Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ) - Беренцев Альберт Страница 41

Цветметов не знал, сколько длилось это последнее странное видение. Может быть меньше секунды, а может быть тысячелетия.

— Вечность. Линейность. Новое. Возвращение.

Цветметов снова стоял посреди залитой синеватым светом кухни. Странно, но баночка теперь успокоилась. В ней больше не было ни гнева, ни страха. Она была холодна и равнодушна. Баночка транслировала видения чуждой тундры, ледяной и безжизненной.

— Я не знаю, что все это значит, но это полный пиздец, — заявил Цветметов, — А ты убьешь того мужика с собакой? Ну, вора, или как там его...

Ответом был образ сытого ребенка, отталкивающего материнскую грудь полную молока.

— Нет.

— Хули нет-то? — удивился Цветметов, — Ты же его ненавидишь, нутром чую.

Но баночка предпочла сменить тему разговора, она вывалила на Цветметова длинный поток образов.

Люди вырывали из обветшалых стен города ядовитую траву, занесенную ветром из тундры. Отправляющийся на войну юноша встал на колени перед девушкой, и та прочитала над ним защитное заклинание. Мать баюкала плакавшего ребенка в юрте. Двое мужчин в ярости бросились с копьями друг на друга. Люди в круглых домах собирались на праздник в храм. Ребенок сложил на берегу ледяного океана силуэт человека из гальки. Над тундрой наступила ночь, и зажглись яркие звезды. Старуха возле костра. Умирающий волк в тундре. Караван купцов с косматыми зверями, тащившими костяные повозки. Маленькая дикарка показывает мальчику грудь с вставленным в сосок железным кольцом. Мать провожает сына на первую в его жизни охоту. Все это одновременно вошло в сознание Цветметова, складываясь во фразу:

— В городе яд. Но я защищу тебя, не бойся. Ты будешь защищен до того дня, когда ты вступишь в противоборство с Черным Человеком. Тогда ты умрешь. Сейчас мне нужна та вещь, я показал ее тебе. Иди.

Последний образ был бессловесным, Цветметов снова увидел тот предмет из видения с Коляном возле магазина — нечто размытое, что лежало в траве.

— Так ты хотя бы скажи, что это за хуйня, которая тебе так нужна. А то вдруг я принесу не то. И можно я еще прихвачу с собой парочку анисовых? Анисовая же не обязательно разобьется, как в том видении? Будущее же можно изменить? Или нет? И кто потащит ящик, если Коляна подстрелят, у меня хребет слабый, я не донесу...

Баночка молчала.

Прошло несколько секунд, и Цветметов забеспокоился.

— И вообще, что ты такое? Ты так и не представилась. Ты же не бабкино соленье на самом деле? — проявил догадливость Цветметов.

Баночка молчала.

К Цветметову снова вернулось ощущение, что у него просто белочка, а его беседа с рассолом и видения — типичные и характерные для таких случаев глюки.

Неожиданно в дверь настойчиво постучали. Цветметов вздрогнул.

— Все, санитары. Ща запакуют, падлы.

Баночка никак не отреагировала ни на стук в дверь, ни на слова Цветметова, плававшие в ней на поверхности черной жидкости кусочки перестали мерцать, теперь они казались Цветметову темно-фиолетовыми. Стук в дверь повторился.

— Кто там?

— Да Колян это, ну. Открывай. Ты там с бабой что ли?

Цветметов открыл дверь и увидел на освещенной синим сиянием лестничной площадке удивленную рожу Коляна.

— Здорово. Ты почему дома сидишь? — удивился Колян.

Колян удивлялся всегда и всему — солнцу, дождю, весне, зарплате, водке, отсутствию водки и даже очередной годовщине Октября, как будто годовщина была чем-то нежданным и внезапным. Коляна удивляли даже такие обыденные вещи как очереди за водкой или отсутствие денег на нее. Мать Коляна была запойной алкоголичкой, а в роддоме старенькая медсестра уронила Коляна на пол и наступила на него ногой. Видимо с тех самых пор на лице Коляна и застыло навечно выражение крайнего удивления происходящим вокруг.

— А где я должен быть? — недовольно ответил Цветметов, — В райкоме? Два часа ночи, Колян.

— Почему два? — удивился Колян, — Еще только час.

Цветметов вынужден был согласиться, в отличие от Цветметова у Коляна часы были.

— Ты что в окно не смотрел? — удивился Колян

— А че я там не видел?

