Дмитрий Медведев - Тень над небесами Страница 5

Леха протянул мне сигарету и, пока я возился с зажигалкой, отдернул штору, потянулся к оконной ручке да так и застыл, с кислой улыбкой наблюдая, как я стою и глазею с раскрытым ртом на законный пейзаж.

Хмурое облачное утро без единого лучика солнца, уходящая вдаль серая лента дороги с унылыми высотками по бокам, и ни души вокруг, лишь яркий-яркий свет вдалеке, столбом стремящийся вверх. Его источник находился где-то в Старом Городе, отсюда я мог безошибочно это определить.

Низкие дождевые облака над исторической частью Гданьска горели бледным желтым огнем, как будто в них снизу посветили очень мощным фонарем с диаметром, какого в нашем мире не существует. Густая струя света уперлась в потолок туч, расплескивая по ним свое сияние на сотни метров. Это было невероятное зрелище. По красоте, наверное, не уступало северному сиянию.

Я перевел взгляд на Леху, но тот не мог ничего объяснить, только многозначительно смотрел на менч, продолжая все так же невесело усмехаться.

— Мама дорогая, — прошептал я.

— Это они, — кивнул друг и помрачнел окончательно. — Суки…

Руку обожгло болью — я совсем забыл про наполовину истлевшую сигарету, и горячий пепел, устав держаться на весу, посыпался вниз. Мои трепыхания вернули Леху в реальность. Он быстро открыл окно, и я смахнул остатки пепла с сигареты туда, дуя на обожженное место.

Одновременно с утренним холодком в комнату проник далекий, еле различимый звук. Я хотел спросить Леху, слышит ли он его, но друг жестом велел помолчать. Он тоже вслушивался.

— Да, Димыч, они еще ночью эту свою песню затянули. Я закрыл окно. А потом стал надеяться, что мне почудилось. Но, видимо, нет. Это зомби.

— Ну, а кто ж еще? — я прислушался, а потом с облегчением добавил. — Хорошо, что эта какофония больше не в наших головах… Если закрыть уши — ничего и не слыхать. Пусть лучше остается снаружи.

— И звук совсем другой, — согласился Леха, тоже несколько секунд послушал и повернул ко мне изумленное лицо. — Странная такая музычка, да? Не то вокал, не то инструмент какой, ну, в который дуют… Жуть, словом. Нет, хорошо, что я ночером не стал прислушиваться, одному трудно такое вынести.

Я кивнул и умолк, то же сделал и Леха. Вой пробирал до костей, создавая ни с чем не сравнимое чувство дискомфорта. Представьте, что по всем сосудам организма пустили слабый разряд, и вы получите приблизительное представление.

Мелодия, производимая зомби, отличалась, мягко говоря, своеобразием. Она то долго лилась на одной ноте, то вдруг быстро менялась, ненадолго обрастала неуловимым для разума рисунком и вновь скатывалась к монотонной тянучке. Несмотря на то, что я был посредственно знаком с музыкальной теорией, меня не покидала уверенность, что они поют на одной из самых нижних октав, что способно различить ухо человека, изредка взбираясь на одну-две октавы повыше. Или же мы слышим только «верхушку», а остальное остается за пределами слухового восприятия.

Я вспомнил, как после встречи с зараженными на подъезде к Гданьску название «зомби» показалось мне отжившим свое. Какие это к черту зомби? Они больше не имеют ничего общего ни с нами, ни вообще с чем-либо, что людям только доводилось видеть, даже в кино. Они — чужие, инородцы, даже пришельцы, как угодно. Хотя, тот же Леха наверняка продолжит по инерции называть их зомби, ему уж точно не хочется морочить себе голову придумыванием новых названий, так почему этим должен заморачиваться я? Зомби и зомби, какие уж есть. А других и не будет.

Чужаки исторгали из себя басовые частоты с такой слаженностью, какой бы мог позавидовать любой хор. Это у них выходило лучше всего, басы прекрасно заполняли панораму, не оставляя свободного места.

Мы, конечно, наслаждались потусторонним искусством издалека, но что-то подсказывало мне, что и вблизи ни я, ни Леха не нашли бы, к чему придраться. И не успели бы найти, в момент свихнувшись.

— Они как киборги, — посмотрел я на Леху. — Биороботы настоящие, со стопроцентной дисциплиной. Такой даже у греческой фаланги не было.

Леха уныло кивнул — его раздражало все непонятное — и тут постучали в дверь. Мы разом повернулись на стук. Леха ткнул меня в бок — давай, мол, скажи что-нибудь, попроси обождать. Но я не успел.

В комнату вошла приятная женщина лет пятидесяти с крашенными светлыми волосами до плеч и большими зелеными глазами. Она была закутана в бледно-розовый домашний халат, а на ногах носила смешные тапочки в виде двух довольно улыбающихся собачьих морд.

