными руками. На контратаку не хватило ни сил, ни времени. Робот отзывался на движение рукояток управления всё хуже и хуже. Колено омнибота врезалось в бок, круша броню. Машина Гостегарда упала на землю. Он поднял голову, но лишь для того, чтобы увидеть на треснувшем дисплее летящую прямо в него стопу.

Первым, что увидел Фей, открыв глаза, было лицо малышки Мидори. Она сидела над ним, пристально вглядываясь, как будто знала, что он скоро должен прийти в себя. Он тут же попытался сесть, но девочка удержала его, положив руку на грудь. Только тогда Фей понял, насколько слаб — даже пятилетнему ребёнку оказалось под силу удержать его в постели.

Мидори ушла, а через минут пять, не больше, явился сам доктор Узумо. Он молча склонился на Феем, зачем-то включил мощную лампу, отчего юноша скривился, однако доктор жестом велел ему не закрывать глаз.

— Это важно, — только и сказал он, и тон его был таким, что Фею оставалось только морщиться от бьющих в лицо лучей. Спорить с Цитаном, когда он говорит так, было попросту бесполезно. — Всё в порядке, — заявил, наконец, доктор, выключая лампу.

— Но я же не могу и пальцем шевельнуть, — возразил Фей, и стоило ему заговорить, как он понял, что язык едва ворочается во рту. Произносить слова членораздельно было очень тяжко.

— Слабость скоро пройдёт, — ответил доктор. — Тебе нужно ещё немного поспать, и завтра утром будешь, как новенький. Гарантирую.

Он вообще любил это слово — «гарантирую». И все знали, если доктор Узумо сказал так, он полностью уверен в себе. Вот только на сей раз Фея оно отчего-то совсем не успокоило. Было во взгляде Цитана нечто такое, что заставляло юношу сомневаться в его словах. На дне как обычно добрых и немного печальных глаз доктора Узумо плескалось чуть больше горести, чем бывало даже когда он оказывался бессилен. А это случалось крайне редко.

— Что со мной, Цитан? — решил настоять на своём Фей. — Я же ничего не помню…

— Я нашёл тебя лежащим без сознания на окраине деревни, — пожал плечами доктор, — и принёс домой. С тобой всё в порядке, но, наверное, нервная травма, вызванная… — Он замялся, а Фей не стал уточнять чем именно. Он всё сам отлично понимал. — В общем, тебе нужен сон, чтобы слабость прошла окончательно. А когда поправишься, мы поговорим о том, что делать дальше.