Колян неопределенно помахал в воздухе рукой. Судя по всему, он указывал Цветметову на синее сияние, слабо мерцавшее на стенах подъезда.

— Видал? — сказал Колян, — Там в институте что-то протекло. Военные город эвакуируют.

— И?

— Что «И»? Пошли алкогольный обнесем! Ментам сейчас не до нас. Тем более, что при таких раскладах магазин завтра в два не откроется, так что действовать нужно оперативно, прямо сейчас.

— Ну не знаю... — промямлил Цветметов.

— Как не знаешь? — опешил удивленный Колян, — Ты выпить хочешь?

— Очень, — признался Цветметов, — Но, бля, Колян, тут такое дело... Короче, тебя солдаты застрелят, и ты упадешь еблом прямо в ящик анисовой. Рожа у тебя будет вся в стекле и крови, и, короче, ты сдохнешь.

— А ты откуда знаешь? — удивился Колян, — Тоже мне, прорицатель нашелся. Смотри сюда и впитывай. Во-первых, диспозицию военных я уже изучил по пути сюда, эвакуации или комендантского часа пока что официально нет, граждане дрыхнут. Во-вторых, район «двадцатки», где расположена интересующая нас улица Веры Фигнер и конкретно являющийся нашей целью магазин на ней, военные оцепили, никого не впускают и не выпускают. Но в оцеплении у них дыра, в районе гаражного кооператива, там развезло после дождя, и они видимо не смогли туда доехать. Так что гаражами войдем — гаражами выйдем. Все сделаем быстро и чисто, как в фильмах про северокорейский спецназ. Ну и в-третьих, кто же в нашей ситуации будет брать анисовую? Хапанем ящик столичной — и по газам.

Речь Коляна заставила Цветметова засомневаться в реальности видения, показанного ему бабкиной заготовкой. Особенно мощным был аргумент про анисовую.

Действительно, в видении была именно анисовая, в таких вещах Цветметов ошибаться не мог, но с другой стороны — ни он, ни Колян никогда бы не взяли в здравом уме в магазине анисовую. Точнее взяли бы, но от безысходности, в качестве бесправных советских покупателей, а грабитель — это совсем другое дело. Грабитель анисовую брать не будет, он возьмет «Посольскую», в крайнем случае — «Столичную».

— Ладно, Колян. Только ответь мне сперва на один вопрос. Только честно. Предположим, это последний день твоей жизни. Что бы ты сделал?

— Как что? — удивился Колян, — Магазин бы грабанул, конечно же.

— Решено. Пошли.

Перед тем, как выйти из квартиры, Цветметов бросил взгляд на кухонный стол, кусочки на поверхности черной жижи в банке мерцали.

Хрулеев: Клетка, кол и нории

10 октября 1996 года

Балтикштадтская губерния

Хрулеев старался не смотреть на две вещи — на железный кол и на клетку.

В воздухе витала атмосфера тревоги, собравшиеся на площади среди строений элеватора испуганно и тихо переговаривались.

Хрулеев впервые был на общем собрании германцев, но он уже знал, что сам факт собрания не сулит ничего хорошего.

Собрание было объявлено неожиданно сегодня утром, и теперь на центральной площади лагеря собралось несколько сотен германцев. Здесь были все, кроме рабов и несущих вахту по периметру лагеря часовых.

В огороженном колючей проволокой Центральном отсеке лагеря Хрулеев до этого дня не был ни разу. Шестнадцатых градусов, одним из которых был теперь Хрулеев, сюда пускали только в дни общих собраний. От недосыпа у Хрулеева трещала голова, рана в промежности дергала и зудела. Он старался не смотреть, но проклятые кол и клетка притягивали к себе взгляд как намагниченные.

Железный кол, остро заточенная огромная арматурина высотой в два человеческих роста, помещался в самом центре площади. Кол был вкопан в землю, от дождя его защищала проржавевшая крыша, поддерживаемая четырьмя железными опорами. Вероятно, германцы собрали это сооружение из деталей, отвалившихся от элеватора.

Больше всего кол напоминал традиционную для советских районных центров чугунную новогоднюю елку. Хрулеев в свое время много ездил по стране и насмотрелся на такие елки. Елки обычно располагались на центральных площадях городков и поселков рядом с памятником Ленину. Впрочем, в 1991 году всех Лениных отправили на переплавку, а четыре года спустя опустевшие постаменты стали занимать чугунные статуи дарующего детям мира Гриб Президента со стаканом.