— Добрый день, меня зовут Барбара, — улыбнулась она и протянула мне руку.

— Дмитрий, очень приятно.

— Твой друг, — женщина кивнула на Леху, — сказал, что ты говоришь по-польски.

— Да, я учился здесь неподалеку.

— Да? Как здорово! То есть… — Барбара вдруг осеклась, силясь подобрать нужные слова, но отведенные рамками приличия секунды растаяли и она сдалась. — Хм, неважно. Я хотела позвать вас на завтрак, ребята. А потом, кажется, мы покидаем этот дом. За столом все обсудим.

— Большое спасибо, — кивнул я. — Сейчас будем.

Едва Барбара захлопнула за собой дверь, как Леха накинулся на меня с расспросами.

— Говорит, сейчас пойдем завтракать и за столом что-то важное обсудим. Уезжать будем, и, похоже, прямо сегодня.

— Ладно, пошли на кухню. Только, Димыч, штаны надеть не забудь, — Леха заржал и хлопнул меня по спине.

Я только что понял, что предстал перед хозяйкой дома в трусах и футболке. Давненько я не краснел от стыда, хоть ничего из ряда вон выходящего и не случилось. Так, небольшое недоразумение. Да и мне, контуженному, можно подобное простись.

За столом уже собралась вся семья — Барбара, ее муж, сын, почему-то весь седой и с распухшей губой, и дочь. Нет, не дочь — девушка сына, точно, вон, за руки держатся и щебечут о чем-то.

— Садитесь, — Гжегож, крепкий мужчина с большим носом и широченными ладонями отодвинул нам стулья.

Чтобы уместить внезапно увеличившуюся компанию, хозяевам пришлось отодвинуть стол от стены и поставить его в центре небольшой кухни. Худо-бедно все расселись, и Барбара начала разливать кофе и чай.

— Дмитрий, — я протянул руку сперва Гжегожу, потом его сыну.

Тот ожидаемо замялся, но под не терпящим возражений взглядом отца с неохотой ответил приветствием и представился.

— Томаш.

— Наталья, — улыбнулась девушка. Она, кажется, была свободна от национальных предрассудков.

Не красавица, но вполне приятная и дружелюбная, с большими добрыми глазами. Интересно, что она нашла в этом имбециле? Нет, я, конечно, тоже бесконечно далек от Бреда Питта, но такая девушка вполне могла бы найти себе парня не только симпатичнее Томаша, но и значительно умнее, благо это совсем не трудно.

Между мной и Томашом мигом вспыхнула неприязнь. С его стороны она носила главным образом межнациональный характер, а с моей — человеческий. Эти тупые глаза навыкате и нарочито хамские манеры неуловимо напоминали кого-то из моих давних знакомцев, быть может, что еще со школьной скамьи. В любом случае, человек он премерзкий, и это бросается в глаза уже при первом знакомстве. Зато Леха его угостил на славу, вон губища-то как раздулась, любо-дорого посмотреть. Благодаря Томашу и мне наша небольшая и не очень дружная компания со стороны выглядела сборищем разносортных маргиналов или просто большой неблагополучной семьей, где получать тумаки от посторонних было делом привычным, не вызывающим особого интереса.

Если Томаш показался мне кретином, то Гжегож и Барбара вызвали прямо противоположные чувства. Они так и излучали доброту и покой. Сразу видно, что они очень любят друг друга, и делают это искренне. К нам они тоже относились очень любезно, как к гостям, и это не смотря на то, что понятие «гостеприимство» успело превратиться в историзм. Серьезно, ну с какой стати кто-то захочет приютить двух непонятных иноземцев в такой ситуации, когда опасностей и так хватает? Только человек с большим сердцем.

— Ну, Дмитрий, расскажите нам свою историю, — попросил Гжегож, намазывая масло на поджаренный хлеб. — А мы поделимся нашей.

Я кинул взгляд на Леху. Тот ничего не понимал, но это не мешало ему с наслаждением уплетать бутерброды с чаем и, в свою очередь, выжидающе глазеть на меня — мол, ты прикрой пока, а мне подкрепиться бы. Ладно, пора брать слово, хоть и, чую, без завтрака останусь.

— История наша не очень долгая, но, кажется, интересная, — я набрал в грудь воздуха и, пробежав быстрым взглядом по явно заинтересованным лицам собравшихся, начал свое повествование.

Глава 3. Дама с собачкой

Лишь спустя полтора часа Виктор понял, что выбрал не ту дорогу. Точнее, выбирать особо не приходилось, он и так еле вырвался, весь в мыле, какой уж там спокойно думать. Но теперь, когда опасность осталась позади, требовалось скорректировать курс — время нынче дорого.