Творя божественное зло (СИ) - Сапожников Борис Владимирович Страница 51

— Пелополис слишком велик, чтобы надёжно перекрыть его, — ответил Сигурд. Он снова вернул на лицо привычную повязку. — Времена, когда он был окружён стенами, прошли, и теперь есть тысяча и одна дорога, ведущие отсюда. Все не перекроют.

Так оно и оказалось — спустя несколько часов он покинули город и тем же неторопливым шагом направились к месту встречи с «Фенриром». Они шли по песку, утопая в нём ногами. Песок жёг ступни и голени, но никто не жаловался — вообще беглецы вышли в пустыню в такое время, когда туда никто в своём уме не суётся. Но на этом и строился расчёт Сигурда.

— Пусть считают, что мы не покинем город до вечера, — сказал он, и Фей был с ним согласен, как бы тяжко им сейчас не приходилось.

Несмотря на протесты, правда довольно вялые, мужчины попеременно несли Марго на спине. Девушка не могла идти с ними в одном темпе, а время на чудовищной жаре было дорого — каждый лишний шаг, каждая проведённая под палящим солнцем минута, выпаривали из тела воду. А запастись ею в достаточном количестве беглецы просто не могли, не вызвав подозрений.

— Думаете, мы вырвались? — спросила Марго у Сигурда, когда он нёс её.

— Нет, — устало покачал головой тот. — Настоящие сложности ещё впереди. Мало сбежать с тобой из Пелополиса, надо ещё и добраться до Нисана, а уже куда сложнее. Думаю, ты и сама понимаешь.

Девушка кивнула, даже не подумав, что Сигурд не увидит её жеста, но тому и не требовалось.

Наконец, когда ноги у всех уже подгибались от усталости, каждый шаг давался с трудом, губы запеклись, а глаза почти не открывались и перед ними плыла дымка от жары, бархан вдруг вспучился, будто на поверхность поднимался песчаный левиафан. Однако спустя минуту беглецы обессиленно опустились на колени. Макс, на чьих плечах ехала тогда Марго, попытался не дать ей слезть, но она легко скинула его руку и освободилась. Никогда ещё ни один из них не был так рад видеть громаду «Фенрира», вырастающего из песка.

— Спасены, — просипела Марго, как будто позабыв о недавнем разговоре с Сигурдом.

Но Фей понимал, что впереди их ждёт…

Глава девятая. Наковальня войны

«Фенрир» двигался так быстро, как только мог. Команда работала, что называется, на износ, гоня крейсер вперёд. Скрываться теперь смысла не имело — ведь за ними охотится Геблер, за которым стоят все силы и сверхтехнологии Солярианской империи. Можно погрузиться в песок на максимальную глубину, но сверху их всё равно найдут, как отыскали после рейда на Дэзил. А под песком «Фенрир» сильно терял в скорости.

Макс и Сигурд почти всё время проводили на мостике, а спали в кают-компании, где им поставили походные койки. Фей сразу же присоединился к ним. После эвакуации пиратской базы крейсер был переполнен семьями песчаных разбойников, и юноша с доктором уступили свою каюту женщинам и детям. Когда коридоры и помещения «Фенрира» пускай и ненадолго, превратились в подобие каких-то трущоб с развешенными между переборками верёвками для белья и носящимися всюду детьми, для которых это стало грандиозным приключением, члены экипажа вспоминали с содроганием. Большая часть семей покинули борт крейсера в Присе, а оставшиеся растворились в не самых почтенных кварталах столицы Аве. Теперь о той поре ничего не напоминало.

Однако Цитан так и поселился в лазарете, поставив койку за ширмой. Работы у него было более чем достаточно. Сначала раненные в битве, а после пострадавшие от несчастных случаев, а их с каждой пройденной «Фенриром» лигой становилось всё больше. Если так гнать песчаный корабль, то рано или поздно не выдержат и люди, и машины. Фей же так и остался в кают-компании, где спать на походной кровати было ему как-то удобней, нежели в пустой каюте. Наверное, ещё и скверный сон, приснившийся накануне спасения Марго, был виноват в том, что юноша не хотел оставаться там на ночь. Особенно если Цитана рядом не будет.

На мостике Фей проводил немало времени просто от нечего делать. Не будучи членом экипажа он всю дорогу оставался предоставлен самому себе. Какое-то время он посвящал тренировкам, нередко проводя спарринги с оставшимися бойцами абордажной команды. Довольно быстро оказалось, что в рукопашной схватке мало кто может противостоять ему. Все они привыкли сражаться с оружием в руках — карабинами с примкнутым штыком, абордажными палашами или топорами, на худой конец с ножом, но чтобы голыми руками, нет таких бойцов среди последних абордажников «Фенрира» не нашлось.

— Я думал тебя учил драться доктор, — сказал их командир, которого все называли не то по имени, не то по прозвищу Барка. Обращались к нему по имени, но капитаном, как покойного Симбакку, никто не называл. — Но манера у тебя своя. Я видел что-то похожее на вашу технику. К нам в полк ненадолго затесался шеватский шпион — вот кто так же дрался, как вы с доктором.

— Но ты говоришь, что у дерусь иначе, — пожал плечами Фей. В очередной раз уложив на пол Барку, он почти не вспотел. Командир абордажников не был лучшим бойцом среди них, однако юноша понимал, что для того, что руководить людьми нужно уметь не только крушить кулаками вражеские черепа.

— Да, иначе, хотя вас словно учили в одном месте, — пожал плечами Барка. — Это сложно объяснить.

Он развёл руками, показывая, что словами объяснить свои ощущения от схватки с Феем не может.

Цитан несколько раз заглядывал в тренировочный зал, каждый раз после особенно обидных неудач в госпитале, закончившихся смертью пациента. Не важно мог ли доктор спасти его или нет, он всегда винил в гибели себя, и приходил на тренировку абордажников, чтобы выпустить пар. Ему самому было немного стыдно, однако Цитан понимал, что только так может погасить негативные эмоции, захлёстывающие его после каждого такого случая. Самые продолжительные спарринги у него были, конечно же, с Феем — и на их схватки собирались посмотреть все, кто в тот момент находились в зале.

Стремительный обмен ударами рук и ног между доктором и юношей оказался завораживающим зрелищем. Временами он напоминал изысканный танец, когда каждый из партнёров знает свою партию, а каждый шаг отточен до сотой доли соля. Иногда же это было столкновение вихрей, в котором лишь самые опытные абордажники могли разглядеть движения рук и ног, а фигуры обоих поединщиков становились размытыми, как на скверной киноплёнке. Такие отчаянные схватки заканчивались очень быстро, и почти никогда не обходились без крови. Разбитый нос, рассечённая бровь, сорванные из-за промаха и удара в палубу или переборку костяшки пальцев. Однако именно такие короткие поединки заставили бывалых абордажников уважать не только доктора, но и юнца, который легко отправлял любого из них на палубу. После первой же никто из абордажников не мог сказать, что всё дело в том, что парень умеет драться без оружия, а их этому не учили. Они все увидели каково это, когда он дерётся в полную силу.

Лишь на третий день пути Фей решился задать Сигурду вопрос, который давно уже не давал ему покоя. Юноша слишком боялся выставить себя дураком перед новыми товарищами, с кем недавно прошёл через более чем серьёзные испытания.

— Почему «Фенрир» так рвётся на север, к границе с Алимарисом? — спросил он. — Ведь чем ближе к северу, тем хуже будет покров для «Фенрира». Песок сменится скалами, а по ним крейсер двигаться не может.

— Если взять сильнее к западу, ближе к Акве, то есть небольшой язык пустыни, обходящий горы, — ответил Сигурд, — по самому берегу.

— Нас же именно там и будут ждать.

— Я же говорил Марго, что настоящие сложности впереди, — усмехнулся Сигурд, но в улыбке его не было ни капли веселья.

Мостик «Кефайнзеля»

Вице-адмирал Вандеркаум очень не любил ждать — даже когда был в роли паука, сидящего в центре паутины и ждущего, когда неё попадёт муха. Очень жирная муха, за которой он охотится очень давно.

Когда на связь вышел сам маршал Геблера и отдал приказ «Кефайнзелю» немедленно передислоцироваться в приморский район границы между Аве и Алимарисом, Вандеркаум отнёсся к этому едва ли не с настороженностью. Как и все офицеры, особенно высшие чины флота бывшего королевства, он очень не любил, когда ему прямо приказывали что-то делать. Главнокомандующего после смещения короля в Аве не было и генералитет оказался предоставлен самому себе, генштаб сохранился как сугубо декоративный орган, который ничего не решал, однако именно через него и шли приказы армии и флоту Аве. Отдавали их наверху, но на сей раз из-за срочности Размус решил подобными формальностями пренебречь.